Юрий Смолич - Рассвет над морем
Жила пожал плечами.
Григорий Иванович крикнул сердито:
— Не мнись! Чего мнешься? По сто голов на каждую саблю. Так и хлопцам скажи: не имеет права никто погибнуть, пока не срубит сто интервентских голов. А погибнет один — на другого будет двести. Таков мой приказ. И, клянусь, сам триста срублю. Веришь?
— Верю, Григор.
— У-у-у! Дай только мне до них добраться!..
Подбежал Сашко, держа в руках офицерский френч с погонами ротмистра и офицерскую фуражку.
Не слезая с коня, Котовский снял тужурку и надел френч. Френч был черный с шевроном корниловского полка «черных гусар». Галифе на Котовском были малиновые, фуражка на бритой голове сдвинута набок. Сашко подал маузер, Жила — две гранаты-лимонки. Гранаты Григорий Иванович рассовал по одной в карманы.
И сразу же дал шпоры коню.
Конь сделал огромный прыжок, точно хотел сбросить седока. Все отпрянули.
— Не балуй! — крикнул Григорий Иванович, укорачивая поводья и сжимая коня шенкелями. Конь сразу смирился и стал как вкопанный. Григорий Иванович нежно потрепал его по шее: — Го-ля, го-ля! — и тихо тронул поводом. Конь побежал рысью по тропинке.
Очень ладно сидел в седле Григорий Иванович — ровно, крепко, даже на рысях, казалось, был слит с конем воедино.
Еще минута, и всадник исчез за ивняком. Несколько мгновений слышался мягкий топот по грунту луга, хлюпнула вода под копытом, и все затихло.
Котовский пришпорил коня, взлетел на бугор, оглянулся назад, увидел синюю ленту Днестра в плавнях, а дальше бескрайный плес лимана, крепче надвинул фуражку на лоб, пригнулся к луке и снова дал шпоры коню. Конь полетел галопом.
Котовский мчался во весь карьер и уже минут через сорок в правой стороне, за степью, увидел сине-черный простор бушующего моря. Шторм уже стих, однако волны еще вздымались. Но отсюда, за много километров от берега, они казались неподвижными, словно отлитыми из каленой стали.
3Шторм стих еще утром. Генералы сели в катер и отплыли к берегу, но полковник Риггс и полковник Фредамбер до сих пор не закончили допрос Ласточкина.
Когда генералы ушли, полковник Риггс — черный, обросший за эту бессонную ночь густою синею щетиной — утомленно сказал:
— Ну вот, теперь мы с вами начнем настоящую беседу. Вы выдержите еще часок-другой?
— Пожалуйста, — ответил Ласточкин, — я выдержу сколько угодно. — И иронически добавил: — Согласитесь, что я в лучшем положении, чем вы. Вы все время говорите, а я молчу. Молчать ведь легче…
Риггс слушал, понуро глядя на Ласточкина. Лишь иногда его толстые губы кривила злая усмешка. Он отыскал в углу свое кепи и снова надвинул себе почти на нос: может быть, под тенью козырька он рассчитывал спрятать выражение глаз — утомленных и злобных. Галстук Риггс снял, воротник расстегнул и теперь — в этом кепи, в рубашке с расстегнутым воротом, в охотничьей тужурке, бриджах и крагах — был очень похож на гангстера из американского кинофильма.
— Так вот, — сказал Риггс, — вопросов будет три. Задавать все подряд или по очереди?
— Давайте уж подряд, — ответил Ласточкин.
— Первый: фамилии членов областкома и Военно-революционного комитета. Второй: их адреса и вообще адреса всех коммунистов, какие только можете припомнить. Третий: явки. Их вы, безусловно, помните все: адреса явок никогда не записываются, а заучиваются наизусть. Вот! Для начала все.
Фредамбер бросил из своего угла:
— У меня тоже есть три вопроса.
— Давайте! — согласился Риггс.
— На какой день назначено восстание? Каковы вооруженные силы подполья? Как осуществляется связь с наступающими частями Красной Армии и с партизанами?
Ласточкин удовлетворенно улыбнулся: значит, им ничего не известно!
Риггс искоса взглянул на Фредамбера.
— А фамилии французских матросов и солдат, имеющих связь с повстанкомом, вас не интересуют, полковник?
— Еще бы! Я приготовил это для другой серии вопросов.
— Валяйте сразу, — предложил Риггс.
— Тогда еще три: фамилии французов, имеющих связь с подпольем; на какие команды французских моряков вы больше всего рассчитываете; предусматривается ли по плану восстания использование и французских солдат?
Ласточкин недоуменно смотрел на своих следователей. «Что они, действительно дураки, — думал он, — или только прикидываются и все это только трюк? Перед началом допроса расписываются в том, что ничего не знают! И неужели они такие идиоты, что рассчитывают получить ответ?»
Ласточкин все еще был на ногах. Он простоял целую ночь, ноги у него гудели, ныла поясница, перед глазами мелькали темные круги.
