Варткес Тевекелян - Романы. Рассказы
Пришла мать Апета Заназан. Она хотела видеть Такуи, но, узнав подробности убийства учителя, заторопилась:
— Я, пожалуй, пойду. Такуи, наверное, не скоро вернется.
— Оставайтесь у нас обедать, тетя Заназан, — предложила Аместуи, — бабушка вот-вот должна прийти.
— Нет, не могу: куры во дворе без призора, в недобрый час налетит коршун и унесет.
Астхиг тоже поднялась.
— Я тоже пойду с вами, тетя Заназан, — сказала она.
Пока Астхиг прощалась с Аместуи, Заназан шепнула Мураду:
— Сегодня вечером приходи к нам: важное дело есть!
— Что случилось? — удивился Мурад.
— Придешь — узнаешь, только обязательно приходи.
— Обязательно приду. Ребят тоже позвать?
— Нет, зачем ребят! Один приходи.
Вскоре после ухода Заназан и Астхиг вернулась бабушка и познала детей обедать. Мураду совсем не хотелось есть. Его мысли были заняты сегодняшними событиями. Он лениво пожевал размоченную в воде тонкую лепешку и больше ни к чему не прикоснулся.
После обеда Мурад пошел в спальню и лег на тахту. Во рту было горько. Страшно болела голова. Он закрыл глаза и долго лежал неподвижно. Сон его был тревожным. Какие-то люди с ножами в руках бежали за ним, он кричал, звал на помощь, но язык прилип к нёбу. Потом оказалось, что люди, преследующие его с ножами, — те же жандармы, убившие учителя. Вдруг откуда-то появилась Сирануш, она обняла Мурада и спасла его от ножа жандарма.
— Что ты делаешь, Сирануш? — в отчаянии закричал Мурад. На этот раз голос его зазвучал. — Беги скорей домой! Они тебя уведут! Скорей, скорей спасайся! Я их задержу!
Мурад вцепился в одного жандарма…
— Проснись, Мурад, успокойся! Я здесь, дома, сижу рядом с тобой.
Мурад открыл глаза — около него действительно сидела Сирануш.
— Как я испугался!
— Отчего это?
— Понимаешь, за мной бежали жандармы с ножами, а тут появилась ты. Я боялся, что они тебя уведут, как турки тогда, в саду.
— Я все слышала. Ты громко разговаривал во сне. Тебе не надо было смотреть, как убивали учителя. Ну ладно, ты больше не думай об этом, тогда все пройдет.
Немного помолчав, Сирануш дрогнувшим голосом спросила Мурада:
— Тебя тетя Заназан позвала, ты пойдешь к ним?
— Обязательно.
— Мурад! У меня есть к тебе просьба… Я знаю, что ты меня очень любишь и сделаешь это для меня… Отдай эту записку Апету. — И Сирануш протянула сложенную вчетверо бумажку.
— Ты же знаешь, что Апет уехал с отцом.
— Он вернулся и хочет с тобой повидаться.
— Как вернулся? А отец?
— Отец уехал, а Апет вернулся.
— Ничего не понимаю.
— Скоро поймешь. Так нужно было.
Поднимаясь в горную часть города, Мурад издали увидел Ашота. Когда-то Мурад и Ашот были неразлучными друзьями, сидели за одной партой, вместе готовили уроки и ходили на озеро купаться. В ту пору Качаз даже ревновал Мурада к Ашоту. Ашот был лучшим учеником в классе, но год тому назад, после смерти отца, он принужден был оставить школу, чтобы помогать матери по хозяйству. После того как Ашот ушел из школы, они стали встречаться редко. Ашот большую часть времени проводил на пастбище или работал в огороде. Мурад знал, что семья Ашота живет очень бедно.
Обрадованный Мурад еще издали закричал:
— Здравствуй, Ашот!
Но Ашот ничего не ответил.
— Ты недоволен чем-то или рассердился на меня? — спросил Мурад, подойдя к нему.
— Нет, просто так…
— Как хочешь, можешь не говорить со мной, а я очень обрадовался тебе: ведь мы давно не виделись!
— Ты не сердись… Понимаешь, только что увели нашу корову и двух баранов. Мать лежит и убивается, она говорит, что не знает, чем кормить будет нас.
— За недоимки, что ли, увели корову?
— Какое там! Пришли и увели. На военные нужды, говорят.
— А у нас сегодня утром они учителя убили.
— Тоже знаю, Мушег мне рассказывал. Жаль. Хозяйка, где он жил, говорит, что у него там где-то, около Стамбула, жена и четверо детей остались, — Ашот замолчал. — Знаешь, Мурад, все так противно, что сказать не могу, — продолжал он. — Каждый день убивают, грабят, а ты смотри на это и молчи! Если бы не мать и ребята, давно ушел бы в горы: там люди живут свободно и не боятся никого.
— Маленьких они не возьмут к себе.
