Сергей Сартаков - Гольцы
Безусловно, в городе. Разрешите ознакомить. — Маннберг достал из кармана план окрестностей Шиверска со схематически нанесенной линией железной дороги. — Вот это город Шиверск. Он весь находится на правом берегу Уды. На левом расположена только тяготеющая к городу слобода, та самая, в которой мы пользуемся гостеприимством Ивана Максимовича. — Маннберг кивнул в его сторону. — Правый берег — сухой, высокий, с плотным грунтом из материковых каменных пород, левый — низменный, болотистый. Площадка на правом берегу вполне достаточна для будущего развития города…
Вознесенская гора не пустит, — утирая губы, заметил Федоров.
Что вы! Шиверск будет развиваться ниже, к Коб-луку, к Стрелке. Здесь можно выстроить целый губернский город.
Боком, — опять бросил Федоров.
Маннберг пожал плечами и уже коротко и безапелляционно заключил:
Мост через Уду перекинем непосредственно выше впадения речки Мары. Затем дорога выйдет правым берегом Уды на Коблук — здесь и будет построен вокзал. Будьте любезны, прекрасная Елена Александровна, налить мне еще чашку вашего чудного чая. Благодарю вас, Елена Александровна, благодарю! — И, обращаясь только к ней, Маннберг простер в воздухе правую руку. — Вы любите красоту? Каким красивым будет этот новый город! По образцу Европы. Сибирский Шварцвальд! Лучший город в Сибири! Высоко над рекой. Справа и слева горные цепи отступили, словно нарочно, только для того, чтобы дать Шиверску место. Верхняя часть города прижимается к живописным обрывам Вознесенской горы, в нижней части, над рекой, блестят разноцветные огоньки семафоров, станционных построек. Шумно дышат паровозы. Перекликаются рожки стрелочников. Кругом зеленеют прекрасные хвойные леса. Поэзия! Что вы скажете, Елена Александровна?
Да, красиво… Кушайте, пожалуйста, окорок. С горчицей хорошо. Горчица свежая.
Да… Благодарю вас.
Выходит, значит, так, — с треском кромсая зубами сдобные сухарики, высказывал свои соображения Федоров, — ежели, к примеру, мне надо получать грузы, я должен гужом ехать сорок верст до города, переправляться карбасом через реку…
Да ведь ездите же вы сейчас!
Так на кой же мне ляд тогда ваша железная дорога! Прости меня, господи! — швырнул с досадой чайную ложку и встал из-за стола Федоров.
Василев схватил его за рукав.
Постой, Лука. Мы люди маленькие. Нельзя же с каждым считаться.
Тебе ладно. Ты в городе. Счастье в рот лезет.
Мне кажется, вы напрасно волнуетесь, Лука Хар-лампиевич, — сказал Маннберг. — Купечество всегда сумеет добиться выгоды.
Так не пойдет дорога через Ук?
Не пойдет.
Это, значит, окончательно? Отрезал — и кончено?
Нельзя же менять направление всей железнодорожной трассы ради желаний и удобств одного человека! — раздраженно ответил Маннберг.
Когда хотят — и не то еще делают, — насупившись, пробурчал Федоров.
Ну вот, а я не хочу!
И ладно. Делать мне больше здесь нечего. Спасибо, хозяева, за хлеб, за соль, — пошел к дверям Федоров, обтирая выступивший на лбу пот. — А может, господин инженер, — остановился он вдруг, — вас беспокоят лишние расходы, переделка планов или чего другого, так я могу…
Нет, какая же переделка? Просто нет никаких оснований.
А вы подумайте. Бывают ошибки и прочее… Маннберг поднял брови: чего же, дескать, еще думать?
За дверью заверещала кошка, так отчаянно, что даже невозмутимая Елена Александровна вздрогнула, а Маннберг подскочил на стуле. Тотчас же раздался громовой бас:
Ха-ха-ха! — Дверь распахнулась. — Ха-ха-ха! Сидит, умывается, ха-ха-ха! Думаю: как ты будешь умываться, если на хвост тебе наступлю, ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — Вошел дородный, наголо обритый мужчина. — Елена Александровна, здравствуйте! Иван Максимович, здравствуй! Здравствуй, Лука! — всем по очереди потряс руки вошедший. — С кем имею честь? — обратился он к Маннбергу.
Маннберг Густав Евгеньевич, инженер.
Приятно! Очень приятно! Городской голова Роман Захарович Баранов.
Люся, распорядись, пожалуйста, подать прибор, — сказал Иван Максимович, придвигая к столу свободный стул. — Давно ли из Иркутска, Роман Захарович?
А вчера. Только вчера. Дела твои в суде проверил — хороши. На днях жди решения. Был у губернатора.
Ну и что?
Да ничего. Во всем оказал содействие. Встречался с высокопреосвященным Василием. Привет тебе и супруге твоей передавал.
