Павел Федоров - Генерал Доватор
По взволнованным лицам родителей она поняла, что произошло что-то важное. Обидчиво скривив губы, пропела:
— Дочь забыли, да-а?
— Озорница и шишига, — сказал отец, улыбаясь, и пошел к ней навстречу.
— Очень хорошо вам тут одним, очень, да? — говорила Варька. Прыгнула, повисла у отца на шее. — У-у-у, папастый, майор колючий... Папа, почему ты на войну не уезжаешь? У всех, у всех уходят, прямо ужасно...
— А что ужасно-то?
— Война. Там же убивают!
— Ну, положим, не всех убивают...
— Зачем ты это говоришь? — вмешивается мать. — Тебе об этом вовсе и не нужно говорить...
— А теперь все говорят про войну, — отвечает Варька — Ой, какая ты, мама! Интересно, петому что... Вот наш город скоро бомбить будут. А я ни капельки не боюсь. Вот Витька боится, он даже автомобилев боится...
— Автомобилей, — поправляет мать.
— А почему Витьку не привезли? — спрашивает Осипов тревожно. — Значит, я его не увижу?
Он остро чувствует: дома чего-то не хватает. Некому сказать: «Папа, давай побьемся — яс, яс!» Витьке четыре года — самый забавный возраст.
— Да я ведь не думала, что ты так скоро... Решила: пусть поживет у бабушки. Тут сутолока такая, — точно оправдываясь, говорит мать.
— Слушай, Варька, давай патефон заведем, а мать бутылку вина поставит — и кутнем.
— Вот здорово! — Варька, надув губы, кричит: — Кутне-е-е-ем!
— И правда, — подхватывает мать, — я тоже выпью. Мне давно уже выпить хочется. Да ведь мне вас обедом надо кормить. Все в голове перепуталось. Девять часов, а про обед забыла...
Обедали, ужинали — все вместе. Чокались, смеялись. Забывали во-время остановить патефон, и он трещал, шипел, точно сердился на невнимательных хозяев.
Превеселый был последний вечер. Варьку насилу спать отослали.
Остались вдвоем, решили: детей немедленно вывезти под Москву. Это было 27 июня 1941 года... С тех пор майор Осипов не получил из дому ни одного письма. Что случилось?
Осипов встал, прошелся по шалашу. Накинул на плечи бурку, снова присел за стол. Открыл портсигар. В эту ночь он долго сидел с папиросой в руках, даже забыв закурить ее...
ГЛАВА 10
Несколько дней тому назад Доватор послал в инспекцию конницы письмо, на которое с нетерпением ждал ответа. Побывав на узле связи, Доватор решил навестить Гордиенкова. Он вышел на улицу, прошел через картофельное поле, обогнул кусты около речушки и направился к лесу. В конце деревни, на большаке, стояла легковая машина, а рядом с ней — командир в бурке. По кубанке Доватор издали узнал подполковника Холостякова.
Когда машина скрылась за пригорком, Холостяков подошел к Доватору. Оказалось, приезжал генерал-майор, начальник штаба армии, с которым Доватор был хорошо знаком. Лев Михайлович удивился, что генерал не заехал к нему.
В душе накипала досада. Доватор искоса взглянул на Холостякова, и ему показалось, что у того оскорбительно веселый вид.
— Я считаю необходимым уведомить вас, что передал генералу рапорт, — Холостяков, скрипнув под буркой ремнями, достал из кармана платок, вытер лицо и продолжал: — Мне бы хотелось...
— Мне бы вот сейчас хотелось оперу послушать — «Евгения Онегина», — перебил Доватор.
— Почему вы меня не откомандируете? — спросил Холостяков.
Этот разговор он заводил уже не в первый раз. По приказу свыше Холостяков оставался в распоряжении Доватора, но должности тот ему не давал. На все командирские совещания Доватор приглашал Холостякова персональным распоряжением. Холостяков нервничал, волновался. Случайная встреча с генералом тоже не была утешительной.
— Почему вы не сработались с Доватором? — принимая рапорт, спросил генерал.
— У него характер невозможный.
— Конкретней.
— Молод и горяч, стремление к партизанщине. Вчерашний политрук, не нюхавший пороха, вообразивший себя Суворовым. Дьявольское честолюбие, дьявольская энергия, никакого опыта, и в смысле теории — полный туман. Я не трус, вы меня по Финляндии знаете, я готов на любой осмысленный риск, но лезть в петлю так, за здорово живешь — слуга покорный!
— Такие вопросы не решаются на большаке, — сухо отрезал генерал и поднял руку к фуражке. Потом, тронув за плечо шофера, добавил: — Посмотрим ваш рапорт...
— Зачем мне вас откомандировывать? — проговорил Доватор, усилием воли подавляя закипавший гнев. — Рапорт подали — ждите!
Доватор круто повернулся и пошел назад, в деревню.
