Илья Веселов - Три года в тылу врага
Два дня продолжался бой за переправу. Только к исходу третьих суток, по приказу командования, Маркушин отвел свой отряд на высотки и оттуда держал под огнем переправу и подходы к ней.
Не менее ожесточенные бои проходили в районах Гористой, Алексино, Мосихи, Хвершовки и других. Несмотря на большие потери, гитлеровцы продолжали. вводить в бой все новые и новые подкрепления.
Воспользовавшись короткой передышкой, командование собрало совещание командиров и комиссаров отрядов. Глаза их от бессонных ночей воспалены. Не лучше выглядели и Ефимов с Клочко.
— Против нашей бригады наступает не менее двух дивизий, не считая артиллерийских, танковых и эсэсовских полков, — сообщил Ефимов. — А это, считайте, со-рок-пятьдесят тысяч.
— Что делать? Спрятаться у Христа за пазухой? — проговорил Объедков.
— Где он живет? Дай-ка адресок, — сказал Дура НИН.
Все захохотали.
Ефимов переждал, когда утихнет смех, и опять спокойно продолжал:
— Это в десять раз больше нашей бригады. Почти столько же действует против второй и третьей бригад. Нужно учесть, что противник имеет и превосходство в технике.
— Что же делать предлагаешь, командир? — снова спросил Объедков.
— Воевать.
— Я тоже так думаю.
— Мы должны воевать с таким расчетом, чтобы оттянуть с фронта как можно больше сил и перемалывать, но на рожон не лезть, — пояснил Ефимов.
Совещание длилось долго. Разошлись перед рассветом.
Спустя три дня гитлеровцы бросили против отряда Маркушина полк пехоты. Бой продолжался целый день. Ночью противник подтянул артиллерию и наступление немцев возобновилось.
Во второй половине следующего дня над отрядом нависла угроза окружения. Маркушин получил приказ — оставить деревню. Немцы видели, как в спешке отходили партизаны. В деревне осталось несколько убитых лошадей, покореженные повозки и другое немудреное партизанское имущество.
Гитлеровцы были в восторге, когда заняли деревни Паревичи и Филаново. В обеих деревнях началась гульба. Фашисты праздновали победу. Партизаны это видели. За поведением врага со всех сторон велось наблюдение. Нас радовало то, что фашисты не рыли окопов, не строили оборонительных сооружений.
Ночью я был на партизанском аэродроме. Сюда только что прилетел «Дуглас», который доставил очередную партию боеприпасов.
Ко мне подошел летчик лейтенант Боря Чернов. Он летал к нам чуть ли не каждую ночь, обязательно привозил пачку свежих газет и всегда заводил разговор о партизанских делах.
— Как воюете, товарищ комиссар?
— В эти дни особенно. Поперла на нас немчура.
— И много?
— Не считал, но много.
— Да, надо как-то выкручиваться, — ответил Борис и тяжело вздохнул.
— А ты не вздыхай. Возьми и помоги. Пролети, что ли, над немцами, да обстреляй на бреющем полете. Глядишь и подумают, что у нас авиация появилась, — смеясь, сказал я летчику.
Борис помолчал немного, потом направился к самолету, заглянул в кабину и снова подошел ко мне.
— Пожалуй, можно, — сказал он.
— Что можно?
— Да фрицев напугать партизанской авиацией. Только теперь я понял, что мои слова, сказанные в шутку, Борис принял всерьёз. И тут же появилась мысль: «А не использовать ли «Дуглас» в качестве бомбардировщика?»
— Ты что, собираешься пустым лететь? — Не знаю.
— С твоего самолета можно гранаты бросать?
— Не только гранаты, но и небольшие бомбы.
— У нас бомб нет. Мин много.
— И мины можно.
На следующую ночь мы наметили штурм Паревичей и Филаново. Подготовка к нему велась вовсю. Александр Мудров еще днем ушел минировать дороги, чтобы не позволить противнику подбросить к деревням подкрепления. Подтянул к деревням свою сводную артиллерийско-минометную батарею Сергей Иванов. Готовились к штурму и отряды Объедкова, Тараканова, Маркушина.
Против участия самолета в ночном бою Ефимов не стал возражать:
— Только своих минами не накрой, — предупредил он Чернова.
— Постараемся сбросить точно.
Ровно в полночь Борис Чернов на своем «Дугласе» появился над Паревичами. На немцев полетели крупнокалиберные мины и противотанковые гранаты. В деревне сразу же вспыхнули пожары. В отсветах пламени партизаны видели, как заметались гитлеровцы. Одновременно Сергей Иванов пустил в ход свои минометы и пушки.
Неожиданным оказалось появление «партизанского» самолета и для немцев, занявших Филаново. Здесь тоже рвались мины, артиллерийские снаряды, началась паника. Стоял грохот и на дорогах, по которым на помощь обоим гарнизонам фашисты пытались подбросить подкрепления.