Иван Максимович наклонил голову. Баранов повернулся к Маннбергу.
Вы по какому делу, Густав Евгеньевич, пожаловали к нам?
Вас ожидаю. Я командирован министерством путей сообщения. Изыскивал окончательный вариант железнодорожной трассы.
Так, — испытующе посмотрел на него Баранов, словно что-то вспоминая. — И кто же строит ее? Какими средствами?
Как кто? Казна. Государство.
А кишка не тонка? В Иркутске ходят разговоры другие: собери под скребок все железо в России — недостанет, чтобы протянуть такую махину. — Баранов так и ел глазами Маннберга. — На поклон к загранице пойти придется. А? Кому там за железо кланяться?
Ерунда! — побагровел Маннберг, чувствуя на себе тяжесть взгляда Баранова. — Неуместные разговоры! Хватит в России железа.
Мне припоминается: вроде твою фамилию назы-
вали в Иркутске. В докладе государю записана. Там, где
за чужим железом на коленочках ползти советуется. А?
Часом, с заграничными фирмами ты не связанный?
Шутить изволите!
Шутить, говоришь? — повертываясь и ловчее при-
мащиваясь к столу, промолвил Баранов. — Не люблю вся-
ких финтилыциков. Что есть — то есть. Стой твердо! —
II, распластывая жареного гуся, спросил — Ну, ладно.
Значит, железа хватит, а вашего брата как? Инженеров?
Тоже приглашать заграничных?
Не обладаю необходимыми сведениями, чтобы вам точно ответить… — замялся Маннберг.
Опять зафинтил, зафинтил, милочок! Ха-ха-ха! Ну, как? Припер я тебя здорово? Ха-ха-ха! Когда будем лицезреть здесь начало работы?
Необходимо решение городской управы об отводе принадлежащей городу земли.
Ага! Можно, — с аппетитом обсасывая гусиное крылышко, сказал голова. — А где вам требуется наша земля?
В основном — на Коблуке, под вокзальные постройки, и дальше — узкая полоса вдоль города — под полотно.
Что? — Баранов ударил ладонью по столу. — Депов-щина?! Слесаря?! Дымом, мазутом поганить город? Не дам! Всякая сволочь, мастеровщина, шпана наедет… Не дам!
Позвольте, — от неожиданности поперхнулся сухариком Маннберг, — как же не дадите?
А вот так, очень просто. Не дам. Веди левым берегом.
Но, Роман Захарович, там же болото!
Засыпешь.
И лишняя петля.
Кому? Тебе? Пусть лучше тебе, чем мне… Ха-ха-ха!
Одобряю мнение Роман Захаровича, — вступил в разговор Федоров.
Иван Максимович сидел, теребя русые колечки бороды, и молча поглядывал на спорщиков. Елена Александровна пила чай.
Нет, это невозможно. Вы шутите, Роман Захарович. Линия уже прошла Канск, ведутся работы у Тайшета… И протелеграфирую министру.
А что мне твой министр? Где такие законы, чтобы на чужую землю нахалом влезать?
Интересы города…
Я — интерес города.
Добьюсь указа его величества…
Улита едет… ха-ха-ха!
Я настаиваю на своем.
А я — на своем… ха-ха-ха!
Вы подумайте, Роман Захарович. Вы губите будущность города. Вы загоняете его в трясину, в болото.
А ты хочешь мне мастеровщины всякой сюда напустить? Слава тебе господи, в городе тихо, спокойно. Каждый своим домом живет, в казну, что с него причитается, платит, в бога верует, в церковь ходит, не требует для себя ничего. А тогда? Как наедут бездомные да бесштанные, у которых нет ничего, кроме рук, да им не то что в церковь ходить или уважать власти — им сам черт не брат! Эта публика — как мокрый снег: вроде каждая снежинка мягкая, а сожмутся в комок… морды такими комьями разбивают!
Позвольте, но ведь железная дорога через всю Сибирь все равно пройдет, г. рабочие по всей дороге будут.
Будут! Будут, черт бы их побрал! Так пусть хоть за три версты от города, а не в самом городе, не прямо на моей шее.
Вы преувеличиваете опасности, Роман Захарович.
Я преувеличиваю? В Петербурге, по российским городам что делается? Кто из хозяев на заводах, на фабриках там спокойно спит? Кому там, разговаривая со своими рабочими, в кармане револьвер щупать не приходится? А по Сибири пока тишина. Некому здесь шумы и громы устраивать. Вот они, — показал Баранов на Василева и Федорова, — спокойно торгуют себе и горя не знают. Так ты хочешь им и в нашем городе устроить Петербург?
Шутите, Роман Захарович. В Восточной Сибири нет крупной промышленности, это сторона хлебопашеская и охотничьих, таежных промыслов. А назначение железной дороги — обслуживать торговлю и главным образом способствовать усилению охраны дальневосточных границ Российской империи.