«Бежать хочешь, рейда боишься! — хотелось крикнуть ему. — А щегольскую кубанку носишь, укрываешь под буркой трусливую душу!.. Все равно потащу тебя в тыл, заставлю поверить, что русский человек ничего не боится на свете... Что он говорил генералу, — вот что хотелось бы знать, что написал в рапорте?.. Нажаловался? Ну, чорт с ним!»
Придя в квартиру, тотчас же взялся за трубку полевого телефона.
«Орел? Соедини с Оршей... Орша? Как чувствует себя лейтенант Гордиенков? Поправляется? Ну, добре!» — Положил трубку, прошелся из угла в угол. Опять за телефон. — «Карпенков? Есть что-нибудь новое? Почта пришла? Нет?» Бросил трубку да так и остался сидеть неподвижно. Над бровями сошлись резкие морщины. «Генерал не заехал. Сколько же еще сидеть сложа руки?»
В сенцах раздались шаги, кто-то постучал.
— Войдите! — крикнул Доватор. — Кто там?
Медленно открылась дверь, показалась голова Торбы.
— Это я, товарищ полковник...
— Вижу. Здравствуй! — Доватор снял кубанку и положил на стол.
— Мы, товарищ полковник, зараз на опушке траву косили и яких-то неизвестных граждан задержали.
— Кто они, колхозники? Беженцы?
— Да нет. Як бы сказать... Ни то, ни другое... Один говорит, шо вин подполковник, а другой — лейтенант! — сдерживая усмешку, ответил Торба.
— Подполковник? — с удивлением спросил Доватор.
— Да не-ет. Який там подполковник! — Торба махнул рукой, потом, положив на грудь ладонь ребром, продолжал: — Борода — во! Лапсердак рваный. Папаха козлячья, або дворняжка была загублена. Говорит, шо вин був в окружении, зараз идет к своим, но документов казать не хочет. «Веди, — говорит, — до генерала». Ну, я и привел до вас.
— Приведите его сюда, — сказал Доватор и, немного подумав, добавил: — А кто я такой — не говори. Ясно?
— Есть! Я зараз. Они тут, на базу...
Когда Торба вышел, Доватор накинул на шею башлык и прикрыл им знаки различия. Едва успел глянуть в висевшее на стене зеркало, как Торба ввел задержанного. Это был действительно странный по виду человек. Он был грязен, оброс густой черной бородой, на нем была сермяга, заплатанная разноцветными кусками материи. Он радостно улыбался.
— Мы выходим из окружения... Разрешите представиться: подполковник Плотвин. Со мной адъютант — лейтенант Соколов.
— Очень рад, — сухо проговорил Доватор. — Но я полагаю, что вы уже вышли из окружения.
— Ну, конечно! Сколько пришлось перетерпеть. Разрешите узнать, с кем я разговариваю?
— Я командир этой части, — ответил Доватор и тут же спросил: — Давно с той стороны?
— Сегодня ночью. Нет ли у вас закурить?
Плотвин говорил быстро, взволнованно. Он всем существом своим ощущал, что опасность теперь позади, что жизнь его с ним. Он был в привычной армейской среде.
— Мы так осторожно шли болотом, что даже не заметили, как прошли передовые части, — с наслаждением затягиваясь дымом папиросы, которую ему дал Доватор, продолжал Плотвин. — Я прошу отправить меня в штаб, что ли! Кто здесь начальник гарнизона?
— Полковник Доватор... — Лев Михайлович понимал, что переживает сейчас этот человек, но в то же время думал: «Неужели при неудаче в тылу я вот так же возьму адъютанта, брошу остальных людей, буду так же пробираться к своим?.. Позор!» — хотелось крикнуть ему. Он приказал Торбе удалиться. В первую очередь он решил узнать из уст Плотвина, что делается в тылу у немцев.
— Так я прошу вас направить меня хотя бы к полковнику Доватору. Я ведь...
— Успеете, — перебил Доватор и потребовал документы.
— Вот мои документы, пожалуйста, — обиженно проговорил Плотвин, протягивая удостоверение личности.
Доватор быстро взглянул на Плотвина, в упор спросил:
— А как же другие люди, которые с вами были?
Плотвин уловил в его вопросе ноту возмущения, вспыхнул, но тут же, оправившись, в свою очередь, спросил тоном бывалого, видавшего виды человека:
— А вы можете вообразить себе, что там произошло, когда нас окружили?
— Да уж попробую вообразить...
— Наша часть оказалась в окружении. Маневренность механизированных частей позволяет противнику в быстром темпе увеличивать силу нападения. Обходя наши обороняющиеся части, противник отсекает их...
— Возможно, будет отсекать и армиями, если будем скверно драться...
— Бомбежка чудовищная! Артиллерийский огонь, минометы — сплошной раскаленный металл. Что-то жуткое творилось!.. Вы же человек военный, должны понимать, что такое окружение! — Плотвин пожал плечами и взял еще одну папиросу.
