Юрий Платонычев - А дальше только океан
«А вот и Велта!..» Павлов увидел немного растерянное лицо и ускорил шаг. Велта перестала озираться и улыбнулась — заметила его, но продолжала идти спокойно, даже как-то независимо: не любит она показывать свои чувства на людях!
— Укачалась?
— Где-то в середине. К концу даже привыкла!
Ожидая багаж, они негромко разговаривали. Велта удивленно поглядывала на ярко освещенные окна, на вереницы автобусов, на нарядный киоск «Союзпечать» с красочными открытками, журналами, набором всевозможных ручек. Все было точно как в Риге, в Таллине или в Москве. Только небо было другим — очень высоким, прозрачным и звездным. Такое небо она видела на юге, а здесь отчего оно такое?.. Это было неожиданно и приятно.
Невдалеке стояла женщина с мальчиком лет пяти-шести. Мальчик капризничал, дергал ее то за сумочку, то за коричневую шубку. Женщине это надоело: она, склонившись, чем-то припугнула сынишку. Раздался громкий плач. В это время из толпы вынырнул мужчина в пыжиковой шапке, и нетерпеливая пассажирка набросилась с упреками уже на него. Ее крашеные губы выкрикивали: «Чудак!.. Чудак-человек!..» Мальчик тем временем завладел сумочкой матери и, размахивая ею, изо всех сил стал бить «чудака» по ногам.
— Ну и семейка! — подивилась Велта. — Сколько можно выдержать такую сварливую жену? Час, час с четвертью?.. На край света сбежишь!
— А мы где находимся? — улыбнулся Павлов.
— Ой, верно!
— Ну и как, не страшно?
— С тобой нигде не страшно.
Павлов отвесил шутливый поклон.
Женщина в коричневой шубке между тем распалялась пуще и пуще. Мужчина в ответ только хлопал глазами.
— Знаешь, Витя, мне ведь тоже от нее досталось. — И Велта рассказала, как вместо бортпроводницы на маленьком диванчике в салоне самолета оказалась эта дама и с томной фамильярностью потребовала:
— Девушка, мне плохо. Дайте лимону.
— У меня нет лимона. Я…
— Что значит «нет»? Что это за «Аэрофлот» без лимона?! — не дослушав Велту, осуждающе воскликнула дама. — Дайте тогда понюхать чего-нибудь!
— И понюхать нет! — теряла терпение Велта, пытаясь объяснить, что она не стюардесса.
Тут дама и вовсе набросилась:
— Какое у вас в туалете полотенце, видели?! Все в губной помаде! Сейчас же повесьте чистое — мне руки надо мыть!
Подошедшая бортпроводница округлила глаза:
— Что здесь происходит? Объясняться будете на земле!
— Эти гневные тирады в ваш адрес, — усмехнулась Велта. — Так что уж вы сами объясняйтесь, где хотите…
Обратно газик двинулся не спеша. Велта хотела сразу как можно больше всего увидеть, благо безоблачное полнолуние ярко освещало землю.
— Как в сказке!.. — без устали повторяла она, когда начались сопки, по которым светлячки-огни взбирались до самых вершин, а над заливом волшебным фонарем повисла луна, заставляя скалы отбрасывать резкие надломленные тени.
«Что ты, голубушка, запоешь, когда подольше проедешь вверх-вниз по этой сказке!..» — с опаской подумал Павлов.
— Сначала тут все восторгаются, — неожиданно отозвался водитель, интеллигентного вида парень, уроженец Красноярска. — А вот посмотрели бы вы наши места! Особенно осенью…
— Хорош твой Енисей, Владислав? — подзадорил Павлов матроса.
— О-о-о!.. Приезжайте, не пожалеете!
Павлов долго говорил с Владиславом о Красноярске, о тамошней жизни, о планах матроса на будущее. Велта сначала прислушивалась, потом ее незаметно потянуло в дрему. После дальней дороги, пересадок, из-за смены времени, когда сутки перепутались окончательно, она устала и крепко уснула. Проснулась уже в городке, да и то лишь тогда, когда Павлов осторожно потряс ее за плечо:
— Проснись, Миклуха, приехали!
— Что-то новое?
— А как же!
Он часто придумывал ей разные прозвища, а нынче, после такого ее перелета, он невольно вспомнил знаменитого путешественника.
Городок спал. Люди вставали здесь рано: к шести утра почти во всех окнах горел свет, а сейчас только уличные фонари бросали на снег зыбкие ожерелья да матово светились плафоны под козырьками подъездов.
Было уже около полуночи, когда Павлов с Велтой поднялись на третий этаж и вошли в длинный коридор. Квартира занимала весь северный торец дома и выходила еще двумя окнами и балконом на восток. Шаги гулко разносились в глубине ее пустых, темных комнат.
— Витя, это наша? — почему-то шепотом спросила Велта.
