Николай Бондаренко - Будни и праздники
Подбежали Бекташ, Васит и Урун. Через все поле гнались, отметил удовлетворенно Степан Матвеевич. Они здесь были нужны, чтобы загрузить органикой опустевшие ящики. Сделали все быстро и четко, навалили с верхом, и вновь трактор потащил плуг, оставляя за собою взрыхленную полосу поднятой в глубине целины.
На обочине поля стал собираться народ. Подъезжали на машинах и мотоциклах хлопкоробы из ближних бригад, оживленно переговариваясь поглядывая на необычную пахоту. Подъехали заведующий отделением Джахангир Холматов и главный агроном Саманов. Из кабины трактора Назар видел, с каким вниманием присматриваются к работе его бригады гости. А парни трудились действительно виртуозно: к месту поворота подтаскивали кули с просеянной органикой, за время короткой остановки загружали емкости, и трактор мог уходить на другой край поля. Но подошел Джахангир, взмахом руки приказал, чтобы встали.
— Почему не доложил, что начали пахоту? — выговорил он Назару. — Не понимаешь, что ли, какое дело начал? Надо было митинг провести, сообщить прессе, огласить широко. Э-эх… — махнул он досадливо рукой и вернулся к агроному.
Собравшийся народ оглядывал странный плуг; кто-то разгребал землю, проверяя глубину пахоты, и вокруг сразу же образовался кружок любопытствующих.
— Сколько?
— Семьдесят восемь.
— А говорили — восемьдесят.
— Земля там, смотри, какая. Камень.
— Кому она нужна такая?
Шалдаев рассказывал, зачем нужна глубинная пахота, разъяснял, как построен плуг, отвечал на вопросы, шутил и улыбался. Он был счастлив, наверное, как и все, воплотившие в жизнь свое творение. «Вторая целина» представлялась ему живой, хотя лежала она в вечной дремоте, равнодушная к людям и неродящая. А он пропорол ее своим стальным плугом, вздыбил, встряхнул, и она будет рожать и плодоносить.
Трактор опять вышел в поле, и опять забурлила, зашевелилась поднятая плугом земля.
Поработали до обеда и встали.
— Хорошего понемногу, мужики, — объявил тракторист. — Хватит. Мне домой пора.
— Как домой? — удивился Назар. — На два дня обещали.
— Что ты! Мне завтра трубы газовикам везти.
— Так завтра же, — попытался отстоять хотя бы сегодняшний день Шалдаев, — А до завтра мы с тобой вон сколько перепашем.
— А отдых мне положен, папаша? — спросил парень, оглядывая собравшихся ясным взглядом.
— Так ведь сев! — сказал Степан Матвеевич.
Рабочие вновь устремили взгляды на тракториста, ожидая, что он скажет на этот, казалось, неотразимый довод. Но парень улыбнулся прежней ясной улыбкой: мол, меня это не касается.
— Отцепляйте вашу бандуру.
Все опустили глаза, стыдясь взглянуть друг на друга. Что тут говорить, когда даже сев не может поколебать городской порядок, когда есть люди, имеющие право отдыхать, даже если идет сев.
Трактор ушел, не допахал он поле.
Джахангир Холматов зачастил в девятнадцатую бригаду, и это не осталось незамеченным. Талип не выдержал и как-то, усаживаясь за стол обедать, раздраженно проворчал:
— Чего он ездит к нам каждый день? Говорили: все сами будем решать, чего он лезет во все дела?
Бригада молчаливо и деловито хлебала шурпу, но каждый обдумывал талиповские слова.
— И покрикивает тут, как хозяин, — заметил Васит. — И вообще, в других совхозах начальство как начальство, уважает народ. А наше все пугает, все грозит: смотри, мол, дождешься! А чего я-то, например, дождусь? Трактор не отнимет, сам будет упрашивать, чтобы сел на него. А все равно пугает. И кружит, все выискивает, где что не так.
— А у нас все так! — улыбнулся Шалдаев. — Ты не сердись на него, Васит. Он сам на себя сердитый. А подгоняет нас по привычке. Все еще не верит, что целая бригада может обходиться без его контроля.
Младший из братьев Бабаяровых — Талип — поднялся из-за стола, как Джахангир, горделиво вскинул голову и прошелся, негодующе тряся головой.
