Инал Кануков - Антология осетинской прозы
— Э! Ничего, — пробормотал Тедо и пошел по нижней…
Смелые обитатели вековых ледников и мрачных утесов совсем не подозревали угрожавшей им опасности. Некоторые из них беззаботно паслись на крутой лужайке, а другие мирно почивали на выступах скалы.
Никогда смелость и ловкость Тедо не доходили до такой степени. Необыкновенно осторожно, как дикий кот, крался он к своей добыче. Ни один камешек не столкнул он с места, ни одна песчинка не сорвалась из-под его ног. Он продвигался медленно, но каждый новый шаг обещал ему несомненный успех…
Еще немного, и он может выбрать любого тура для своего выстрела. Вот он уже на месте… Площадка очень достаточна, чтобы присесть и прицелиться… Промаха не будет. Его не пугает темная бездна под ногами, он забыл о страшной осыпи гранитовых обломков, беспорядочно громоздившихся над его головой, забыл, что при малейшем сотрясении вся эта рыхлая громада может двинуться и похоронить его на дне ущелья. Тедо думал только о туре, которого сейчас застрелит. Он взвел курок и стал целиться… Тур, которого он наметил, передвинулся на другое место. Тедо выждал, пока он остановится, хотел снова прицелиться, но невольно опустил ружье. Намеченный тур затеял игру, которую приходится видеть не всякому охотнику. Приподнявшись на задние ноги, тур ринулся вниз головой на другого, стоявшего гораздо ниже его на самом краю обрыва. Раздался треск столкнувшихся рогов. Нижний тур блистательно выдержал удар. Противники обменялись местами.. Такой же отчаянный прыжок, страшный треск и необыкновенно блистательный отпор. Обменялись опять. Неизвестно, сколько времени продолжалось бы это состязанье, если бы Тедо не прекратил его. В голове охотника быстро созрела коварная мысль — одним выстрелом свалить двух громадных туров. Расчет был верен. В тот момент, когда верхний тур поднялся на задние ноги и оттолкнулся от скалы, чтобы сделать обычный прыжок, Тедо выстрелил в нижнего, и оба бойца сделались, жертвой хитрости охотника. Нижний был убит пулей, а верхний, не встретив его сопротивления, полетел вместе с ним в пропасть.
Охотник торжествовал, но не долго. Выстрел всполошил остальных туров. Они бросились бежать. Через минуту один из них показался на груде камней, громоздившихся над головой охотника. Минута была ужасная. Тедо видел, как проскочил тур, как под его ногами пошатнулся камень, за ним другой… третий… Еще секунда, и вся эта рыхлая громада заколыхалась, двинулась и грозно загрохотала по крутой стремнине. Каждый камешек увлекал за собой тысячи других… Гром и рокотанье завала были слышны на десятки верст… Густое облако пыли наполнило все ущелье…
Завал прошел. Где-то в глубине теснины замерло последнее эхо… Пыль осела. От выступа, на котором стоял Тедо, не осталось и следа. Все было стерто… уничтожено…
Батырбек Туганов
ПАСТУХ БАДЕ
Рассказ
Он глядел на вершину Казбека. Седая голова великана сверкала искрами радужного цвета под лучами заходящего солнца. Все горы были в тени: и ближние, и дальние. Один Казбек не расставался с солнцем, и яркая белизна его вершины сменилась еще более яркими переливами всевозможных цветов.
Залюбовался Баде великолепной картиной весеннего заката. Первый раз в жизни почувствовал он прелесть и величие природы, матери своей. Он постоянно видел высокие горы, леса и долины, и пригляделись они ему.
И вдруг теперь он загляделся на вершину Казбека, пораженный ее красотой, и в голове его зародились мысли, новые свежие мысли, каких у него не бывало прежде никогда.
Казалось ему, будто Казбек не груда скал, наваленных одна на другую, а живой великан, гордо поднявший седую голову окруженную чудным сиянием короны. И будто он властным взором окидывает подданных своих — таких же великанов, покорно преклонивших перед ним колени. Казалось, ждут они в немом молчании приказаний владыки, одного слова его, чтобы ринуться куда-то в пространство совершать великие дела, о каких человек не смеет и мыслить. «Человек, хе! Что такое человек? — думал Баде. — Какую он имеет силу? Что он может сделать? Ну что я такое? А впрочем, и люди не равны. Есть такие, что не мне чета. Я перед ними, как песчинка перед Казбеком. Наш аульный писарь? Куда мне до него! А лавочник Созо? Смешно и сравнивать себя с ним. Еще бы! Они ведь грамотные, ученые, а я… Что я, кто я? Пастух, пастух чужого стада овец. Вон на пиру, когда кончили строить дорогу в наши горы, старики пили за здоровье Созо, писаря и еще того… инженера. Дай бог нам побольше таких людей, как вы, — говорили им старики. А кто же скажет: дай бог нам побольше таких, как ты, Баде? И подумать-то смешно?»
