Никита Павлов - Чужаки
Недалеко от города, в небольшом перелеске, отряд с ходу захватил в плен штаб сербского полка, оборонявшего город около железной дороги. Когда Трофим Трофимович заявил командиру полка, тучному, черноволосому с горбатым носом сербу, что он взят в плен отрядом челябинских рабочих, тот возмутился:
— Вы с ума сошли! Это ошибка, ошибка! — размахивая руками, кричал он. — Челябинск нас любит. Мы за белых, красный там, иди дальше.
— Давай, давай! Клади оружие, — напирала на пленного Дуня, направляя ему в грудь дуло нагана. Но серб не сдавался. Он никак не мог понять, каким образом в Челябинске могли оказаться вооруженные противники колчаковцев. Ведь его полк челябинцы только два дня назад отправляли на фронт с таким шумным торжеством, с такими громкими криками о братстве русских и сербов.
— Это ошибка, ошибка! — нажимая на «о», твердил серб. — Мы… ваши братья. Не надо так пугать.
— Иди к черту, — не выдержал Папахин. — Таких братьев не мешает к стенке ставить.
Зажатые с трех сторон, сербы несли большие потери. Пятясь к городу, они ждали помощи бронепоездов, которые вот-вот должны были появиться со стороны Челябинска.
Услышав сзади пение «Интернационала», сербы вначале не могли разобрать, что же это происходит, но когда из-за пригорка показались цепи рабочих, солдаты один за другим стали бросать оружие. Так прекратил свое существование белогвардейский полк сербов, на который командование обороны города возлагало большие надежды. Разгром полка в значительной мере предопределил отступление белогвардейцев по всей линии обороны. Атакованные с фронта частями Красной Армии и с тыла рабочими дружинами, они в панике бежали или сдавались в плен. Не помогли белогвардейцам и подготовленные ими бронепоезда. Железнодорожники сумели сделать так, что один из бронепоездов, не сделав выстрела, скатился с рельс, а второй, загнанный в тупик, не вышел оттуда, пока на него не села команда из красноармейцев.
В этот же день в городе был образован Ревком. Началась массовая запись рабочих добровольцами в Красную Армию.
Поголовный уход рабочих на фронт обеспокоил Кузьму Прохоровича, и он стал настаивать, чтобы на заводах осталось хотя бы небольшое количество людей.
— Сначала белым голову свернем, потом за заводы возьмемся, — отвечал каждый из рабочих, кому было предложено оставаться.
— Если заводы не будут работать, чем же воевать будем, — пытался убедить их Кузьма Прохорович.
— У белых отберем, у них прорва всего, американского, английского и черт-те знает чьего. Так что нам хватит.
— Голыми руками не отберешь, — не сдавался Кузьма Прохорович…
— А бронепоезда? А трофеи? — кричали добровольцы. — Разве мало беляки побросали винтовок. Соберем, всем хватит.
Вступление советских войск в Челябинск послужило сигналом для начала новой белогвардейской операции. В эту ночь батальон Леньки расположился в Казачьей станице, в нескольких верстах от города. Бойцы, утомленные многодневными боями спали, расположившись по амбарам и сеновалам казачьих дворов. На рассвете отборные части генерала Войцеховского, сосредоточенные в районах озер Агачкуль — Урефты, ударили в стык двух советских дивизий. На станицу напал лучший у белогвардейцев Михайловский полк. Посты охранения обнаружили наступающих с большим опозданием. Услышав выстрелы, Ленька выскочил на улицу, перемахнул через церковную ограду, и стал сзывать к себе мечущихся по улицам и переулкам бойцов. Их собралось около половины. Остальные или пали от выстрелов засевших на чердаках белогвардейцев, или были окружены колчаковцами и отбивались небольшими группами в разных местах станицы. Одной из таких наиболее сильных групп, засевших за каменной развалиной, была часть роты Чугункова.
В этой же группе оказался и Прохоров Калина. Им удалось тогда с Чугунковым спастись. Когда они попали в плен к отряду Назарова, воспользовавшись смертельным ранением командира батальона, они уговорили колчаковцев перейти на сторону Красной Армии.
В первое время группа успешно отбивала атаки белогвардейцев и даже заставила было их очистить одну из прилегающих улиц. Но через несколько минут по красноармейцам начали стрелять с тыла, с чердака соседнего дома. Хотя эта стрельба и не наносила красноармейцам большого урона, однако Калина видел, как начали нервничать бойцы. Выстрелы с тыла действовали на них сильнее, чем многократное превосходство находящихся впереди белогвардейцев. Он подполз к Чугункову, показал в сторону чердака.
— Пойду. Нужно уничтожить…
— Одному трудно. Возьми человека три бойцов.