— Я уже не маленький, в прошлом месяце мне четырнадцать исполнилось, а стреляю я не хуже охотника Миграна.
— Это я знаю, но…
— Что «но»? Не веришь? Пойдем вместе — увидишь, что возьмут. Качаз тоже собирается, у него отец там.
— Я бы пошел, только отца нет, дома одни женщины остались, знаешь, как им тяжело без мужчины.
— Вот это и задерживало меня, а то я давно бы подался в горы. Все равно уйду. Убить хоть одного жандарма — и то легче станет на душе.
Из соседнего дома послышались душераздирающие крики.
— Что это? — спросил Мурад тревожно.
— Наверное, жена и сестра Хачика кричат, после нас жандармы к ним пошли.
Они пошли к дому Хачика как раз в тот момент, когда чиновник в штатском в сопровождении двух жандармов выводил со двора двух коров и овец. Жена Хачика с растрепанными волосами уцепилась за веревку.
— Побойтесь бога, ага! У меня дети… Хоть одну корову оставьте! — просила она плача.
— Отстань, бабка! Говорят тебе: когда война кончится, тогда вернут твою корову! — говорил чиновник.
— До этого мои дети с голоду умрут! Сжалься над ними, оставь корову! — Она схватила жандарма за руку, но тот грубо оттолкнул ее.
Жена Хачика выпустила веревку из рук и упала. К ней с воплями подбежали испуганные дети и невестка.
— Хачик им покажет, — сказал на ухо Мураду Ашот, — эти коровы дорого обойдутся, увидишь.
— Да, дядя Хачик рассчитается, — согласился Мурад и, простившись с товарищем, пошел к дому тети Заназан.
Мурад застал ее за ручным ткацким станком. Апета не было.
— Ты посиди немного, Мурад. Как только жандармы уйдут из нашего квартала, Апет тут же появится, — сказала Заназан и опять занялась работой.
Вскоре во двор забежал девятилетний мальчуган в одних трусах.
— Тетя Заназан! Жандармы ушли, — сказал он, запыхавшись, и опять убежал на улицу.
Заназан не спеша встала из-за станка, подошла к деревянной перегородке и три раза постучала. Раздался ответный стук. Заназан нагнулась и подняла две доски. Из-под пола появилась голова Апета. Опираясь руками о доски, он проворно выскочил из ямы и потер руками глаза.
— Ушли?
— Ушли, — ответила Заназан. — Только ты доски положи на место.
Увидя Мурада, Апет обрадовался:
— Мурад пришел? Ну, расскажи, что происходит на белом свете. Видишь, я, как крот, залез под землю.
Мурад молчал.
— Что ты молчишь?
— Не знаю, что рассказывать. Наверное, ты все знаешь… Дядя Апет, где мой отец?
— Ты же знаешь, что он уехал с караваном, что же еще спрашиваешь?
— Ты тоже уехал с ним, но вернулся, а его нет.
— Я с дороги вернулся. Так нужно было… Отец тоже скоро должен приехать: они поедут только до Сиваса и обратно, это займет дней десять — двенадцать, не больше.
Послышался монотонный стук станка — тук, тук, тук, тук. Заназан проворно кидала челнок с одного конца полотна в другой.
Мурад протянул Апету записку.
— Сирануш просила передать.
— Спасибо, — сказал Апет и, тут же развернув записку, прочел ее. — Передай, что сегодня ночью я уйду. Когда спущусь в город, то дам ей знать.
— Хорошо, передам.
— Мурад! Я тебя позвал по одному делу, выслушай меня внимательно и скажи, сумеешь ли ты это сделать. — Апет помолчал, о чем то думая. — Видишь ли, нам из города нужно переправить кое-что в крепость, к нашим. Можешь взяться за это?
— Конечно, могу, — с готовностью согласился Мурад.
— Не торопись, это не так просто, как ты думаешь. Тут хорошенько нужно подумать, чтобы не попасть в руки жандармов.
— Понимаю.
— Вот и хорошо. На каких ребят ты надеешься?
— Качаз, Ашот и я.
— А Мушег, Каро?
— Каро маленький, а Мушег слабый, для такого дела не годится. Утром, когда убили учителя, он даже в обморок упал, как женщина.
— Это со многими бывает. Разве легко смотреть, когда на твоих глазах убивают человека? По-моему, он надежный парень, на него можно положиться, а что Каро маленький, это даже лучше: на него меньше будут обращать внимания.
— Что же, я их тоже возьму.
— Так вот, ты, наверно, видел, что на склонах перед крепостью кое-где растет трава и женщины пасут коров?
— Конечно, видел. Я все тропинки там знаю.
— Это хорошо, я так и думал. Жаль только, что мы до сих пор не могли отыскать потайной ход. Такой ход обязательно должен существовать, они были во всех крепостях, но в нашей мы так и не нашли. Одно из двух: или он сделан так искусно, что трудно найти, или со временем обвалился. Крепость наша старинная. Ей не меньше тысячи двухсот лет.
