Иван Абрамов - Оглянись на будущее
Ничего сказочного не увидел Иван в это утро. Может, настроение было не совсем подходящее, а возможно, и нельзя смотреть сказки слишком часто. За сказками, если ими чересчур увлечься, можно живые дела упустить. А это лишь говорится: дорога дальняя, все притрется. Не успел сделать сегодня, никогда не сделаешь. Не хватило решимости однажды, во второй раз вовсе решать не доведется. Второй раз может быть, но уже не тот. Не встанет больше Танюшка на краю бархатного косогора, и незачем больше тянуть ей куда-то руки.
«Но почему опять с Егором? — острой болью ударило в самое сердце. — Знает же, подонок…»
— Привет, начальник! — услышал Иван знакомый голос. Пока дошло, что окликнули именно его, миновал дом и, оглянувшись, никого не увидел. Зато сообразил: Егор окликнул. Зачем? Да просто так. Сидит, скучает, перебаливает со вчерашнего перебору, ждет вечера. Или не просто так? Может, насчет Танюшки хотел что сказать. Было такое. В прошлом году…
Остановился Иван у самой проходной, оглянулся. Да ничего там не увидать. Состав вагонов-пятиэтажек, старенький паровозик-сторожка с высоченной, всегда дымящей и какой-то беспомощной трубой. Сторож и зимой, и летом варит одно и то же, картофельный суп с луком. Ну, а выше — там слободка. Там щеглы на березках, сирень в садиках, скрипучий ворот давнего колодца и тихо позванивающий ветер. Там гнездо. Не только Оськино да Тоськино. Ну, а люди не ангелы. Да и для чего они — ангелы на этой грешной и потому прекрасной земле?
10
Генка Топорков спокойно огляделся, нажал красную кнопку, положил правую руку на рычаг и сказал уверенно:
— Засекайте время.
Засекать никто не стал. Гриша Погасян даже отступил немножечко в сторонку, как бы говоря: «Я тут ни при чем, я просто зритель». Павлов протестующе взмахнул рукой, крикнул повелительно:
— Стоп! — Отстранил Генку, указал на зажатую в обойму трубу: — Не люблю китайских фокусов. «Шаирика есить, шаирика нету». Что все это представляет?
— Машина, — ответил Генка, неодобрительно покосившись на Погасяна. — Чего тут непонятного?
— «Антилопа Гну» тоже была машина, — не принял бригадир объяснения. — Что, куда и почему?
— Ну… машина для обработки труб под завальцовку, — терпеливо пояснил Генка. — Вот это, — указал на разрезную муфту, — специальный зажим, как видите…
— Ты меня за дурачка не торгуй! — перебил Генку бригадир. — Я вижу твои шуфты-муфты, ты мне принцип давай.
— Принцип обыкновенный, — ни минуты не веря в такое бригадирово простодушие, все же продолжал Генка. — Раньше пилили своим паром, теперь будем электричеством. Если поставить еще ограничитель, если посадить планшайбы на конусную передачу…
— Если бы зайцу хвост подлиннее, был бы почти как волк, — еще раз перебил Павлов изобретателя. Но, кажется, заинтересовался машиной. Мелко переступая, обошел агрегат вокруг, мимоходом трогая разные детали, как бы проверяя, не развалится ли сооружение? Качнул еще мертвые, совсем новенькие карборунды, сказал коротко: — Крупнозернисты. Нужны ноль шестые.
Приободрился Генка. Коль нужны ноль шестые, значит, для чего-то они нужны. Значит, агрегат не химера. Да он и не сомневался, что бригадир одобрит.
— Масло турбинное не портить! — провел Павлов пальцем по блестящим полозкам. — Дефицит.
Я из лужи брал, — не удержался Генка. Да и к чему такие придирки, что за редкость — масло турбинное?
— Из какой лужи? — внимательно огляделся Павлов. — Где она?
— Ты сюда глянь, сюда, — с необычайной услужливостью взял Рыжов единственную пока обработанную на агрегате трубу. — Черви ее поточили? В зубах ею ковыряли? А?
— Вон где лужа! — настырно указал Генка на турбонасос, с которым Игорь Рыжов провозился чуть не две смены, но так и не довел до ума. Дескать, не будешь соваться, предатель чертов.
— Ты правда на флоте служил? — спросил Павлов Игоря.
— Ну! — подтвердил Игорь.
— Там тоже смазь разводили? Положи трубу. Прибери на своем рабочем месте. Топай! Скажи спасибо, вычета не будет, там налито рублей на пятнадцать. Понял? Давай, не то передумаю.
Из-за спины бригадира погрозил Игорь Генке, взял из ящика старые концы и пошел прибирать около турбонасоса. Гриша Погасян подступил ближе к агрегату, пояснил, включаясь в процедуру одобрения:
— По самым предварительным подсчетам, в пять-шесть раз быстрее, и совсем не ломит спина. Прошу обратить внимание, — взял он бригадира под руку. — После обработки карборундами вот этот контрольный конус доведет чистоту до идеальной. Дорогой, дорогой! — жестом остановил он Генку. Знал Гриша получше самого изобретателя, что агрегат не совсем готов к пуску. — Не спеши кнопки нажимать, машина любит ласку, учил меня умный ефрейтор в армии. Возьми масленку, смажь там, здесь, вон там немножечко.
