Ирина Велембовская - Несовершеннолетняя
Зорька что-то хмуро соображал. Потом подвинулся опять поближе к Марианне.
— Ты дала бы и мне эту книжку почитать, — попросил он. — Про купца про этого…
Когда мать очнулась, они все еще сидели в темноте и оба тихо жевали. Мать поднялась на локте, и большие мерцающие ее глаза уставились на сына и девочку.
— Ты еще здесь? — спросила она Марианну и покачала головой. — Пошто же это ты домой не ушла? Не прошеный гость, знаешь…
Зорька крепко схватил Марианну за руку.
— Сиди! — сказал он властно. — Кто хозяин-то тут?!
4Последняя метель разыгралась, когда март уже был на исходе. Снег был колкий, сердитый. Он иссек затвердевший наст, изноздрил его, придавил к земле. А когда проглянуло и заиграло солнце, все поползло, распустилось в тысячу мутных, пенных ручьев.
Но сорок морозных утренников продержались стойко. Там, где днем ворчала вода, утром над досуха вымороженными лужами хрустел лед. К маю высохло все, а на праздники так пригрело, что народ ходил по улицам во всем летнем и без шапок. Промытые окошки были отворены настежь, и оттуда вовсю пахло брагой и сдобной стряпней.
Шурка тоже напекла пирожков из сеяной муки. Обмазанные яйцом, они дотемна запеклись и надулись. Глядя на Шуркины хлопоты, Марианна невольно вспоминала, как всего в прошлом году, примерно в это же время, они с Шуркой ходили на ближнее колхозное поле подбирать ячменный колос, осыпавшийся после уборки. Колоски были мелкие, усатые, колкие. Жнейка вмяла их в глубокие колеи, смешала с грязью. Дома Шурка рассыпала мокрые колоски по горячей плите, потом вытащила во двор и принялась растирать между своими большими жесткими ладонями. Колкий, сухой ус сносило ветром, а зерна падали на расстеленную по земле Шуркину старую юбку. Потом она приволокла тяжелую ступку с пестом, и всю неделю у них на ужин была ячменная каша.
За этой кашей их тогда в первый раз и застал Марк, притащивший тяжелый, мокрый узел с солью. Шурка пригласила Марка к каше, и он остался доволен.
— Молоток баба! — похвалил он Шурку. — Мне бы такую!..
Эта похвала еще тогда, видимо, внушила Шурке какую-то смутную надежду. Но Марианна об этом не догадывалась.
На Первое мая перед вечером Марианна позвала Шурку погулять. На площади у поселкового Совета были танцы, и тут же должны были прямо на открытом воздухе показывать картину «Убийца среди нас».
— А ну-ка тот придет… — спрятав глаза, сказала Шурка.
— Кто? — удивилась Марианна.
— Да этот… статуй-то мой, Маркушка. Он обещался. Марианна тоже опустила глаза. Ей стало как будто страшно и стыдно.
— Ведь он же водку пьет, — тихо сказала она.
— А кто не пьет-то? Я рассчитываю его от вина отбить. Прождав с полчаса, они все-таки вышли за ворота и сели на свежевыструганную лавочку. Было очень тепло, но Шура надела новые ботики и повязалась шалью с кистями.
— Хорошо! — заметила она, глядя на вечернее красное небо. Но пестрое от веснушек лицо ее выдавало тоску ожидания.
«Статуй» так и не пришел. Народ расходился после картины, переговариваясь о том, что в картине ничего не поймешь. Наши все понятные, а на заграничные лучше не ходить. Вот про любовь, это у них бывает ничего.
При слове «любовь» Шурка вздрогнула.
— Пойдем домой, — сказала она Марианне.
Утром на кухне Шурку окликнула соседка:
— Александра, желаешь, чего скажу? — И, не дождавшись Шуркиного согласия, сообщила: — Твой Марк распрекрасный вчера к Красновым ходил. Ихнюю Глафиру сватать.
Шурка как будто застыла. Некрасивое, носатое лицо ее совсем подурнело от стыда и страха. Опомнившись, она коротко спросила:
— Сосватал?
— Да нет, шутишь, что ли; Красновы, они не глупые. Шурка тихо ушла в свою комнату, села к столу и заплакала.
— А ну его к шуту! Нашел над кем смеяться: мы же сироты, военные жертвы!
Марианна робко попробовала ее утешить. Но Шурка в первый раз недобро посмотрела на нее.
— Тебе хорошо! Небось сейчас к колхознику своему побежишь. А я кому нужна?
Марианна, чтобы не оставить Шурку одну со слезами, в этот день не пошла к Зорьке. Они с Шуркой сели вышивать крестом дорожку на комод, каждая со своего конца. На улицу не выходили, чтобы никто Шурку не видел. Вышивали до тех пор, пока кончились нитки. Тогда Шурка вымыла и без того чистый пол, и они с Марианной сели доедать вчерашние пироги.
