Сергей Алексеев - Библиотека мировой литературы для детей, т. 30, кн. 4
Так я ничего и не сказал дяде о своих неприятностях. О Витьке и о дохлой крысе… Да и что было об этом рассказывать! И так все ясно. Главное — быть находчивым и вовремя давать сдачи. А остальное все чепуха!
Валя+Миша=любовь!
На следующий день я понес свои бивни в школу. Я с трудом запихнул их в портфель. Пришлось выкинуть несколько учебников. Но все равно бивни торчали. Целиком они не умещались.
Я не мог не взять их в школу! Не для того, чтобы хвалиться — чего мне хвалиться! — я просто должен был доказать, что дядя не болтун. Что он ничего не выдумывает.
Сейчас я мог это доказать.
Я хотел показать эти бивни всем. Во-первых, Вале. Хотя она могла увидеть их у меня дома. Она иногда приходила ко мне в гости. А Витька не приходил ко мне в гости. Эту Болотную фамилию я бы к себе не пустил. А Витьке их тоже надо было показать. Ему-то особенно. Это во-вторых. Ну, а в-третьих, всем остальным. Чтобы знали!
У кого есть еще такие бивни, скажите? Ни у кого! Все ребята приносили в школу разные ценности: разные гайки, железки, болтики, спичечные коробки (с жуками и без жуков), фантики, резинки для рогаток, перочинные ножички и так далее. Но это все были ложные ценности по сравнению с моими бивнями. Ложные ценности — это не настоящие ценности, попросту говоря — чепуха. Разве примут в музей какую-нибудь ржавую гайку? Не примут! Гайку только и можно, что забросить на какой-нибудь провод, привязав ее за ниточку. Или сдать ее в металлолом. Больше она ни на что не годится. А мои бивни можно в музей сдать! И за них даже деньги заплатят. Кто знает, какого они века! Сколько они пролежали во льдах! Может быть, тысячи лет! Я уж не знаю, где их дядя достал. Говорит — на Севере, а где на Севере — не говорит. Может быть, мои бивни — огромная историческая ценность! Кто его знает!
Но я их, конечно, не понесу в музей. Пусть уж лежат дома. А то в музее все попадают в обморок, и заплачут, и попросят эти бивни продать. И отказать будет неудобно! А не отказать — жалко! Такая все-таки ценность! Потом-то я их, может быть, и отдам, через несколько лет. Когда я на них насмотрюсь. Спешить с этим не надо. Никогда не надо спешить! В конце концов, я могу завещать эти бивни и после своей смерти. Завещать их музею. Конечно, бесплатно. Тогда пусть себе в музее лежат! А над ними будет повешена мемориальная доска, на которой будет написано, что эти замечательные бивни принесены в дар музею от такого-то и такого-то, то есть от меня. Так всегда делается. Я видел в музее одну такую доску. Только рядом висели не бивни, а какие-то старые тусклые картинки. Я уж не помню какие… Хуже бивней, конечно.
Все это я думал, пока шел в школу. Как только я вошел в класс, я сразу всем показал свои бивни. Вы знаете, какое они произвели впечатление? Потрясающее! Все просто онемели, остолбенели, окаменели, одеревенели и обревнели. И смотрели на мои бивни. Вот было впечатление! Никогда еще в жизни ничем я не производил такого сильного впечатления!
Больше всего поразили мои бивни Витьку. Он смотрел на них во все глаза, даже несколько раз пощупал. А я делал вид, что не замечаю его, хотя сам наблюдал за ним боковым зрением. Витька просто умирал от зависти, я это видел по его глазам. Но он ничего не сказал.
А я сказал! Я сказал, что это мне дядя привез. С Северного полюса. И про музей я тоже сказал, когда меня спросили, что я с ними буду делать. Но тут прозвенел звонок, и все сели за парты. В класс вошла Лидь Петровна.
Я положил бивни в парту, но они торчали даже из парты. Я их все время трогал, потому что они мне мешали, а еще потому, что мне приятно было их трогать. И мой сосед Скобелев тоже их трогал, потому что я ему разрешил. Лидь Петровна заметила, что мы вертимся, и сделала нам замечание. Но я продолжал ерзать на месте, потому что бивни упирались мне прямо в живот. Один раз они меня так защекотали, что я рассмеялся. У меня было прекрасное настроение!
— Какой-то ты сегодня странный! — сказала мне Лидь Петровна. — Что это с тобой?
— Ничего.
После этого я сидел смирно, хотя мне было очень неудобно: я даже дышать не мог — так мне мешали бивни. Но ничего не поделаешь. Так я сидел до конца урока. Я прямо измучился. Я ничего не понимал из того, что говорила Лидь Петровна, потому что все время думал про бивни, и про свой успех, и про Витьку, а урок был как в тумане, в котором торчали огромные бивни. И все вертелось вокруг бивней.
