Николай Глебов - В степях Зауралья. Книга вторая
Как только на вечернем небе загорелись звезды, Фирсов зашагал в глубь леса вместе с проводником. Подоткнув полы армяка за опояску, крестьянин шел, не торопясь, осторожно обходя бурелом и валежник, торчавший из-под снега. Где-то далеко вспыхивали сигнальные ракеты и, осветив на миг феерическим светом уснувший лес, гасли. С непривычки было тяжело итти. Андрей часто проваливался в снег, запинался за коряги и никак не мог поспеть за идущим впереди крестьянином.
— Умаялся? — смахнув снег с пенька и присаживаясь на него, спросил проводника.
— Жарко…
— Дорожка нелегкая, — сочувственно кивнул проводник и полез за кисетом. — Закуривай.
Озябшие пальцы Фирсова не слушались. Рассыпав табак, он безнадежно махнул рукой, дескать, обойдусь без курева.
Крестьянин произнес добродушно:
— Не привык, должно, к махорке?
— Пожалуй, так, — согласился Андрей и спрятал руки за пазуху.
— На, покури, — сделав вторую цыгарку, проводник протянул ее Фирсову. Андрей зажег спичку.
— А смелый ты, однако, в самую берлогу идешь, — помолчав, начал проводник. — Колчак-то опасный зверюга. Ничего, мы его где рогатиной, где огнем выживем, — заявил крестьянин уверенно. — На каждого зверя надо сноровку знать, правильно ведь?
Андрей кивнул головой.
— У нас, у медвежатников, так: прежде чем обложить зверя, надо знать, куда он головой лежит, чтобы взять было легче. И в военном деле сначала разузнай, а потом бей. Так ведь?
Андрей улыбнулся.
— Правильно. Ты, оказывается, военную тактику назубок выучил.
— Небось, выучишь, когда спалят твою избу, да всю животину прирежут.
Вечером, как только стало темно, Фирсов вышел с крестьянином на тракт.
Было ясно, что белые, откатываясь от Вятки, спешат к Перми и Мотовилихе, которые они укрепили за последние дни.
Длинной лентой тянулись обозы со снаряжением и беженцами. Скрипели полозья чужеземных пушек, которые тянули рослые кони, слышалась ругань офицеров, плач женщин и детей.
Обгоняя обозы, проскакал кавалерийский эскадрон каппелевцев.
— Тягу дают, — радостно, заметил проводник.
На следующий день они вошли в город. Простившись со своим спутником, Фирсов вошел в здание вокзала и вскоре смешался с толпой солдат.
* * *Поезд, в котором находился Андрей, часто останавливался на разъездах, пропуская встречные. Порой из окна вагона было видно, как мелькали платформы с орудиями и зарядными ящиками, затянутые наспех брезентом. Двигались воинские теплушки с солдатами и лошадьми. Однажды ночью, громыхая на стыках рельс, прошел бронепоезд. Колчаковцы начали подтягивать резервы к Перми.
Андрей лежал на верхней полке купе классного вагона и, закинув руки под голову, думал о Христине: «Жива ли?» Ему было известно лишь одно, что в Кочердыке ее сейчас нет. Последнее письмо он получил перед отправкой на Восточный фронт. Девушка писала взволнованно и радостно:
«Милый Андрей! Сегодня я получила в укоме удостоверение члена Коммунистической партии. У меня светло и радостно на душе от мысли, что сейчас я не одинока в борьбе за наше общее счастье. Как жаль, что нет тебя со мной. Я бы рассказала больше! Я жду тебя, мой родной…»
Тревога за судьбу Христины не покидала Андрея и ни фронте. И сейчас, когда он приближался к своим местам, ее образ стоял перед ним неотступно, ласковый и зовущий.
Поезд подходил к разъезду. Фирсов оделся и вышел из вагона. Полуденное февральское солнце светило ярко, освещая утонувшие в снегу железнодорожные постройки, застывшие грязные лужи, из которых торчали тормозные башмаки, накладки и другое несложное хозяйство путейцев. Поезд, видимо, застрял надолго. Маленький паровозик, точно обрадовавшись, что отцепился от тяжелого груза, запыхтел и, выпустив струю пара, весело свистнул и торопливо застучал колесами на стрелках.
Андрей остановился возле товарного состава и, заглянув в открытую дверь одного из вагонов, отпрянул от неожиданности: сложенные друг на друга, точно дрова в поленнице, лежали человеческие трупы. Фирсов бросил взгляд на соседний вагон и увидел посиневшие руки со скрученными пальцами, которые, казалось, безмолвно грозили кому-то.