Конечно, агрегат не вдруг с неба свалился, все видели, как и кто хлопотал тут. Но как-то лучше, торжественнее, если принять это неожиданно, как новогодний подарок от Деда Мороза.
— А что вы тут теперь вдвоем-то делать будете? — задал бригадир главный вопрос. — Кнопка одна, труба одна, контролеры вам давно не нужны, — и спохватился, бросил беглый взгляд и сторону Ивана, уже приступившего к работе. У него последнее время настроение агрессивное, шуток не принимает, молчит, наверно, как и Генка, мозгует в одиночку. Чудаки. Нельзя в одиночку, если вокруг люди. Свои люди. И не получится, и нет смысла.
— Они теперь напеременку будут, — встрял Игорь Рыжов, кое-как убрав масло и мусор под турбонасосом. — Один будет спать, другой ему пятки чесать. Потом смена, потом перерыв на обед. Ты спроси, кто им будет нормы пересматривать?
Все же слишком серьезный парень Игорь Рыжов. Надо ему испортить хорошую минуту. Покачал Погасян головой, сказал укоризненно:
— Ты не на флоте служил, дорогой, ты глубже коленок в воду не заходил. Помолчи, дорогой, убери концы от своей машины.
— А что нормы? — стушевался Генка. — Дело сделано, наймутся нормировщики.
— Волосатики вы все, — вздохнул Павлов. — Скорохваты. Но теперь поздно. Вона — сам товарищ Ступак жалуют.
— Игумен Панфутий тоже руку приложил, — с каким-то намеком произнес Василий Чулков — монтажник не ахти, но самый образованный человек в бригаде. Пятый курс вечернего отделения дотягивает. Не сегодня-завтра вступит сюда каким-либо начальником. — Если и Ваня снизойдет, быть Генке лауреатом.
Молча оглядел Чулкова бригадир. Внушительный вид у парня. Твердый взгляд, осанка. Чем не преемник Носача? Но пока ты в бригаде, пока ты… Да и сам Чулков понял. Усмехнулся. Детская игра взрослых людей. Зачем? Ну, хорошо, молчу, молчу.
— Здравствовать вам, умелые руки, — чуть-чуть наигранно произнес Захар Корнеевич, встав рядом с Генкой. Может, ненароком встал, но все в бригаде давно знали: Захар Корнеевич бескорыстно помогает Генке. И не только «Антилопу» сооружать. Не удивлялись, не восхищались, не порицали. В жизни всякое бывает. И ответили дружно и благожелательно:
— Здравствуйте, Захар Корнеич.
Не всегда такое услышишь в этом коллективе. Видно, хороша тут сейчас атмосфера. Творческая. Улыбнулся Ступак, повергал увесистым носом, вынул из кармана куртки сверкающий стальной цилиндр с широкой проточкой на одном конце и крестообразным разрезом на другом, вручил Генке.
— Ставь на место.
Все ясно. Они не просто друзья, они соавторы.
Генка взял сверкающий цилиндрик, присел на корточки перед своим агрегатом, взял из инструментального ящика разводной ключ, покряхтел, оглянулся на бригадира: дескать, это не я виноват, что детали запоздали, надвинул поглубже истрепанный берет и принялся за работу.
— Вот и зайцу хвост подлиннее, — заметил Рыжов, видно, не очень симпатизирующий этой затее. — На почве мира и дружбы сейчас Мошкара принесет какую-либо загогулинку, и будет у нас агрегат пхай-пхай.
— Жорка принесет, — усмехнулся Гриша Погасян. — Совсем скоро.
Павлов осуждающе качнул головой, ну, что за манера, пусть все будет неожиданностью. Но вон топает Жорка Тихий с каким-то мешком в руке. Подошел, молча осмотрел агрегат и Генку за работой, сунул обе руки в мешок и долго что-то там мацал, будто не мог подцепить половчее что-то живое и вертлявое. Вынул, привзвесил на обеих ладонях, произнес единственное слово:
— Болванка.
— Теперь все, — сообщил Генка, выпрямляясь и забирая из рук Тихого увесистую деталь. — Через пять минут можно пускать на полную мощность и с гарантией.
— Жаль! — указал Павлов на часы.
До начала смены оставалось три минуты. А надо еще переодеться. И все, кроме Генки, пошли в раздевалку. Захар Корнеевич, все же начальство, ненормированный день, на минутку задержался, осмотрел все вокруг агрегата, посмотрел на Стрельцова, что-то очень уж подозрительно равнодушного. Подумал сожалеюще: «Видно, судьба. Виктор-Миктор куда ни шло, с директорским обормотом шляться не позволю…»
