Степан Сухачевский - У Белого Яра
— Да вы, Мартин Иванович, все такой же молодец! — принимая из костлявых рук гостя модный макинтош, воскликнул Балакшин.
На болезненном лице Тегерсена появилось подобие улыбки.
— Жених, право, жених! — шумно восхищался хозяин кабинета, подвигая гостю малахитовую шкатулку с набором дорогих папирос.
— Я курю сигар.
Тегерсен актерским жестом достал толстую «Гаванну». Прикурив, слегка затянулся, сердито выпятил нижнюю губу, словно собираясь расплакаться. Рассматривая гостя, Балакшин с тайным злорадством отметил, что его конкурент пожелтел лицом, еще больше вытянулся мясистый нос. «Мартышка... настоящая мартышка...».
— Мартин Иванович, я пригласил вас, так сказать, на конфиденциальную беседу... Позволите?
— Зделайт одолжений...
Тегерсен успел наполовину выкурить сигару, а Балакшин все говорил и говорил. Гость принял важную осанку, по его прищуренным глазам, прикрытым стекляшками пенсне, трудно было угадать, как он относится к тому, что слушал. Наконец, Балакшин умолк. Акционер и купец окинули друг друга оценивающими взглядами.
— Ви умный голова, господин Балакшин!.. Нам нужно поделять сфер влияния... Ви не мешай мой фирма делать мясо, а ми... как это у вас по-русски... не надо ставит ножка молоку... Так я понимай?
— Так, так, Мартин Иванович! Конкуренция невыгодна нам обоим. Да и не время сейчас враждовать.
Они радушно протянули друг другу руки. Гость начал церемонно раскланиваться, но Балакшин с деланным радушием удержал его.
— Одну минуточку...
Тегерсен вежливо склонил голову, и тучный Балакшин, приподнявшись на носки, горячо зашептал в ухо:
— Деловые люди города решили устроить банкет в честь господ офицеров. Будет узкий круг... Военный комендант, начальник контрразведки...
Тегерсен поморщился.
— Эти люди нам нужны! — подчеркнуто сказал Балакшин, с трудом сдерживая раздражение. — От них сейчас зависит успех торговли.
Тегерсен воскликнул:
— Я понимайт... Банкет — это покупай нужный человек... Взятка! Я согласен. Соберемся в ресторан...
— Что вы, Мартин Иванович! Лучше домашняя вечеринка, без лишних глаз. Соберемся мужской компанией у меня.
Банкет состоялся в обширном, заново отремонтированном доме Балакшина. Желая удивить «немца-выскочку», купец на этот раз раскошелился. Из ресторана Дворянского собрания был приглашен шеф-повар. Один из приказчиков привез в бочонках со льдом живых щук из казачьей станицы, другой съездил в Челябинск за лучшими марками красных вин. «Квашня» сбилась с ног.
В этот вечер в просторной гостиной Балакшина собрались Тегерсен, Бакланов, Дунаев, торговец из Белозерской Менщиков, непременный завсегдатай всех купеческих домов Кузьминых, крупный подрядчик строительных работ. В ожидании припоздавших офицеров гости не теряли даром время и были уже сильно навеселе.
— Расскажи-ка, братец, — обратился хозяин дома к Кузьминых, который был пьянее других, — про Ваську-портного...
— Да эту историю весь город знает, — вяло возразил вконец разомлевший Кузьминых и потянулся к угловому столику, на котором стоял поднос с графином водки.
— Нет, милейший, расскажи! Что за история? — послышались восклицания, и Кузьминых, осушив граненую рюмку, начал:
— Было это до войны... Как-то в мой игорный дом... каюсь, господа, я с год держал «веселое заведение»... заглянул портной Васька, забулдыга, какого свет не видал... Вывертывает карманы — пусто, а играть охота. «Давай в заклад!» — кричит мне через весь зал. «А что, спрашиваю, поставишь в залог?» — «Да хоть душу!»...
— Дюшу? — переспросил Тегерсен.
— Да, Мартин Иванович, душу... Кидаю карты. Раз — и бита Васькина карта... Делать нечего, уговор дороже денег. Пошел мой Васенька домой, позвал приятеля своего, лег в постель. «Теперь, говорит, я умер, а ты меня хорони. Но чтобы все было, как взаправду...». Ну, приятель все в лучшем виде справил. Свидетельство о смерти раздобыл, гроб заказал, за попом сбегал и все такое...
Кузьминых потянулся к столу, но Балакшин предусмотрительно отодвинул поднос.
— Вот, значит, несут Васю в гробу, поп впереди с кадилом, дошли до моего игорного дома, я, конечно, уж на крыльце дожидаюсь. Остановились, «вечную память» спели. И тут Вася как из гроба выскочит!..
— Из гроба? Чудес!