— Нет, — улыбнулся Павлов, опуская чемодан. — Зачем нам такая большая? В нашей сейчас ремонт.
— А где она, далеко отсюда?
— Совсем близко: только спуститься на Среднюю улицу.
— Как спуститься?
— А-а, — снова заулыбался Павлов, — когда подъезжали, ты же спала… — Он подвел Велту к окну: — Видишь во-о-он тот дом, два окна светятся?
— Вижу.
— Это наш и есть. На Средней улице. А вот здесь, — он указал на неоновую вязь, четко выделявшуюся на фоне ночного неба, — здесь гастроном «Альбатрос». В общем, сплошная экзотика!
— А там, внизу? — Велта приоткрыла балконную дверь и выглянула наружу. Внизу суетились огоньки: белые бежали в одну сторону, красные — в другую.
— Там дорога в нашу часть. Если прямо пойдешь, выйдешь к океану.
— Неужели так сразу и к океану?!
— К нему самому. Кстати, — продолжал Павлов наставлять жену, — в город ходят два маленьких автобуса. Расписание на столбе, у почты. — Он показал на приземистый домишко, хорошо видный отсюда. — Перепишешь завтра, если, конечно, столб откопали от снега. Но в непогоду автобусы не ходят, тогда все рассчитывают только на свои ноги. А расстояния здесь!..
— Ладно, не пугай.
Они распаковали чемодан и дорожную сумку. В сумке, прямо сверху, лежал целлофановый пакет с четырьмя красными яблоками.
— А яблоки зачем?
— Это тебе, Витя, гостинец. В Московском аэропорту купила.
Павлов снисходительно повертел столичный гостинец.
— Я думала, будешь прыгать до потолка, а ты спрашиваешь — «зачем»!
— Лудзю! — из всех латышских слов «лудзю» было первым, что Павлов когда-то усвоил. — Прошу!.. — И жестом гостеприимного хозяина распахнул дверь на кухню..
На столе, из глубокой тарелки, привлекательно выглядывали яблоки, правда, не такие красные, как привезла Велта, но довольно румяные; рядом — рыба в кляре из здешнего кафе, а вместо цветов из банки торчали стрелы зеленого лука.
— Вай, маминя, какая роскошь! Знаешь… — Велта недоверчиво понюхала яблоко, словно сомневалась, что оно настоящее, что это не муляж из елочного набора. — Знаешь, я думала, на консервах будем сидеть!
— С этим здесь нормально. — Павлов уселся на чемодан, подставив жене единственную табуретку. — А если иной раз сильно заносит, то, как говорят, старожилы, хлеб и почту с вертолетов сбрасывают.
Для ужина время было позднее. Съев по кусочку рыбы и по яблоку, решили «пиршество» на этом закончить. За день Павлов изрядно намотался и мечтал скорее лечь спать, зато у Велты сон как рукой сняло. Она во что бы то ни стало хотела посмотреть свою квартиру.
«Ничего не поделаешь, — сонно жмурясь на лампочку, думал Павлов, облачаясь в штормовую куртку. — Надо быть галантным. Сегодня, во всяком случае».
Четырехэтажный дом, в котором жил прежний командир, был не из новых. С широким фасадом, с широкими окнами, он выглядел совсем низким: первый этаж полностью скрывался под снегом. Уличный фонарь хорошо освещал замурованную трещину, поднимавшуюся от основания до крыши. Николаенко рассказывал, что трещину сделало недавнее землетрясение и жильцов на время переселяли в другие дома. Деревья, высаженные вдоль улицы двумя рядами, осторожно высовывались из сугробов своими верхушками, похожими на разлапистые кустики.
В двух небольших комнатах уже начался ремонт. Старые обои сорвали, лишь кое-где висели разноцветные лохмотья. Пахло красками. Было тепло и сухо.
Велте понравилась просторная кухня, широкие окна и особенно вид, открывавшийся из них. Она долго стояла у окна, за которым угадывался океан. Луна спряталась в облако, океан тонул во мраке, но ей казалось, что она видит его по каким-то смутным, едва уловимым очертаниям.
«Скорее бы контейнер прибыл!» Велта мысленно уже все расставила по местам, все развесила, разложила…
Возвращались они довольные, бегом взбираясь по обледенелым дорожкам и запуская друг в друга пригоршни сухого, чуть колючего снега. Встреть сейчас Павлова кто-нибудь из подчиненных — удивился бы здорово!
— Ну хватит, Велта, — с напускной строгостью, слегка запыхавшись, проговорил он. — Для сна мне отпущено каких-нибудь пять часов, а то и меньше. Согласись, на восстановление нервных клеток не так уж много.
— Между прочим, — Велта, привыкшая к равнине, отряхивалась от снега, еле переводя дыхание, — насчет нервных клеток: ученые утверждают, что они не восстанавливаются.
