Борис Пармузин - До особого распоряжения
Икрам Валиевич перелистывал сборник, останавливался в который раз на отдельных стихах.
Вот чего боятся большевики!
В такие минуты Икрам Валиевич торжествовал. Молодец Камил! Но раздавались на улице гул
автомобиля, шаги, Икрам Валиевич вытягивался, ожидая требовательного стука в дверь. Пока никто не
стучал. Тянулись одна за другой длинные зимние ночи.
23
Постепенно «литкружковцы» осмелели. Растревоженный было улей успокаивался. Возможно, им все
почудилось, конечно, почудилось! Жизнь шла... Студенты шумели в коридорах института, преподаватели
рассуждали о преимуществах Самарканда перед Ташкентом, куда уже несколько месяцев переезжали
республиканские учреждения. Но в Самарканде не стало тише. Город, как обычно, просыпался очень
рано. Прежней шумной жизнью жил базар.
В чайханах уже на рассвете фыркали огромные пузатые самовары.
Первые лучи скользили по голубым плиткам Регистана.
Камил никогда не видел Регистана на рассвете. Удивительная смена красок! Их цвет пробивается,
оживает нерешительно, постепенно.
Теперь не скоро Камил увидит эти краски, этот рассвет. И с Дильбар он не увидится.
- Я советую ни с кем не встречаться, - сказал ему новый знакомый. Он устал с дороги и заранее
извинился за свой помятый вид. - Вчера был трудный день в Ташкенте. Потом пришлось ехать. Вагон
битком набит.
Эти фразы он произнес при появлении чайханщика. Когда они остались одни, гость, медленно подняв
пиалу, с безразличным видом сообщил:
- Икрама Валиевича арестовали сегодня в полночь. Очередь за другими. Возможно, их судьба уже
решена.
Камил не знает имени этого человека. Да и зачем знать?
- До поезда четыре часа. В Ашхабаде вас встретят, а там... - Человек просит запомнить название
небольшого селения, где находится мечеть шиитов. Там у муллы придется дождаться удобного момента.
- Там же вас обеспечат всем необходимым.
- Я смогу проститься? - нерешительно спрашивает Камил.
Гость очень хочет спать. Он все время зевает, не пытаясь даже прикрыть рот ладонью. Он лениво
наливает чай. Но голос у него твердый.
- Не советую. Побудьте на базаре и сразу же - к поезду. Билет и деньги я вам передам.
Солнце наконец выбралось из-за домов, и весь Регистан засверкал, заиграл вечными красками.
Газету с критической статьей о сборнике «Стремление» Рустам нашел у купца Аскарали.
Хозяин маленькой конторки горячо торговался с маклером-пройдохой и не обращал внимания на
Рустама.
Юноша читал статью в третий раз и ждал, когда же юркий турок покинет контору.
Хлопнула дверь, и Рустам, подняв газету, спросил:
- Что с ним будет?
- О чем вы?
- Вы читали это? О сборнике стихов.
- О вашем товарище? - переспросил Аскарали.
- О нем.
Аскарали пожал плечами: не читал.
Рустам коротко передал содержание статьи.
- Конечно, по головке не погладят, - сказал Аскарали. - Идет классовая борьба. Большевики
утверждают свою идеологию.
- Там, говорят, арестовывают?
- Ну разве иначе поступают с врагами?
- А если это ошибка?
- Ошибку могут и простить.
У Аскарали, как всегда, на уме свои дела. Камила он не знает. И что ему до судьбы незнакомого
человека?
В этом мире каждый думает о себе. За год с лишним Рустам убедился: все вопросы задаются
приличия ради. Никого не волнуют твои дела, здоровье, жизнь...
Возможно, всего лишь соблюдает приличия и Аскарали?
- Что вы все-таки решили делать?
Когда-то давно купец спрашивал Рустама о будущем. Что он мог сказать в ответ?
- Вы зря здесь сидите. - Аскарали откинулся на спинку старенького стула. Раздался треск. - Господи,
все разваливается, - пожаловался купец. - Не подумайте, что я жаден. Мог давно устроить себе контору в
центре, обставить великолепной мебелью. От вида многое зависит. Сделки стали бы крупнее. Но я не
собираюсь засиживаться в Стамбуле.
Он стал называть города, страны, где скопились тысячи туркестанцев, бежавших от большевиков.
- Там мое место. Там рядом граница. Мы в любую минуту можем ступить на родную землю. Вы
скажете, дорогой Рустам-джан, что нас никто не ждет?..