На первой же перемене весть о моих бивнях разнеслась по всей школе. Все приходили на них смотреть. Даже десятиклассники. А я давал всем объяснения. И рассказывал всем о дяде. Когда я на минуту отлучался из класса, объяснения давала Валя, потому что Валя все знала — и про бивни, и про дядю. Когда я выходил, я поручал бивни Вале, чтобы с ними ничего не случилось. Но вообще-то я почти не выходил из класса, потому что все время должен был быть рядом с бивнями. Как какой-нибудь экскурсовод. Но экскурсоводы ходят по музею, а я почти не ходил. Я даже не ходил завтракать.
Тогда я вот что придумал: я вставил бивни в рот и стал ползать по партам — как мамонт! Витьку я этим совсем уничтожил! Вот было смеху! Бивни чуть не разорвали мне рот. Все очень смеялись. И я тоже. И Валя. И Витька тоже захохотал. Он так захохотал, что чуть не упал на пол. Он уж слишком захохотал, меня это даже удивило. И вдруг я заметил, что все смотрят на доску. Я тоже посмотрел на доску. И сразу перестал смеяться.
Большими буквами на доске было написано:
МИША+ВАЛЯ=ЛЮБОВЬ!
Кровь сразу ударила мне в голову.
— Кто это написал? — крикнул я, хотя прекрасно знал, кто это написал.
Витька ничего не ответил — он продолжал хохотать, держась за живот.
Я подскочил к доске и стер эту подлую надпись.
Валя сказала:
— Брось, что ты обращаешь внимание на дураков!
И Витька перестал смеяться.
— Он просто боится признаться, тот, кто это написал, — сказал я и посмотрел прямо на Витьку.
Тут опять прозвенел звонок, и мы сели за парты. Мне опять ничего не лезло в голову. Я думал о том, какой подлый этот Витька. Даром что второгодник! Настроение у меня было немножко испорчено. Но только немножко. Все-таки бивни были бивнями! Тут уж ничего не поделаешь. Просто я думал, как отомстить Витьке за эту подлость.
На следующих переменах мы опять играли с бивнями. Я тоже играл и делал вид, что ничего не случилось. Все опять приходили смотреть на эти бивни, и щупали их, и расспрашивали про дядю, и вставляли бивни в рот, и прикладывали их к голове — как оленьи рога, и приставляли их к носу — как рог носорога, и даже фехтовали на бивнях! Было очень весело. На Витьку никто не обращал внимания. Но под конец мне это все надоело. Я устал.
Когда прозвенел последний звонок, я опять положил бивни в портфель и вышел во двор. Во дворе стоял Витька и еще ребята — из нашего класса и из другого. Витькины дружки.
Витька вышел вперед.
— Послушай, — сказал он, — хочешь конфетку?
В руках у него был кулек. Довольно большой кулек. Этого еще не хватало!
— Не хочу я твоих конфет! — сказал я.
Я пошел дальше. Но Витька пошел за мной и те тоже.
— Брось ты дуться! — сказал Витька. — Ты думаешь, это я написал! Я ничего не писал!
Но я шел молча.
— Мишка! — сказал Витька и забежал вперед. — Ты брось! Я ведь ничего не имею… ну, против того, чтобы дружить. И насчет дяди забудь, он совсем не болтун. Это я теперь вижу…
И ребята тоже сказали:
— Хватит вам! Кончайте ссориться!
— Бивни у тебя замечательные! — сказал Витька. — Просто блеск! Возьми вот конфетку! Ну, возьми! Шоколадные…
— Ну ладно! — буркнул я. — Так это не ты написал?
— Конечно, не я! Честное пионерское! Я знаю кто… Я тебе потом скажу… Возьми вот эту, она самая вкусная!
Я взял конфетку и положил ее в рот. А ребята стояли и смотрели. Они смотрели мне прямо в рот.
Я раскусил конфетку и почувствовал во рту какую-то дрянь… Это была соль! Вся конфетка была напичкана солью! У меня от неожиданности голова закружилась! А во рту было так противно…
А Витька улыбнулся и вытянул голову.
— Ну как? — спросил он.
И ребята заулыбались. Я видел, что они готовы расхохотаться.
— Очень вкусно! — сказал я, еле переводя дух.
И тут я проглотил эту конфетку.
— Замечательно вкусная! — повторил я. — Еще можно?
Я опять протянул руку и взял другую конфетку. Вторая конфетка была без соли. Я стал ее тщательно прожевывать, а ребята смотрели, как я жую. И Витька смотрел, как я жую. Его улыбка постепенно сходила с лица. А я жевал как ни в чем не бывало! Жевал и смотрел на них. Я жевал и лихорадочно думал…
— Дай еще конфетку! — сказал я.
Я положил на землю портфель, взял еще конфетку и сразу проглотил ее.
— Давай еще конфетку! — закричал я. — Давай!
И тут я размахнулся и ударил Витьку прямо в переносицу!
