Михаил Шолохов - Том 8. Рассказы, очерки, фельетоны, статьи, выступления
— Да, любовь великое дело!.. Когда-то и я алела на буденовке краскома. Была под Врангелем, Махно. Мимо свистали пули. На Перекопе казачья шашка едва не разрубила меня надвое. Все это минуло как славный сон. Настало затишье… Мой краском потел под буденовкой, изучая математику и прочие мудрые вещи. Но как-то познакомился с барышней-машинисткой, и все пошло прахом!.. Нитки, державшие меня, ослабли, и часто пожелтевший краском, глядя, как я болтаюсь и вот-вот упаду, сокрушенно вздыхал.
— Буржуазная идеология!.. — саркастически улыбнулась металлическая. — Если я и попала сюда, то случилось это гораздо проще. Я была на брюках комсомольца-рабфаковца.
Костяная презрительно скосоротилась, красная смущенно порозовела.
— Мой владелец, — продолжала металлическая, — был вихрастый, с упрямым лбом и веселыми глазами. Учился он упорно. Между занятиями таскал на вокзале кули и распевал «Молодую гвардию». Урезывая себя в необходимом, купил новые брюки и меня с ними. Не скажу, что я принадлежала ему безраздельно. Наоборот, мною пользовались еще человек пять таких же славных крестьянских парней. Надевали штаны они по очереди, и от них, молодых и сильных, пахло не одеколоном, а молодостью и здоровьем. Вихрастый много читал. Частенько в райкоме говорил речи. Когда не находил подходящего выражения, любил поддергивать штаны. Хотя часто их приходилось поддергивать и оттого, что у него ничего не было в желудке. Я насквозь пропиталась запахом коммунизма и, поверьте, чувствовала себя хорошо и уютно. Однажды пришли ребята хмурые, печальные. Надо было купить «Исторический материализм», подписаться на «Юношескую правду», а денег не было. Часа два молчали и думали. Потом вихрастый любовно подержался за меня пальцами и решительно проговорил: «Или рабфак кончать, или в новых штанах ходить! Валяй, братва, на Сухаревку!..» Штаны стащили с него всей оравой, под дружный хохот и крики. В суматохе меня и оборвали… Через полчаса, лежа на полу, ребята вслух читали «Исторический материализм», а я под койкой думала: «Если из этого вихрастого парня со временем выйдет стойкий боец-коммунист, то этому, отчасти, причиной буду и я…»
— Да, конечно… — конфузливо залепетала костяная.
Но металлическая пренебрежительно сплюнула на пол и повернулась к соседкам спиною.
1923
«Ревизор»*
Хлопнув дверью, позеленевший кассир Букановского кредитного товарищества предстал перед председателем правления.
— Ревизор из РКИ, ночует на постоялом!.. В черном лохматом пальто… Злой, как сатана! Сам видел!..
У предправления затряслись жирные ляжки, а на носу повисла мутно-зеленая капля волнения.
IIРассеянность комсомольца Кособугрова достигала анекдотических размеров: на антирелигиозном диспуте он вместо платка высморкался в рясу попа, сидевшего рядом. Плевал и бросал окурки в калоши, а пепельницу пытался надеть на ногу.
Но, несмотря на это, был отличным работником, а поэтому губком РКСМ и командировал его в Буканов[1] по работе среди батрачества.
Переночевал на постоялом; утром оделся, сунул в карман чахоточный портфель и пошел в уком. За углом его встретили с низким поклоном двое неизвестных.
— Мы… к вам. Служащие просят… не откажите…
— Чего собственно?
— А вот… пожальте-с!..
Осанистый кучер осадил вороных, а те двое услужливо помогли Кособугрову утонуть в рессорной коляске.
«Одначе, уком! Лошади-то какие…» — подумал Кособугров и конфузливо измазал бархатную обивку грязными сапогами, потом поджал их под себя.
IIIКособугрову положительно все казалось странным.
Даже пальто, снятое с него разъярившимся швейцаром, и то казалось иным…
Перед ним явно трепетали. В нем заискивали. Ему засматривали в глаза, предупреждали каждое движение; а он, глядя на ковры, мебель, только недоумевал.
— Здесь секретарь живет?
— Нет, председатель.
«Какие комсомольцы все старые, толстые, как купцы…» — мысленно удивлялся Кособугров.
«Председатель», наверное, в ссылке был: неуверенный голос, дрожит.
— Вы… вы… — кто-то обратился к Кособугрову.
— Не «выкай», пора привыкнуть к «ты».
Все предупредительно захихикали, зашептались…
За столом, после четвертого блюда, председатель шепнул:
— Недостаточки у нас маленькие, знаете ли…
— В литературе?
— Не-ет…
Кособугров ослабил пояс и громко заговорил об организации работы среди батраков. Все улыбались, то недоумевающе, то растерянно, и смотрели ему в рот.
— Батраков у нас немного: два конюха, кучер…
— Вот и надо использовать комсомолье… я, как присланный губкомом РКСМ…
— Ка-а-ак?! Кто вы?!