Риггс сказал:
— Ну вот, три раза по три: три раза по три вопроса. В конце концов это все, что нам нужно от вас. Вы хорошо запомнили вопросы?
Ласточкин кивнул.
— Тогда отвечайте.
— Я сяду, — сказал Ласточкин. Он пододвинул к себе ногой кресло, в котором раньше сидел генерал д’Ансельм, и сел между Риггсом и Фредамбером. Как приятно было вытянуть занемевшие ноги!
Риггс исподлобья посмотрел на Ласточкина, вынул пачку сигарет и начал закуривать.
— Отвечайте!
— Я тоже закурю, — сказал Ласточкин и взял сигарету из пачки Риггса.
Риггс промолчал, но спички не подал. Он закурил и положил спички в карман. Ласточкин протянул руку.
— Дайте спички.
— Идите вы к черту! — огрызнулся Риггс, однако вынул и подал коробок.
Ласточкин не спеша достал спичку, зажег ее и прикурил. Потом поискал глазами пепельницу. Пепельницы не было, и он аккуратно засунул обгорелую спичку назад в коробок, затем подал его Риггсу. Но когда Риггс протянул руку, он вдруг опять открыл коробок. Рука Риггса повисла в воздухе, а Ласточкин разделил спички на две равные части: одну часть оставил в коробке, другую сунул себе в жилетный карман. От коробка он отломил бочок и тоже неторопливо спрятал туда же. Риггс хмуро следил за руками Ласточкина.
Ласточкин глубоко затянулся, закашлялся, так как почти никогда не курил, и пустил струю дыма в низкий потолок каюты.
— Ну? — поторопил его Риггс.
Но Ласточкина вдруг заинтересовало лицо Фредамбера, которое стало нервно вздрагивать.
— Скажите, полковник, — обратился он к нему, — это у вас еще во Франции началось или уже тут, из-за всех этих хлопот с нами, приобрели?
Фредамбера передернуло. Риггс осатанел.
— Слушайте! — заорал он. — Будете вы отвечать?!
Ласточкин поморщился и прикрыл ухо ладонью.
— Тише, пожалуйста. Я не выношу крика…
— Я тоже, может быть, кое-чего не выношу! — крикнул Риггс, однако немного понизил голос. — И мое терпение может лопнуть…
Ласточкин пожал плечами.
— Я не напрашивался к вам. Приходится меня терпеть.
Риггс уставился на него бессмысленным, свирепым взглядом.
А Ласточкиным владела одна мысль: «Они не знают ничего и всеми средствами будут вымучивать ответы на эти вопросы. Они не убьют меня сразу, о нет! Они будут вытягивать из меня жилы в надежде любой ценой добыть эти сведения. Но я не скажу. Они ничего не узнают. И надо тянуть все это как можно дольше. Восстание должно начаться через неделю, но, может быть, уже через пять дней партизаны и Красная Армия подойдут к городу. Надо тянуть! Выдержу ли я пять дней или неделю? Должен выдержать. Это единственное, что осталось у меня из всех способов борьбы».
Риггс прорычал, через силу сдерживая злобу:
— Вы решили издеваться над нами?
Ласточкин поднял на него ясные, невинные глаза.
— О, что вы! В таком положении, как мое…
— Отвечайте на вопросы!
— На все сразу или на каждый в отдельности?
Риггс заскрипел зубами.
— Фамилии членов Ревкома?
Ласточкин подумал минуту. Затем не спеша произнес:
— Николай Ласточкин…
И остановился. Риггс и Фредамбер смотрели на него. Снова проползла минута. Риггс барабанил пальцами по подлокотнику своего кресла.
— Ну? Ласточкин — это мы знаем. Дальше…
Ласточкин сосредоточенно курил.
— Дальше! Григорий Котовский?
Ласточкин всплеснул руками:
— Ну что вы! Котовский даже не большевик. Так себе, какой-то легендарный экспроприатор… Вы сами прекрасно знаете, что он не член партии большевиков. Ваша разведка работает чудесно, — любезно улыбнулся он Риггсу.
Риггс кашлянул. На всякий случай он решил сделать вид, что разведка действительно работает чудесно и о том, что Котовский не принадлежит к партии большевиков, он тоже знает.
— Ну, хорошо, — сказал он нетерпеливо. — Котовский. Дальше?
— Нет, — возразил Ласточкин. — Я же сказал: Котовский — нет. Да сейчас он и вообще отсутствует…
Фредамбер насторожился. Риггс переспросил:
— Отсутствует? Где же он?
Ласточкин развел руками.
— Не знаю. Вот, поверьте, не знаю. Легендарный экспроприатор — разве за ним уследишь? — Ласточкин заговорил горячо, с явным намерением завязать длинную беседу. — Поверите? Это страшная морока — иметь дело с такими недисциплинированными людьми. Вот потому я и не имею с Котовским ничего общего.
