Семен Бабаевский - Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1
— Эх, дочка, дочка, — говорила Марфа Игнатьевна. — Была и я девушкой, и все это переживала. А все ж таки нечего тебе просиживать за книжками да этого Грачева водить в дом, а пора и за ум взяться. Ты теперь невеста, и одна у тебя дорога — стать женой. Вот ты и готовься к этому, посмотри, все ли у тебя припасено для новой жизни. А как же? Мы так выходили замуж. Перво-наперво — постель. Хоть он у тебя и фронтовик и любит при людях похвастать, что сильно закален на войне, а пуховую постель и ему надо приготовить. Кровать у тебя есть, на сетке, четыре подушки пухом набиты, есть и новое одеяло, а вот пододеяльника нету.
Прорезая ножницами петли, Ирина услышала шум мотора, знакомые шаги, стук щеколды, и по тому, каким голосом говорил Сергей с шофером и с какой решительностью распахнул сенную дверь, она уже знала, что у него плохое настроение.
— Иринушка! — крикнул Сергей, быстрыми шагами подходя к ней. — Ты бы знала, как я летел к тебе! Так только птицы…
Сергей не договорил, ибо в ту минуту, когда он приблизился к ней, нагнулся и обнял ее, то, что он хотел сказать о птицах, сразу потеряло свой смысл. Он легко, вместе с одеялом, приподнял ее, обрадованную и испуганную, и стал целовать и ее улыбающиеся губы, и ее закрытые, но все видящие глаза, и ее уши, маленькие и мягкие; целовал торопливо и с той ненасытной жадностью, с какой уставший, томимый жаждой путник пьет воду, добравшись до родника.
— Ой, Сережа, одеяло падает!
— Наше?
— Наше.
— Сама мастерила?
— Сама.
— И смогла?
— Так это же нетрудно.
— Ты пока оставь свое шитво, — сказал Сергей. — Собирайся, поедем к нашим.
— Ты чем-то встревожен?
— Не ладятся у нас дела с высоковольтной линией. Хочу поговорить с отцом. Поедем вместе.
Наступал сухой и душный вечер. В доме Тутариновых еще не светились огни. Ниловна подоила корову и пришла с дойницей в сенцы — из дверей повеяло запахом молока. Тимофей Ильич сидел на низеньком стульчике возле хаты — он только что вернулся с огородных плантаций и отдыхал. За день находился, устал, все тело ныло, старчески сухие ноги просились на покой, но не ломило в суставах, не было и в коленях той ноющей боли, которая обычно предвещала старику сырую погоду. Усталыми глазами Тимофей Ильич смотрел на небо, до половины залитое жарким красновато-синим светом, и думал: «Что-то моя ревматизма не тревожится, знать, не быть скоро дождю».
Ниловна процедила молоко, вымыла дойницу и, повесив ее на колышек, присела, тоже на низеньком стульчике, рядом с мужем.
— Тимофей, ну что там ноги, не зудят?
— Уже вылечились, — ответил Тимофей Ильич. — Думаю записаться в танцоры.
— Знать, не быть дождю.
Стемнело. Густые сумерки полезли в сад, а из сада на улицу. В калитку вошла Анфиса, ведя за ошейник телка.
— Разыскала? — спросила Ниловна.
— В бурьянах возле мальцевского двора спал, окаянный, — сказала Анфиса, проходя мимо родителей, полная и низенькая, с заметно выросшим круглым животом. — Мамо, Семен еще не пришел? Знать, и сегодня будет ночевать на гидростанции.
— Э-хе-хе-хе! — тяжело вздохнул Тимофей Ильич. — Дождик-то пойдет, ему еще придет пора. А меня, Ниловна, другое опечаливает. Весна наступила, вода в Кубани прибыла, а электричества все нету и нету. А Прохор доказывал мне, что все упирается в воду.
— А чего ты печалишься? — сочувственно заговорила Ниловна. — Гляди, сколько столбов по улице стоит, просто как в городе. И шнур в хату проведен, чего ж тебе еще?
Тимофей Ильич поднял голову, хотел посмотреть на провода, идущие в дом, но в темноте их уже не было видно.
— Ничего ты, Ниловна, не смыслишь, — сказал он. — Ну что такое столбы? Что мы, на них богу будем молиться, коли в них тока нету? Будем вот так сидеть и на столбы поглядывать. Да и сын наш тоже вояка хороший, в станицу носа не показывает. И Никита Мальцев тоже сидит и чуприну свою поглаживает. Был я у него сегодня. За голову руками схватился, чуб мнет. «Почему, — говорю ему, — не ведете столбы от станции?» — «Нету, говорит, дерехтивы, а без нее неможно». Видал ты его — без дерехтивы жить не может.
Тимофей Ильич бурчал, ругал Савву, и Сергея, и зятя, а Ниловна слушала и зевала — она привыкла ложиться спать рано, когда куры садятся на насест. Она хотела встать и уйти, но в это время на улице вспыхнуло зарево. Сперва оно осветило плетни, затем перекинулось в сад и, позолотив верхушки белолисток, упало на белую стену и ослепило Тимофея Ильича и Ниловну.