— Нет, нет! Здесь они нужнее, — отмахнулся Калина. — Я справлюсь, — и, согнувшись, побежал в переулок.
Огибая пустырь, Калина заметил в конце улицы густую цепь белогвардейцев. Но это не остановило его. Вбежав в задние ворота, которые хозяин на свою беду не догадался закрыть, Калина увидел, что стреляли не только с чердака, а в небольшом проломе в воротах по красноармейцам целился здоровенный, толстозадый хозяин дома. Двор был заставлен подводами, нагруженными домашним добром беженцев. Не целясь, Калина выстрелил казаку в спину. Но тот, судорожно цепляясь за ворота, поднялся на ноги и, увидев Калину, стал поднимать винтовку, не сводя глаз с противника. Калина выстрелил снова. Казак упал.
С чердака по красноармейцам стреляли Абросим и поп Авдей. Увлекшись стрельбой, они не заметили, как на чердаке появился Калина. Расчет был короткий. Два выстрела навсегда оборвали жизнь этих двух подлецов.
Завладев двумя винтовками, Калина стал оборонять тыл своих друзей, с трудом отбивающихся от наседавших врагов. Но спасти их от гибели он не мог. Стреляя, Калина видел, как выронив из рук винтовку, упал навзничь Чугунков, как один за другим гибли его соратники. Вскоре он уже и сам не слышал выстрелов влезших на чердак белогвардейцев и не чувствовал, как его рубили шашками.
Иначе сложилась обстановка там, где около комбата собралась значительная часть красноармейцев. Отбив атаку, Ленька начал выводить бойцов на окраину станицы. Колчаковцы пытались было окружить отступающих в конном строю. Рассыпавшись, на красноармейцев поскакали две сотни казаков. Из-за плетней защелкали выстрелы, полетели гранаты. Не выдержав отпора, казаки повернули обратно, оставив около плетней несколько десятков убитыми. Отбив атаку, красноармейцы отступили в сторону Челябинска, унося с собой раненых товарищей.
Глава пятьдесят вторая
Вокруг Челябинска несколько суток днем и ночью гремела канонада, кипели кровопролитные бои.
Красные хотя и отступали, но делали это организованно, готовясь к контратаке.
Рядом с полком Редькина, с одной стороны дрался полк питерских рабочих, с другой — отряд челябинцев.
Это были части ударной группировки, создаваемой командованием пятой Красной Армии для нанесения врагу ответного удара…
Еще вечером, накануне решающего сражения, Кузьма Прохорович Луганский прибыл в отряд челябинцев, чтобы лично участвовать в предстоящем бою, которому было суждено решить судьбу города. Луганский понимал, как много завтра будет зависеть от морального состояния бойцов. Раздавая привезенные из города папиросы и другие подарки, он находил для каждого теплое, задушевное слово.
— Видал? — спрашивал он огромного кузнеца, подавая ему вместе с двумя пачками сигарет, игрушечный револьвер.
— Ванькин! — прижимая к себе игрушку, радостно воскликнул кузнец.
— То-то же… Сам прибегал. Отдай, говорит, папе. Пусть беляков стреляет. А я с голубятника смотреть буду, если какая нетяга, мы с Колькой тоже придем…
Боец взял подарки и, отходя в сторону, растроганно качал головой.
— Ну, чего ты на меня так смотришь, — делая непроницаемое лицо, спрашивал Кузьма Прохорович молодого белокурого парня.
— Да я хотел…
— Вешали вместе с Кузьминишной, восемь фунтов, и Верочка здорова. А он пищит, что твой соловей. Победимом назвали…
Парень едва не заплясал от радости.
— Фоминишна сама сюда собиралась, да я рассоветовал, — говорил Луганский пожилому машинисту с грубыми, потрескавшимися руками. — Ребятишки, как их бросишь в такое время? Просила сказать, что Чернявка отелилась.
— Ну, слава богу, — удовлетворенно вздохнул машинист, — ребятам теперь куда сытнее будет. А Фоминишне здесь делать нечего. Без баб обойдемся.
— Как думаешь, отступать еще будем? — зажигая спичку и закуривая вместе с железнодорожником, спрашивал Кузьма Прохорович.
— Да куда же еще отступать-то, если город вон рядом, — хмуро отвечал машинист. — Хватит уж, отступали, пора и честь знать.
Поручив раздачу остальных подарков приехавшим с ним членам комитета, Кузьма Прохорович пошел в окопы и там прочитал наказ рабочих и их семей, обращенный к защитникам города. И всюду после чтения наказа, с требованием не отдавать врагу родного города, бойцы клялись ни отступать ни на шаг.