Немцы вскоре пришли в себя и начали оказывать сопротивление. Каждый дом, подвал, сарай приходилось окружать, забрасывать гранатами, дело доходило до рукопашных схваток. Гитлеровцы пытались пробиться к школе и к магазину, где у них были сложены пулеметы и боеприпасы. Партизаны Объедкова начали было отходить, но в этот момент на помощь подоспела рота Маркушина. Огнем из автоматов и гранатами она смяла немцев.
В сараях Шелякин обнаружил автомашины. На одной из них стояли бочки с бензином. Их подкатили к овощехранилищу, где засели немцы, вылили бензин в вентиляционные трубы и подожгли. Бой стал постепенно утихать. Все реже и реже слышались выстрелы. Потом смолкли и они. Партизаны постепенно собирались к школе, подтаскивая сюда трофейное оружие и боеприпасы.
Сюда же переулком возвращался комиссар Дурании, который с двадцатью партизанами закончил уничтожение засевших на краю деревни гитлеровцев.
Неожиданно послышался шум в бане. Там оказались гитлеровцы. Петр Андреевич, не раздумывая, раскрыл дверь и бросил в баню пару противотанковых гранат. И в этот момент по партизанам хлестнули с огорода две пулеметных очереди. Двенадцать партизан упали замертво.
Когда я прибежал туда, Дуранин был еще жив. Как ни в чем не бывало комиссар отряда хвалил Шелякина, Леонида Петрова, Ефима Зонова и других партизан, которые отличилсь в бою. Речь его становилась все тише, лицо бледнело. Затем он приподнялся, придерживаясь за меня, и тихо произнес:
— Кажется, я умираю.
Ноги подкосились, и он упал. Я его поднял на руки, пощупал пульс. Он не бился, рука была холодной. Петя Гурко взял его автомат, и мы понесли Петра Андреевича.
Погибших партизан хоронили на опушке леса у деревни Раево. Стоял теплый июльский день. У изголовья Петра Андреевича сидел Петя Гурко. Глаза его воспалены, слёз нет — они все выплаканы. Безмолвно стоят партизаны, жители окружающих деревень.
Я открываю митинг. Вслед за мной выступает Григорий Иванович, за ним — соратник Петра Андреевича Дуранина командир отряда Виктор Павлович Объедков.
— Сегодня мы хороним своих боевых друзей. Они отдали жизнь за Родину, за народ, — говорит Объедков. — Мы не забудем их героизма. Советский народ будет свято чтить тех, кто не пожалел себя в боях с врагами Родины, терпел лишения и сложил голову ради свободы и независимости своего народа.
Один за другим выступают партизаны. И каждый дает клятву не щадить жизни для полной победы над фашистами.
Тихо опускают в могилу гробы. Вырастает земляной холм. Ставятся алые звездочки с прикрепленными внизу дощечками, на которых, написаны имена погибших. Дети осыпают могилу полевыми цветами. Гремлт троекратный залп.
Науму Абрамовичу вновь досталась нелегкая работа. На засаду Егорова напоролись грузовые автомашины с солдатами. Среди убитых оказались два гитлеровских офицера. Один из них — Отто Фейберг — только что прибыл из Берлина.
В его полевой сумке нашли командировочное удостоверение с полномочиями для проверки боевых действий по ликвидации партизан в районе Дно — Чихачево, приказ, которым ему предоставлялись права вершить суд над теми, кто проявляет трусость в борьбе с партизанами. Самым ценным оказалось распоряжение по войскам, которые второго августа должны были начать генеральное наступление на партизанский край.
— Что ж, будем встречать с музыкой, — сказал Ефимов.
Подрывники заминировали все дороги, просеки, танкопроходимые места, переправы и переезды через речки. Четыре их группы отправились в район станции Дедовичи.
Наступило второе августа. С раннего утра над нами непрерывно летали немецкие разведывательные самолёты. Но над лесами уже не вился дым от партизанских костров и кухонь. Обезлюдели деревни, дороги, лесные тропинки и поляны. Только в деревне Раево, где раньше размещался штаб бригады, толпились люди, подъезжали и уезжали на лошадях связные, создавая видимость, что мы ничего не знаем о предстоящем наступлении.
Штаб ещё два дня назад переехал в глухой лес, но фашистские самолеты непрерывно «висели» над деревней.
Только к вечеру, когда спал зной, от первой группы разведчиков поступило донесение: «В направлении деревень Сачки, Хохлово, Русино, Ручьевая и дальше на Паревичи движутся десять танков, двадцать шесть вездеходов с автоматчиками. По показанию пленного, гитлеровцы намереваются заночевать в Хохловке и Русино».