— Выпьем за здоровье Баде! — вдруг крикнул он и расхохотался.
— За здоровье Баде! Ура-а!.. Ха-ха-ха!..
Овцы, мирно щипавшие вокруг него низкую горную травку, шарахнулись в стороны.
— Р-ррайт! Фю-ють! — свистнул он успокаивающе.
«Те — ученые, — продолжал размышлять Баде, — грамотные… а я… Э! да что об этом думать. — Фю-ють! — опять свистнул он. — Вот если бы и я был грамотным, книги читал бы… Я бы… что я сделал бы? Я бы… Не знаю что, но, наверное, сделал бы такое что-нибудь! Всем бы хорошо стало. И уж тогда меня бы народ вот как высоко поставил. Я тоже был бы, как Казбек. А без грамоты ничего не добьешься».
Тяжело вздохнул.
«А что, если бы… если бы я теперь принялся за учение! Э, да кто меня будет учить, кто? Нет такого человека у нас. А попросишь кого, — еще смеяться будет: ишь, скажет, ученым хочет быть. Нет уж, не надо об этом и думать».
— Фю-ють! — засвистал он, зашагав за овцами, которые стали забегать далеко вперед.
— А-а! — вдруг радостно воскликнул он, останавливаясь, и начал рыться в кармане поношенного бешмета. — Вот кто! Вот где будут учить меня! Там много грамотных. Я попрошу их…
Баде вынул из кармана клочок бумажки, повертел в руках и, бережно сложив, опустил обратно в карман.
Это была повестка из воинского присутствия. Баде вызывался в город, где он должен был вынуть жребий для отбывания воинской повинности.
«Лишь бы бог помог мне попасть на службу», — думал Баде.
Он глядел на вершину Казбека, и взор его сиял радостной надеждой.
А там, на Казбеке, алый луч великого светила, сверкнув последний раз на куполе горы, вспорхнул и улетел в небесное пространство.
— Помоги мне, Казбек, помоги! — взмолился Баде и погнал стадо домой.
* * *На городской площади, против белого здания воинского присутствия, стоит толпа новобранцев.
Пришла очередь Баде, и вот он торопливо входит в двери, на которые так долго с волнением глядел.
В большой комнате за столом, накрытым красным сукном, сидят несколько человек в блестящих мундирах. И среди них один, к нему обращаются все.
«Вот этот, — мелькнуло в голове Баде, — словно Казбек, а остальные — подвластные ему горы».
Баде почувствовал невольное благоговение.
Он вынул свернутую бумажку из вертящегося ящика.
Сидевшие за столом взяли ее, развернули и потом что-то стали говорить и писать. Передали обратно.
— Ступай домой! Ты свободен, — обратился к Баде стоявший тут же рядом с ним переводчик.
— Не выпал, не выпал. Ступай домой и пей на радостях побольше араки.
Баде побледнел и не двигался с места. На лбу каплями выступил пот, а по блестящим сухим глазам была видна упорная работа мысли.
Рядом появился очередной парень, а он не уходил.
— Чего стоишь? Уходи! — прикрикнул переводчик.
— Переводи, пожалуйста, начальнику, я хочу сказать… — заговорил Баде.
— Чего тебе еще?
— Я желаю служить, а жребий не выпал, не возьмут ли меня так, без жребия?
— Нет, нет! Так не бывает, нельзя, не возьмут!
— Переводи, пожалуйста. Я хочу просить…
— Нельзя, нельзя! Ступай домой!
— Что он говорит? — спросил переводчика один из сидевших за столом.
— Просит, чудак, принять его на службу. Ему служить хочется.
— Господин полковник, — обратился офицер к соседу, указывая рукой на Баде, — не хотите ли взглянуть на редкость, вроде мамонта. Просится на службу.
— Да? Вот как! — ухмыльнулся полковник. — А, верно, дома-то ему не сладко живется.
Заметив улыбку полковника, переводчик весело расхохотался и, взяв Баде за плечи, повернул его и толкнул к двери.
Очутившись на площади, Баде долго не мог прийти в себя и бесцельно слонялся среди толпы новобранцев.
В стороне от этой толпы собралось несколько парней, внимательно кого-то слушавших. По временам там раздавался общий взрыв хохота.
Баде подошел и увидел двух молодых людей, сидевших на земле. Один держал в руке карандаш и клочок белой бумаги. Чему-то обучал соседа.
— Это — «м», а это «и» — говорил он, выводя карандашом какие-то вензеля.
— Это — «м-му», — повторял за ним сосед.
— Ишь ты! Как корова, «м-му», — передразнил его первый.