— На наш с тобой век, Марияна, эдаких-то Марков хватит, — бодрясь, сказала Шурка. — Он думает — дуру нашел…
Но когда погасили свет и легли, Шурка больше не сказала ни слова. Лежала чужая и неподвижная, и Марианне даже показалось, что ее большое костистое тело как будто холоднее обычного. Она осторожно погладила Шурку по плечу. Та вздохнула глубоко, но не отозвалась.
— Пришел! — победным шепотом сказала Шурка, незаметно пытаясь прикрыть собой дверь, за которой сидел Марк. — Марианка, будь другом, выручи, сбегай! — И протянула пустую чекушку.
Это был очень грустный вечер. Марианна почувствовала такую тоску в сердце, не отличимую от боли, как в тот лень, когда осталась без Ангелины. Водку она принесла, поставила возле двери и быстро ушла.
На дворе собирался дождь. Рано пришедшее тепло сменилось ненастьем. Шурка опомнилась, когда уже потемнело. Она бегала по мокрым от дождя дворам и искала Марианну. Подгоняемая страхом, сбегала даже к реке. Но сплавщики, еще табунившиеся на берегу, сказали что ничего тут такого как будто бы не было.
— Топиться, что ли, кто собрался? Погодите недельки две, вода еще холодная.
Тогда Шурка решила, что Марианна, наверное, ушла в деревню и там, чего доброго, останется на ночь. Она со страхом подумала о том, что парень, конечно, промаху не даст и воспользуется. Шурка уже хотела бежать в деревню, но вспомнила, что заперла на ключ уснувшего Марка.
Подавив горький вздох, она пошла домой. Тихо открыла Дверь. Там, где всегда спала Марианна, теперь лежал и сопел Марк, свесив вниз свою черную деревянную руку. Шурка, не смея будить, осторожно присела возле постели. Марк не проснулся.
Утром до самого завода Шурка бежала бегом. За спиной у нее ревел гудок и торопились опаздывающие.
Марианна, низко наклонив голову, сидела возле верстака на чурбачке и привычно стучала молотком по железному пруту. Она вздрогнула, почувствовав над собой Шурку, но продолжала стучать.
— Ты где же это была?
— У девчат в общежитии… — И, чтобы переменить разговор, Марианна сказала: — Знаешь, кто-то утащил у нас вчерашнюю заготовку.
В другое время Шурка взбеленилась бы. Но сейчас ей было не до заготовки. Она тихо спросила:
— Ты чего это характер выказываешь? Обиделась?
— Нет.
— Тогда чего же ты? Разве я тебя гоню? Будешь с нами жить.
— Нет, — сказала Марианна. — Не буду.
Пора было начинать работу, а руки у Шурки не слушались. Она судорожно вздохнула, взялась за киянку, а проходящему мимо мастеру так ничего и не сказала о пропаже заготовки. Отвернувшись от Марианны, Шурка загрохала своим деревянным молотком, но через минуту опять положила его.
— Чем уж он так тебе поперек горла стал? — сухо и почти враждебно спросила она, имея в виду Марка. — Он ведь не живого человека зарубил…
Марианна почувствовала явный намек и еще ниже опустила голову.
Но Шурку уже прорвало:
— А ну тебе совсем к шуту! Ты ту паразитку забыть не можешь, на могилу бегаешь, а на меня тебе семь раз наплевать!
…На другой день Шурка собрала Марианну и проводила в общежитие для девчат-одиночек.
— Что получше — запирай, а то голая останешься, — стараясь загладить вчерашний крутой разговор, озабоченно посоветовала она. — Взаймы не давай: тебе при твоем характере обратно не получить.
Шурка дала Марианне еще несколько практических наставлений, потом задержала дыхание и сказала трагически:
— Главное, Марианка, с парнями пока не надо. Не губись!..
Она ушла, а Марианна осталась сидеть над своим сундучком. Потом достала коврик из лоскутков и постелила возле койки. Поставила на тумбочку петушка-копилку, положила гребень, коробку под иголки и нитки и яркий японский веер, купленный Шуркой неизвестно где и зачем.
— Я бы тебе и зеркало большое отдала, да Маркушке не у чего бриться будет, — сказала Шурка, когда собирала Марианну. — А книжки все забирай, они нам ни к чему. Нам читать некогда.
Марианна покончила с устройством и оглянулась. Возле ее койки на окошке цвела герань и раздражающе пахла. Но цветки ее напоминали Марианне детство: у няни Дуни герань была в большом почете.
— Давай паспорт на прописку, — сказала сторожиха. — Есть у тебя паспорт-то? Или ты еще малолетка?
— Есть, конечно, — сказала Марианна.
Она достала из сундучка новенький шершавый паспорт. Получила она его всего полгода назад, и раньше он всегда хранился у Шурки. Поэтому Марианна раскрыла его и сама с любопытством посмотрела на свое изображение, припечатанное штемпелем. Личико было маленькое, косое и непохожее.