- Разумеется.
- А это? - Аскарали кивнул на газету. - Там тоже создаются организации. Они возлагают надежды на
нас. В соседних странах туркестанцы объединяются. Придет час, когда у нас появятся друзья.
- Такой час пришел.
Эта фраза вылетела стремительно, необдуманно. Рустам прикусил язык, но было уже поздно.
24
- Что вы хотите сказать? - насторожился Аскарали и мягко добавил: - Если это ваш секрет, то я не
настаиваю.
- Я хочу сказать, - после долгой паузы продолжал Рустам, - что мне предложено поехать именно туда.
- И он перечислил населенные пункты. - Я должен быть рядом со своими.
Он не стал рассказывать о беседе с приезжим человеком. Иностранец четко и коротко давал
инструкции. Предстояли встречи с крупными курбаши, которым чудом удалось уйти из Страны Советов, с
бывшими баями, духовными лицами. Всех этих людей объединяет ненависть к большевикам. Но
действуют они неумело, разрозненно. Иностранец советовал направлять ненависть, подбирать силы,
готовить молодежь. А помощь - деньги и оружие - будет.
При разговоре не присутствовал даже Мехти. Однако он, вероятно, знал, о чем шла речь.
- У тебя большая работа. Ты теперь разбогатеешь...
Иностранец оставил солидную пачку денег и новенький паспорт.
Об этом Рустам не рассказал Аскарали.
- Я хочу помочь Вахиду-ака. Возможно, он купит мастерскую.
Аскарали отрицательно покачал головой:
- Это не спасет его.
- Он купит мастерскую... Поставит Назима на ноги.
- Вы уедете, и не скоро найдется благодетель, подобный вам. Вахиду не дадут спокойно работать. К
тому же он слепнет. А мальчишка пропадет.
- Что же делать? - Рустам искренне был обеспокоен судьбой Назима.
- Растет большой мастер, - задумчиво проговорил Аскарали. - Ему лучше быть там. Среди своих.
- Я слышал, - сказал Рустам, - там тоже не очень дружно живут.
- Все же - свои...
Рустам хотел сказать, что он может взять мальчишку с собой. Но как на это посмотрит Вахид-ака? Он
же едет не на прогулку.
Заскрипела повозка. Возница прикрикнул на старую лошадь. Снова стало тихо. Аскарали вздрогнул от
шелеста бумаги: Рустам сворачивал газету.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
Однажды мне довелось, еще школьником, воспитанником интерната, быть в Ташкенте. Пиянбазар не
блистал дорогими товарами и добротными лавками. Я запомнил запах нагретой берданы. Это широкие
тяжелые циновки из камыша. Из них сооружали навесы, лавчонки. Ими на ночь укрывали горки фруктов и
дынь. И еще - много было пыли.
Я вспомнил Пиянбазар из-за муфтия Садретдин-хана. Только из-за него.
Муфтий был уверен, что, если бы он добрался до гостиницы «Регина» и сумел встретиться с
прославленным англичанином Бейли, многое тогда изменилось бы. Муфтий толкался в пыльной толпе,
но за черту Пиянбазара боялся выйти. Он чувствовал на себе взгляды чекистов.
А майор Бейли уже приехал. Разведчик жил в пятом номере гостиницы, окна которого были над
входом в ресторан.
Круглый, уютный зал с маленьким балконом, где гремел оркестр, наполнился разношерстной
публикой. Здесь горланили незнакомые песни пленные венгерские офицеры, плакали над своей судьбой
русские, в строгих кителях без погон, вели приглушенный разговор турки. Под стать своим европейским
коллегам лихо гуляли туркестанские купцы.
Бейли приехал в качестве дипломата. Он обходил стороной этот сброд. О встрече с шейхантаурским
муфтием его предупредили.
Муфтий Садретдин-хан - подвижный, сухонький старик - отличался дьявольской энергией. Целыми
днями он сидел и толковал вопросы мусульманского права. Это - по обязанности. О другой стороне его
деятельности мало кто знал. Муфтий был одним из руководителей буржуазно-националистической
организации пантюркистского направления «Милли Иттихад».
Члены этой организации молились за победу сынов ислама - Иргаша, Курширмата, Мадамин-бека,
помогали им.
Муфтий Садретдин-хан преклонялся перед турецкими друзьями: Халил-пашой, Ходжи Сали, Зия-
беком. Они были советниками муфтия.
Кроме организационной работы муфтий выступал перед верующими, писал статьи в