— Да. По организации батрачества. Мандат я, того… забыл предъявить.
Кто-то ахнул, с кем-то сделалась истерика, зазвенела разбитая посуда, у рыхлого председателя вывалился посиневший язык.
А Кособугров, стараясь перекричать шум, стоя на стуле, зычно читал свой мандат и обводил всех круглыми глазами.
IVНа базаре Кособугрова встретил милиционер и, ничего не объясняя, свел его в милицию.
У начальника с него стащили чье-то чужое лохматое пальто, а уполномоченный РКИ, сердито брызгая слюнями, утверждал, что именно он, Кособугров, на постоялом дворе спер у него пальто; и, захлебываясь негодованием, громил безнравственность нынешней молодежи.
1924
По правобережью Дона*
По Верхнему Дону весна началась как будто и рано. На 5 апреля колхозы Вешенского района, в частности левобережная сторона, по песчаным землям, рано обнажившимся от снега, обсеменили 115 га зяби. Но неожиданно с севера подул холодный «московский» ветер, наволочью покрылось небо, запорошил поздний снег, и бригады, выехавшие было на поля и раскинувшие станы, потянулись обратно в хутора. Пятидневка дала ничтожный прирост в 69 га по району. Из Лебяжинского колхоза, раньше всех выехавшего в поле, после первых же заморозков стали наведываться на пашню, заботливо разгребали рыхлую, притрушенную снегом землю, доставали набухшее, пустившее росток зерно, опасаясь, не прихватил ли мороз. Но двухдневные заморозки сменились оттепелью, дождями, земля отмякла, и зерно не пострадало. Следующая пятидневка дает по району резкий прирост: засеяно уже 2450 га. В сев частично включилось и правобережье района.
В прошлом году в ряде колхозов волынили, по нескольку дней не выезжали на работу, а вспухшая, алчущая обсеменения земля сохла, одевалась черствой коркой и осенью жестоко мстила недородом за несвоевременный посев.
В прошлом году в Черновском колхозе, где почти не осталось после гражданской войны мужчин, казачки, начавшие волынку, на уговоры секретаря окружкома бесстыдно ругались, орали, вводили в великий стыд секретаря-краснознаменца и бывшего комиссара одной из дивизий Первой Конной.
— У нас казаков нет! С нами спать некому, а ты приехал нас уговаривать сеять. Оставайся с нами, тогда и сеять поедем!
И указывали на неполадки в устройстве молодого колхоза.
— Как казак — так либо бригадир, либо десятник. Они, кобели, воткнут за уши карандаши и ходят начальниками, а бабы и плугатари, и погонычи, и кашевары! Не желаем таких порядков! Советская власть не так диктует!
Но в этом году у всех упорное желание работать, большое хозяйственное рвение. Показательны в этом отношении цифры: первая пятидневка массового сева в прошлом году дала 5307 гектаров, в этом году — 25 520 гектаров.
Причем необходимо иметь в виду, что в районе в прошлом году было значительно больше рабочего скота. И несмотря на это, район засевает в первую пятидневку чуть ли не в пять раз больше.
* * *В последних числах апреля вдвоем с заврайзо Вешенского района тов. Шевченко выезжаем на правую сторону Дона. На перевале в степи, за хутором Чукаринским, бригада Базковской МТС. Три «кейса» стоят на пашне. Возле стана толпа молодых ребят. Позванивает балалайка, настроение самое праздничное. Шевченко на ходу спрыгивает с автомобиля.
— Почему не работаете? Где бригадир?
Подходит бригадир, малость смущенный.
— Семена кончились, поехали в хутор.
А до хутора пять километров. Из-за того, что вовремя не успели обеспечить сеялку семенами, простаивают тракторы, бездельничают люди. К вечеру приезжаем в зерносовхоз № 8. В зерносовхозе прорыв: не успели обеспечить участки семенным зерном. Часть зерна находится на полпути от станции, в пятидесяти километрах от главного участка. Идет переброска зерна тракторами, в то время как подошла пора бороновать зябь, земля перестраивается, дорог каждый час. Зерносовхозцев отчасти выручает то обстоятельство, что к пяти «катерпиллерам» из партии, полученной зимой, недоданы прицепки. Механическая мастерская зерносовхоза не в состоянии сделать прицепок, и тракторы используются на переброске зерна. Зерносовхоз № 8, как единственная в районе МТС, не является ведущим. Колхозы района на своем тягле за зиму перевезли для зерносовхоза около полумиллиона пудов груза, рассчитывая на поддержку в дни весенней посевной, но из разговора с заместителем директора зерносовхоза с совершенной очевидностью выясняется, что в севе колосовых на помощь зерносовхоза рассчитывать ни в коем случае нельзя. Зерносовхоз сам не в состоянии будет к 1 мая (крайний срок сева колосовых) выполнить свой план, и если поможет району, то только в севе пропашных[2].
