KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Советская классическая проза » Юрий Колесников - Занавес приподнят

Юрий Колесников - Занавес приподнят

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Юрий Колесников, "Занавес приподнят" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Хаим горько улыбнулся, вспомнив, как Симон Соломонзон, Штерн и другие руководители «акционс-комитета» радушно обнимали и даже целовали уже тогда втайне обреченного ими на смерть человека. «Поистине макиавеллевское коварство и лицемерие…» — подумал он и сказал:

— Теперь ты обзываешь этого Майкла подлецом и всячески поносишь его… Но в тот вечер на собрании старшие хавэрим из «еврейского агентства» и «акционс-комитета» радушно обнимали его и даже целовались с ним, когда он вошел в зал!..

— Ну и что? Если хотят вывести недруга на чистую воду, чтобы потом уничтожить, сначала его обнимают и целуют!.. — цинично заявил Ионас. — Ты этого разве не знал?

Наступила неловкая пауза. Пожалев, видимо, что сначала погорячился, Нуци, помолчав немного, вдруг сказал тихо и задумчиво:

— Жаль, конечно, что тщательно разработанный нами план ликвидации заокеанского гостя пошел насмарку… Но, как говорится, что бог ни делает, все к лучшему.

И Нуци рассказал, что труп Майкла, как только прибыла машина Симона, отвезли на окраину Яффы.

— Первоначально мы должны были его выбросить где-то между тюрьмой и инфекционной больницей… Самое подходящее для ренегата место! Но Кнох, который руководил этой операцией, передумал. Мы проехали еще пару кварталов. Как раз там, где кончается мусульманское кладбище и начинается с одной стороны греческое, а с другой — латинское… И вернулись мы уже дорогой на Бат-Ям. Мы выбросили тело в кювет, предварительно сняв с него пиджак и очистив карманы брюк… Теперь каждому ясно, что Майкла убили с целью грабежа… Такие дела всегда нужно проделывать с головой, Хаймолэ, а не наугад!..

Рассказ Нуци был прерван донесшимися с соседнего двора истошными воплями женщины. Нуци и Хаим, прибежав туда, увидели лежащего на крыльце дома черноволосого мальчика. Моля, склонившись над ним, отчаянно кричала, ее слабые руки судорожно пытались развязать веревку на его тонкой детской шее.

Хаим осторожно отстранил Молю, развязал веревку, приподнял безжизненное тело ребенка. Нуци взял кувшин с водой у стоявшей рядом женщины, плеснул в перекошенное предсмертной судорогой жалкое и сплошь в свекольных пятнах лицо мальчика. И Хаиму вдруг показалось, что из-под плотно сомкнутых посиневших век ребенка проступили слезы…

— Мальчик мой, родной мой… — причитала Моля и гладила, целовала мокрое лицо и головку сына, прижимала к груди его худенькое тельце.

Сбежавшиеся соседки с трудом оторвали ее от сына, тщетно пытаясь успокоить. Мужчины внесли мальчика в дом, положили на пол.

Во дворе появилась Нуцина теща. Втиснувшись в небольшую толпу испуганно притихших людей, она безапелляционно заявила:

— А кто довел мальчика до этого! Она! Разве это мать, я вас спрашиваю? Кошмар!.. Не удивительно, что он решился на такой поступок, да простит меня бог… Никогда бы не подумала, что такой маленький мальчик вообще что-то понимает! Сколько ему было? Он же еще ходил в начальную школу — бейт-а-сефэр! А выходит, все видел и все понимал, несчастный…

На старуху зашикали, пытаясь урезонить, пристыдить. Но не тут-то было. Нуцина теща взвизгнула, как ужаленная.

— Что вы закрываете мне рот? И скажите на милость, что это вы вдруг заступаетесь за нее? Кто, скажите, не знает эту шлюху?! Мужа своего довела до того, что он уже не вылезает из больницы, а сама — нет ночи, чтобы сидела дома!.. Что? Неправду я говорю?! Вы ее застали вечером дома? Так что с этого? Зато по утрам от нее, я уверена, выходила не одна пара брюк!.. И это жена, по-вашему? Мать ребенка?

— Зачем же так наговаривать? — вмешалась женщина в сером платке с заплаканными, скорбными глазами. — Два раза в день она бегает в больницу — это все знают, кто работает с ней на «Дельфинере»: утром, чуть свет, и в обед, хотя у самой и маковой росинки во рту не было. А к гудку возвращается. Это же надо уметь, а вы бог весть что говорите… Нехорошо так.

— Не делайте из меня, пожалуйста, дуру! — завопила старуха. — Я еще, слава богу, не выжила из ума! И между прочим, не собираюсь… Да. К вашему сведению. Как-нибудь я знаю ее лучше вас: днем она будет бегать в больницу к мужу, а по ночам спать с мужчинами…

— А если даже так? От хорошей жизни разве? Где ей, несчастной, взять деньги на больницу, на доктора, на лекарства? Откуда, если она гроши зарабатывает? А-а?!