Анфиса легко, точно она и не была беременна, побежала открывать ворота, заслонив рукой от света глаза… Машина подъехала к самому порогу. Сергей и Ирина подошли к родителям.
— Мамо, и вы, батя, — сказал Сергей, — мы приехали к вам в гости.
— Спасибо, дети, спасибо, — басом ответил Тимофей Ильич. — Давно пора навестить стариков.
А Ниловна, обрадованная таким неожиданным приездом сына с будущей невесткой, прижималась то к Сергею, то к Ирине, хотела сказать что-то значительное и не находила слов. Старушка вспомнила свою молодость, увидела и себя и Тимофея Ильича — вот так же когда-то стояли они перед родителями — и ей хотелось побежать в хату, вынести икону и благословить жениха и невесту, только она не знала, — вынести ли сюда икону или увести молодых в хату. Потом Ниловна вспомнила, что сын ее икону не примет, и от этого ей стало так больно на сердце, что она тихонько всплакнула, прижавшись уже не к Сергею, а к Ирине, и успела тайком, так, что в темноте никто и не заметил, перекрестить их обоих своей маленькой старческой рукой.
— И чего ты к ним липнешь? — сказал Тимофей Ильич. — Эй, бабы! — обратился он и к Анфисе, что-то говорившей на ухо Ирине, и к Ирине, уже как к своей, и к Ниловне. — Идите в хату и там шепчитесь и целуйтесь сколько вашей душе угодно. Да приготовьте стол, а мы тут с Сергеем побеседуем.
Женщины ушли в хату, вскоре в окнах загорелся свет и послышался девически веселый смех Анфисы и Ирины.
— Ну, что ж, сыну, — заговорил Тимофей Ильич. — Нареченную жену ты привез, а русская горькая у тебя имеется? Без этой штуковины и в хату не пущу! — И старик рассмеялся тихим, с хрипотой смехом.
Между тем закат давно угас, и из-за крыши подымалась луна. Тени от дома потянулись к воротам. Тимофей Ильич, прислушиваясь к смеху в хате, сказал:
— А веселая тебе жинка попалась.
Затем усадил Сергея рядом с собой и положил ему на колено свою костлявую и тяжелую руку.
— Не расписывались? — спросил он строго.
— Еще с месяц подождем.
— Чего ж ждать? Какая тому есть причина?
— Так условились. Ирина учится.
— А ты бы ее сам и учил, на то и муж.
— Вы этого, батя, не поймете.
— Так, так. — Старик подумал. — И без свадьбы будешь кончать дело?
— Некогда, батя, разгуливать.
— Так. Оно-то и верно, зараз тебе не до гулянья. А как же с прочим?
— Это вы о чем?
— Нужно ж тебе родительское благословение или как? Знаю, у попа венчаться не будешь, свадьбу справлять тоже не желаешь, а все ж таки без родительского благословения нельзя. — Тимофей Ильич тяжело вздохнул. — Ты, сыну, не суперечь, ежели мать поднесет тебе икону, не бунтуй, хоть и не смотри на лик божий, и не крестись, а только мать не оскорбляй.
— Нет, нет, батя, только без этого, — поспешно ответил Сергей. — Вы же знаете, что ни вас, ни мать я никогда и ничем не обижал, а этого делать не надо. Ни к чему.
— Так-таки и ни к чему? А чем же мы тебя будем благословлять? Кулаками, что ли? — Тимофей Ильич, сжимая пальцами колено сына, рассмеялся и закашлял.
— Скажите нам доброе слово — вот и все.
— Так, так, доброе слово. — Тимофей Ильич задумался. — Я и сам не дюже охочий до тех икон, а вон мать твоя — женщина старорежимная, что она смыслит в политике? Ну, ничего, я как-нибудь сам отговорю. А жилье там у тебя имеется? — спросил отец после короткого молчания. — Где жить-то будете? На квартире?
— Об этом, батя, не беспокойтесь.
— Ну, добре, добре. — Старик расстегнул бешмет, выпрямил ноги. — Ну, что там у вас в районе? Что думает начальство насчет дальнейшего строительства?
— Да так, все ничего. Думаем, батя, и очень много думаем. — Сергей тяжело вздохнул. — Приехал и к вам посоветоваться.
— Так, так. — Старик наклонился, поднял палочку и стал ею чертить землю. — Значит, приехал к бате за советом. Понаобещали, понашумели, понахвастались, а теперь думаете? Плохо, сынок, думаете, вот что я тебе скажу.
— Вы, батя, меня не попрекайте, не за попреками я к вам приехал.
— Знаю. Говори, за каким советом приехал?
— Как мне поступить, батя? — Сергей вопросительно посмотрел на отца. — Чтобы пустить станцию, нужно по всему району провести провода, — работа большая и трудная.
— Так что ж из того, что она трудная? Ежели нужно, так и нечего глядеть на трудность.