Проходивший мимо Фирсова смазчик посмотрел на побледневшее лицо Андрея и сказал хмуро:
— Четвертые сутки лежат… тифозники. Целый состав. Хоронить некому. Вши померзнут, а люди… — смазчик махнул рукой, — никому до них дела нет. Вот они дела-то, господин офицер.
В голосе железнодорожника прозвучала неприязнь.
Опустив голову, Андрей медленно зашагал к своему вагону.
Омск — столица Колчака — в те дни походил на военный лагерь. По тротуарам сновали белогвардейцы в английской форме. По улицам проносились пестрые кавалькады всадников. Заломив на затылки мохнатые папахи, играя нагайками, ехали рослые семеновцы. Погоняя поджарых скакунов, мелькали мрачные фигуры конников с вышитой эмблемой — череп и скрещенные кости на рукавах — янычары Семипалатинского атамана Анненкова. С шумом промчался отряд всадников омского палача Красильникова. На повороте одной из улиц Андрей увидел черное бархатное знамя с полумесяцем, под которым ехала группа аллаш-ордынцев[2]. Затем появился отряд вооруженных крестоносцев. О них Андрей слышал еще на фронте. Дружины «Иисуса» были верной опорой Колчака. Набранные из лиц духовного звания и деклассированных элементов, они обычно располагались во время боя в тылу ненадежных частей и беспощадно их расстреливали при попытке оставить позиции.
Лишь изредка мелькали беговые санки со штатскими в богатых шубах и нарядно одетыми дамами. Возле харчевни и притонов слышались зазывные крики пельменшиц и голоса накрашенных женщин. Андрей остановился на углу одной из улиц и пробежал глазами афишу. На ней крупными буквами было выведено:
Внимание!
Завтра в помещении зимнего театра «Аквариум» для господ офицеров и членов Ассоциации промышленников устраивается грандиозный бал-маскарад. Будут интересные маски. Играет духовой оркестр сводного казачьего полка. В буфете имеется разнообразный ассортимент вин. Получено «Клико», «Кока-кола» и японские сигареты. Вход по пригласительным билетам.
Андрей горько усмехнулся: «Составы замороженных людей в тупиках — и бал-маскарад в резиденции Колчака…»
Свернув в тихую улочку, Фирсов зашагал на конспиративную квартиру.
На следующий день он встретился с Парняковым по кличке «Сергей», который был членом Урало-Сибирского бюро ЦК РКП(б). Парняков долго расспрашивал Андрея о положении на Восточном фронте и в конце беседы заметил:
— Тебе придется поработать пока в Омске. Дальше будет видно. Не исключена возможность, что в марте нужно будет побывать в Челябинске. Кстати, ты иностранные языки знаешь?
— Английский…
— Хорошо. Я тебя направлю к одному товарищу. От него получишь необходимые инструкции по работе и начинай. Учти, что тебе придется бывать в кругу колчаковских офицеров и связанных с ними иностранных миссий. Какое у тебя образование?
— Высшее.
Парняков внимательно посмотрел на Фирсова и, положив руку на его плечо, тепло сказал:
— Главное, Андрей, береги себя. Будь хладнокровен. Помни, что ты находишься в логове колчаковцев, нужна особая осторожность и выдержка. Желаю тебе успеха!
Глава 16
Вечером, получив пригласительный билет на имя поручика Топоркова, тщательно одетый, Андрей вошел в ярко освещенный зал зимнего театра «Аквариум».
Гремела музыка. По ярко начищенному паркету кружилось несколько пар. В публике преобладали военные из армейских частей. «Золотой Омск» в лице купеческих сынков и офицеров из ставки верховного главнокомандующего на маскарад, видимо, не торопился. Вскоре мимо Андрея под руку с обрюзглым господином прошла маска, одетая в светлосерое платье из шелка либерти, усыпанное блестками. При каждом ее движении блестки отливали серебром, и стройная фигура незнакомки напоминала гибкую сказочную русалку. Поровнявшись с Фирсовым, она уронила веер и на миг остановилась. Андрей поспешно наклонился и подал веер хозяйке.
— Благодарю, — услышал он немного грудной, с чуть заметным акцентом голос. Мило улыбнувшись, маска прошла со своим спутником в зал.
Андрей, потеряв незнакомку в толпе, остановился у входа в танцевальный зал.
Мимо него в сопровождении многочисленной группы офицеров, звеня шпорами, твердым шагом прошел молодой военный с блестящими погонами полковника. В толпе раздался почтительный шопот. Небрежно кивая головой, глава карательных отрядов, правая рука Колчака, Каппель прошел мимо Андрея, чуть не задев его плечом. Рука Фирсова невольно потянулась к кобуре маленького японского браунинга.
«Удобный момент для выстрела», — промелькнуло в голове Андрея. Но вспомнив задание подпольного комитета, плотнее сжал губы.