— Из гроба, Мартин Иванович... Что тут было! Поп кадило бросил и бежать, народ — врассыпную. Потеха! Ну, конечно, нашего Васю арестовали, посадили в холодную, я уплатил штраф, тем дело и кончилось... Нет, позвольте: от Васиной шутки какая-то старушка не выдержала и отдала богу душу. Когда ее хоронили, первым за гробом шел наш Вася и горько плакал...
Взрыв смеха заглушил слова рассказчика. Смеялись надсадно, до слез. Тегерсен прикладывал к глазам носовой платок из тончайшего полотна. «Какая шутник... живой покойник».
— А расскажи, братец, про сумасшедшую купчиху... — крикнул разошедшийся Балакшин и осекся: в приоткрытой двери он заметил испуганное лицо жены. «Квашня» махнула короткой, словно обрубыш, рукой и бесшумно скрылась.
— Прибыли офицеры....
С удивительной легкостью тучный Балакшин поднялся с дивана, быстро прошел в прихожую. Гости столпились у двери, за которой он исчез. Там слышался сдержанный говор, и вдруг дверь распахнулась: пятясь, в гостиную неуклюже вошел Балакшин. При появлении офицеров гости, как по команде, выстроились цепочкой. Забегая вперед, Балакшин торопливо называл фамилии, и вошедшие небрежно совали руки каждому, звучно прищелкивая шпорами.
— Поручик Грабчик!
— Капитан Постников!
В наступившей тишине сухо заскрипел голос Грабчика:
— Господа, извините за опоздание... Дела!
— Прошу!
Широким жестом Балакшин пригласил гостей в столовую. Они расселись за круглым столом, сервированным холодными закусками и разными винами. В столовую вошел шеф-повар. По его знаку двое официантов внесли на медном подносе фаршированную щуку и на огромной жаровне, в подставке которой шипели горячие угли, целого поросенка. Шеф-повар отделил по большому куску рыбы, положил офицерам.
— Рыба посуху не ходит... — расплылся в улыбке Балакшин и поднял внушительную рюмку с рябиновой. — За господ офицеров! За наших спасителей!
К Грабчику и Постникову со всех сторон потянулись стаканы с вином. Рядом с нескладной фигурой коменданта Постников, стройный и подтянутый, мог бы казаться приятным, если бы не его пустые, ничего не выражающие глаза.
— Господа! Я поднимаю тост за свободную Россию! — напыщенно произнес Грабчик, осушая высокую рюмку водки.
— Смерть большевикам! — воинственно взмахнул рукой Постников, и его холодные глаза сверкнули, будто они на миг осветились изнутри.
Вино быстро вскружило головы, развязало языки. Куда девалась напряженность первых минут знакомства с офицерами. Теперь уже никто не обращал на них внимания, будто и не было их за столом.
Балакшин пил немного, то и дело наполнял рюмки Грабчика и Постникова; шеф-повар подкладывал им лучшие куски. Остальные гости, предоставленные самим себе, перехватывали блюда с подноса. Кузьминых, окончательно опьянев, подвинул к себе жаровню, облокотился на стол, бессмысленно вперил глаза в тупоносую голову поросенка, как бы пытаясь что-то припомнить.
— Господин Бакланов! — Грабчик бесцеремонно облапил сидящего рядом Тегерсена.
— Мой фамиль Тегерсен! — высокомерно заявил датчанин и обиженно отвернулся.
Комендант мутным взглядом обвел красные, потные лица сидящих.
— К вашим услугам, господин лейтенант, — поперхнувшись, громко произнес Бакланов.
— Хо! Мы, оказывается, перестали быть поручиком... Очень мило!
— Пардон! — смущенно пробормотал Бакланов.
— Брось ломаться, поручик, — резко бросил Постников. — Здесь не банкет, а деловое свидание.
С достоинством выдержав паузу, Грабчик напыщенно произнес:
— Господа! Пользуюсь случаем поблагодарить господина Бакланова, давшего русскому отечеству верного слугу. Сын его Николай — настоящий офицер...
Взоры всех устремились на Бакланова, вертевшего на вилке, не зная, куда деть, недоеденный кусок пирога.
— Да-с, господа... Мы должны объединить свои силы против общего врага. Большевистскую организацию нам удалось обезглавить, десять комиссаров за решеткой...
— Их надо стреляйт! — выкрикнул Тегерсен.
— О, за этим дело не станет! Но прежде надо узнать имена их сообщников. Это, увы, не так просто.
— Ви делает им больно... Как это по-русски... немножко питай.
— Что ж, здесь все свои. Можно и пооткровенничать. Господин капитан, наши друзья хотят послушать вас.
Постников не заставил себя ждать, стал рассказывать с явной охотой, смакуя жуткие подробности пыток.
— Господа! Считаю долгом предупредить: это абсолютная тайна! Надеюсь, вы догадываетесь о последствиях, которые постигнут того, кто окажется невоздержанным на язык? Ха-ха!..
Начальник контрразведки сделал выразительный жест вокруг шеи. Никто не отозвался на его нервический смех. Гости сидели смущенные, только Тегерсен пьяно ухмылялся.
