Владимир Пшеничников - Выздоровление
Ключ от котельной Николай обнаружил не на указанном Пленновым месте, а, изведя десяток спичек, с которыми совался в разные укромные уголки, прямо в замке. «Вместе ведь запирали», — подивился Николай, но тут же подумал, что разговорившийся под конец Пленнов мог запросто отвести ему глаза.
Примкнув замок к одной из петель, он положил ключ в карман и отворил половину двустворчатой двери. В лицо сразу пахнуло копотью, запахом солярки, подтекавшей из насоса, и сохранявшимся в тесном помещении малым теплом. Выключатель он нащупывать не стал, хотя и знал, где он примерно находится, опять зажег спичку. Прикрыв огонек ладонью, шагнул к стене, и вдруг у него под ногами что-то зашевелилось, послышалось не то пыхтение, не то задавленный стон, а спичка потухла. Николай живо отступил к двери и чиркнул новой.
Под ногами, на холодном земляном полу лежал человек. Николай сразу узнал его — Воронин, скотник. Успокоившись, перешагнул через лежащего, повернул выключатель. Свет закопченной лампочки показался ярким и горячим. Николай присел перед Ворониным, тронул его за плечо.
— Эй, — позвал негромко, — ты вставай, простудишься. Сергей, слышь…
Воронин закряхтел, поджимая ноги, обутые в чесанки. Николай двинул его почувствительней.
— Серега!
Воронин замычал что-то и отчетливо произнес:
— Стоять, Рыжий, стоять!
Николай попробовал перевернуть его на спину, потянул за рукав и наконец разбудил.
— Уйди, — простонал Воронин.
— Ты на полу лежишь!
Скотник открыл глаза, едва разлепил их.
— Ты кто? — спросил, скривившись от света и злой боли.
— Акимов я, Николай.
— А где мы?
— В котельной. Ты подымайся, на земле ведь лежишь.
— А ты кто такой?
— Акимов! — Николай встал. — Мне работать надо.
— А где я?
— Ну, гляди, до костей проберет…
Воронин попробовал приподняться, застонал и замер, опершись на локоть.
— Сво-олочь м-м, — выдавил с превеликим страданием. — Ты! — окликнул Николая. — Дай руку…
Опираясь на Николая, Воронин переступил два шага и повалился боком на узкий, в две затертые доски, лежак. Жалко и противно было глядеть на такого.
— Ты бы, Серега, шевелился сейчас, — сказал Николай.
— Уйди-и…
— Ну, дело твое. Я котел пущу, теплее станет.
Перестав обращать внимание на Воронина, Николай открыл топку, взял факел — ветошь на проволоке, помочил его в лужице под топливным насосом, поджег и, подержав перед дверцей, просунул в топку, к форсунке. Закрепил, как показывал Пленнов, и, открыв краник на медном патрубке, питавшем форсунку, подошел к электрощиту и, коротко вздохнув, утопил кнопку магнитного пускателя. Котельная ожила. Загудел, набирая высокую рабочую ноту, электродвигатель, затрясся топливный насос, ухнуло, загудело в топке горячее пламя. Николай вытащил факел, притушил его об пол, отложил в сторону. Присев перед дверцей, посмотрел, как вырывается уже размеренное пламя, и только тогда повернулся к Воронину, сидевшему теперь с запрокинутой головой, с закрытыми глазами. Плоское, опрокинутое лицо его было серым, а сам он казался мертвым, застывшим в этой неудобной позе. Николай подошел к нему и тронул за рукав извазюканной телогрейки.
— Ты шевелись, Серега! — прокричал в шуме работающего котла.
Воронин открыл глаза, зашевелил губами и стал распрямляться. Но прямо не усидел, голова стала клониться, и тут его передернуло, повлекло вперед, он замычал что-то, чудом зацепился за дверной косяк рукой, и рвота переломила его. Николай поморщился, брезгливо шевельнул пальцами, не в силах ни помочь, ни посочувствовать Воронину. Опроставшись перед дверью, тот вывалился наружу, в темноту.
Вздохнув, Николай проверил по верхнему контрольному кранику заполнение котла, пощупал плеснувшую оттуда чуть теплую воду. Посмотрел еще, как работает форсунка, и, поколебавшись, вышел вслед за Ворониным наружу. Тот сидел на лавочке, мычал что-то невнятное.
— Ты бы шевелился, — неуверенно сказал Николай.
— М-м, — Воронин мотнул головой, — не могу… Ты Сынок?
— Ну.
— Найди… подлечиться.
— Где ж я тебе найду? У меня котел.
— А у меня во, — Воронин поднял к голове руку, — котелок… Глянь под нарами.
Пожав плечами, Николай вернулся в котельную, заглянул под лежак. Бутылки три там валялись, Николай выкатил их ногой на свет. Из одной вдруг плеснуло. Наклонившись, он подхватил посудину, налитую на треть, понюхал. И зябко передернул плечами.