— Откуда? — ехидно переспросила старуха, воинственно подбоченясь. — Кошмар! Посмотрите на них! На этих современных женщин!.. Они не знают, откуда люди берут деньги… Как будто бы с неба свалились! Не иначе, чтоб я так была здорова… Работать надо! Трудиться! Не телом же торговать и себе удовольствие получать! А ваша Моля что? Все думает, что если когда-то в Венгрии была артисткой, то ей, видите ли, не подобает работать так, как все люди. Она ждала, что приедет, в Палестину и ей будут всё подавать на тарелочке прямо в постель? Да-а? А кукиш она не хочет? Здесь люди трудятся от темна до темна! А у нее что, руки отсохли бы, если, скажем, после фабрики она пошла кому-нибудь посуду помыть, белье постирать или еще чего-нибудь поделать, как честные люди поступают?

— Уж ты бы, старая сплетница, помалкивала лучше о честности! — К старухе подступила рослая моложавая женщина. — Сама-то ты чем занимаешься? Деньги ссужаешь под проценты, а потом три шкуры дерешь, если хоть на денек опоздаешь с возвратом! Я-то тебя знаю, как облупленную, будь ты проклята, ростовщица! Кто, как не ты, зажулила обручальное кольцо несчастной Моли, которую сейчас поносишь последними словами? Молчишь, ведьма? А бриллиантовые сережки вдовы хромого провизора, что держал аптекарский магазин на улице Рабби Акива, не ты ли прикарманила? И кто их носит теперь, бриллиантовые сережки? Твоя бесплодная дочь!

— Кошмар! — Нуцина теща окинула столпившихся вокруг нее женщин презрительным взглядом. — При чем тут моя дочь? Кого она трогает? Кому она мешает жить? Или я, может быть, не свои деньги, а чужие даю в долг? Не нравится платить проценты, не берите взаймы! Никто вас, голодранцев, не принуждает. Не я же прихожу к вам, а вы сами прибегаете, плачете и божитесь, что вернете в срок, клянчите так, что аж тошнит! И после всего этого я еще и ростовщица? А вы бы как хотели? Без залога и без процентов, на дурницу? — Старуха затрясла кукишем. — Вот вам!

— Ой, люди, люди… Постыдились бы! — послышался робкий голос из толпы. — Такое тут несчастье, а вы свои счеты сводите… Бога бы постыдились!

Нуци потянул Хаима за локоть.

— Пошли! Пусть судачат… Не наше это дело. Пошумят и помирятся. Одно слово — женщины… Что с них взять? Гвалт поднимут, а если разобраться, так все это выеденного яйца не стоит.

Но и на дворе, где стоял дом Нуци, собрались соседи, обсуждая печальное событие. Из этих разговоров Хаим узнал, что муж Моли, тромбонист известного в Палестине симфонического оркестра, играл по три-четыре, а то и по пять концертов в неделю. Вот эти-то концерты и подорвали его здоровье. Не привычна для европейца здешняя жара! Разгоряченный, с пересохшим горлом, музыкант в антрактах с жадностью набрасывался на холодную воду. Сначала он занемог немного, но не придал этому значения: думал, обыкновенная простуда, пройдет. Может, полежать бы ему, поберечься, так и в самом деле прошло бы. Да куда там! Зарабатывать надо. Вот и свалился… А теперь который месяц в больнице! Может, туберкулез, а может, и того хуже… Словом, не сегодня-завтра отмучается.

Так говорили люди, собравшиеся во дворе. Слушая их, Хаим задумался: «Майкл… Мальчик Моли… Несчастный музыкант… Не слишком ли много смертей?»

Хаим чувствовал, что есть какая-то общая причина, породившая все эти столь различные по обстоятельствам трагедии, есть какая-то связь между ними. Но как разгадать ее до конца?

А люди потихоньку разговаривали, сочувствуя, вздыхали. Хлопнув калиткой, во двор вошла Нуцина теща и тут же воинственно, словно после сражения возвращалась с победой, трескучим голосом возвестила:

— Ну! Так я вас спрашиваю, кто был прав: я или не я? Он таки удавился от позора за свою мамочку!.. А вы думали?!

Оказалось, что по пути домой старуха успела расспросить повстречавшегося ей чернявого мальчугана-сабра, заводилу местных ребят. Он готовился стать «йешивэ-бухэром» — набожным парнем, учеником специальной талмудической школы — и поэтому досаждал всем соседям за малейшие отклонения от норм религиозного поведения. Это он выследил, куда по вечерам ходила Моля, он оповестил всю детвору о том, что она проводит ночи в притоне, он мучил сынишку Моли, обзывая его мать последними словами. Чернявый клялся, что говорит правду.

«Я сам подслушал однажды, как мой старший брат — он работает шофером такси — рассказывал своему приятелю, что зашел в один бейт-зонат… Это же дом терпимости! — брызгая слюной, сыпал скороговоркой чернявый мальчуган. — И там он увидел твою маму. Это в Тель-Авиве. Около порта. В самом конце большой улицы Лассаль-швейсс… Недалеко от Иарден-отеля, где старая синагога!.. А хочешь, я даже скажу тебе, как мужчины зовут твою маму? «Сильва»! И еще знаю, что платят ей за ночь десять фунтов… Клянусь богу жизнью, что я не вру! Я уже ходил туда смотреть. Там много таких женщин. Они все ходят знаешь как? Как на пляже! Если не веришь, могу сходить с тобой, когда твоя мама уйдет вечером из дома! Убедишься сам, Хай-Адонай!»

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*