— Зайди, — крикнул Воронину, — есть! — и вернулся к котлу.
Пощупал чуть потеплевший бок, отыскал свернутый из листа жести совок и, набрав мусора под саманной стенкой, брезгливо засыпал блевотину у двери.
«Хорошенькое начало», — подумал недовольно.
Придерживаясь стены, вошел Воронин и сразу же отыскал взглядом бутылку. Николая он перестал замечать, потянулся за висевшей на штыре захватанной алюминиевой кружкой. Николай отвернулся. «Нашли распивочную», — подумал и за скотником стал наблюдать, прислонившись к котлу.
Воронин повел плечами, поднес кружку к потрескавшимся губам. Вздохнул… Потом он долго сидел, боясь пошевелиться, содрогнулся и уронил опустошенную кружку. Губы его зашевелились.
— Ты к котлу прислонись! — крикнул Николай.
Воронин медленно взглянул на него.
И тут неожиданно и неслышно в таком шуме в дверях появилась жена Воронина Шура, доившая коров в первом гурте. Николай даже вздрогнул от этого явления, а Воронин посмотрел равнодушно и уронил голову. Не разжимая губ, Шура качнулась в дверях и пропала в потемках. Николай перевел дух и посмотрел на скотника, глухо о чем-то заговорившего.
— Чего ты? — переспросил.
Воронин выпрямился.
— Лебедиха, стерва, оппоила… Сказано: за мешок — бутылка белого. Нет, две поставила… Самогона не жалко… Ссволочь… Ты Козлова не видал?
— Ты один тут лежал!
— Ссучок, — выдохнул Воронин и опустил голову.
Потом он стал подниматься, разгибаясь так, словно его радикулит прихватил, пошел к двери, медленно перенес через порог ногу и пропал. Николай облегченно вздохнул.
«Это до какой степени надо на все наплевать», — подумал.
Он снова проверил контрольный краник. Выскочившая оттуда струйка воды была чувствительно горячей и парила. Форсунка работала четко, выбрасывая порции солярки, взрывавшиеся почти белым пламенем на отражателе.
Вскоре манометр стал показывать давление, и Николай приготовил шланг с железным наконечником для подогрева воды в емкости, за которой вскоре должны прийти доярки. В тесном помещении стало тепло и душно. «Вот и хватал Пленнов чирьи, — подумал Николай. — Тут распаришься, а чуть за дверь — и прохватило…»
Он подумал о Воронине, где-то он бродит, и нахмурился: испоганить такой день…
День еще только начинался, но он уже знал, что ничего особенного в нем не будет. Согреет воду, прибегут доярки, пошумят при нем маленько, потом явятся на работу телятницы, даст он им пар и воду, приедет часам к десяти молоковоз отмываться-отпариваться, и подойдет время сделать перерыв до вечера, когда все это повторится. Конечно, и эту работу надо делать, а главное, случилось — он работает, но уже чего-то еще хотелось.
Глава 14
СЕРДЦЕ КРАСАВИЦЫ
На четвертый день, в субботу, Николай собирался на работу неохотно, со вздохами и немного смущенным покашливанием. Зато Катерина, едва ополоснув припухшее лицо, тут же словно ожила. Николай объяснил это тем, что с понедельника она должна была выходить на работу в новый, механизированный свинарник. Туда и являться, кроме дежурства, надо будет попозже, и работа несравнимо легче, чем в коровнике, хотя оплата и этот самый неофициальный доход, не сказать чтобы совсем уж нетрудовой, выше и постоянней. Там хоть поросят дают.
— Че ж теперь, Тимке магарыч будешь ставить? — не удержавшись, съязвил Николай.
— Тимке-то магарыч, — беззаботно откликнулась Катерина, — а тебе завидно, небось?
— Из-за чего? — не понял Николай.
Катерина все же немного смутилась.
— Ну, тебе-то ни грамма нельзя…
— Хм! Я вот возьму да пропущу на пробу. Компанию звать не надо, сами каждый день собираются.
— А ты привечай их больше… Пошли, что ли?
Когда вышли, Катерина буркнула «счас» и, быстро прошагав через двор, скрылась на пустой овечьей карде, Николай встал к куче смерзшегося навоза. Пожурчали…
Задувал ветерок, неся редкую колючую крупку, и до фермы, кособочась, они дошли молча. Молчком и расстались, только разом взглянули на лампочку, мимо которой быстро промелькивали белые мушки. Нужна была зима, снег, Новый год уже скоро…
В котельной Николай орудовал не то что привычно, но уже как-то без размышлений, точно и размеренно. Едва только заработал котел, он поправил в головах старый свой ватный пиджак-полупальто и вытянулся на лежаке, сощурившись от света новой сильной лампочки.