— Почему тянете с севом?! — пародировал он Холматова. — Почему люди болтаются?! Почему опять едят?! Как ни приду — едят! А норму вот вы выполнили, чтоб мясо есть? — уставился Талип на Уруна Палванова, и пока тот собирался что-то сказать, ловко выхватил торчащую из его тарелки кость с мясом, под общий хохот отправился на свое место, продолжая ворчать.
Послышался треск приближающегося мотоцикла. Подъехали Зина и Ойдин.
— Что-то вы долго сегодня, девоньки, — засуетилась Варвара Ивановна. — Садитесь скорее.
— Садись сюда, — подвинулся Бекташ, предлагая место рядом с собой.
— Там вкуснее будет? — усмехнулась Зина и положила на стол поломанную шестеренку. — Вот… поломалась.
— Узнаешь? — спросил Бабаяров Шалдаева.
— Ах, черт! — возмутился Степан Матвеевич, разглядывая деталь.
Пока все обсуждали поломку, Варвара Ивановна отошла с дочерью в сторонку и, поливая ей на руки, выговаривала:
— Никак не пойму тебя. В юбке ходишь — девчонка как девчонка. А комбинезон наденешь — мужик. Что ж ты так грубо обращаешься с ним? Жених ведь?
— Мам, поесть давай скорей.
— Что ж ты матери родной не откроешься, его любишь или Назара? Мне ведь тоже знать надо, кому услужить, а то не знаю.
— А ты обоим, не ошибешься. — Зина отдала полотенце и пошла к столу.
Ойдин уже принесла ей тарелку с шурпой.
За столом разгорелся спор о том, как быть с поломкой. Назар предложил срочно ехать в мастерскую, чтоб заменили деталь.
— В мастерской нет, я точно знаю, — заверил Бабаяров.
— К Буриеву надо. У него всегда есть, — сказал Бекташ.
Подъехал Джахангир. Вылез из машины, небрежно хлопнув дверцей, и подошел к столу, оглядывая его точь-в-точь, как это изобразил Талип. Все рассмеялись, когда Джахангир произнес:
— Как ни приеду — все у них обед.
— Просим к столу, — освободил ему место Бекташ. — Пожалуйста, Джахангир-ака.
— Спасибо, в семнадцатой поел. А там, между прочим, обед по скользящему графику, — заметил Джахангир, многозначительно поглядывая на Назара. — Чтоб техника не простаивала во время сева.
Назар понимал, что Джахангир специально выводит его из себя, ищет повод придраться; понимал, что лучше было бы помолчать, но не мог. Выдержал его взгляд и заявил твердо:
— Это наше внутреннее дело.
— Извини, не ваше! Государственное это дело, — ответил тот строго и официально. — Мы здесь не развлекаемся, а работаем. И я, как руководитель, не позволю никакой разболтанности. Почему на третьей карте трактор стоит?
— Сломался, — кивнул Назар на поломанную деталь, лежавшую на столе, — сейчас привезем новую — заработает.
— Без денег не даст Буриев, — покачал головой Бекташ и, положив на стол перевернутую тюбетейку, бросил в нее три рубля, предлагая всем сделать то же самое. — А за тридцать рублей он из-под земли достанет.
— Еще чего?! — возмутился Назар.
— Не стоять же им, — сказал Бекташ, кивнув на девчат.
— Пусть только попробует не дать!
— А что будет? — ухмыльнулся Бекташ и взглянул на заинтересовавшегося разговором Джахангира: мол, смотри, какой дурак.
— Простой будет, — ответил за Назара Шалдаев. — Сев сорвем, вот что будет!
— Если покопаться на складе, то можно найти, — вступил в разговор Бабаяров, вынимая из кармана рубль. — Но Буриев не даст нам копаться. А за срочность надо ему платить, такой у него порядок.
— Не будем платить! — разъярился Назар. — Мы договор подписали, совхоз гарантировал ремонт. Выполняйте свои обязательства, Джахангир Холматович!
— Подайте заявку, — степенно кивнул Джахангир, — я наложу визу, передам инженеру…
— Он тоже наложит визу, — в том же тоне, медлительном и солидном, продолжал Назар.
— Да, — кивнул Джахангир и продолжал говорить все с той же насмешливой интонацией: — Не найдем на складе — поедут в райцентр, в область. Раз договор подписали — обязательно найдем.
— Когда? Послезавтра надо сев кончать.
— Лучше завтра.
— Тогда я сама заплачу, — поднялась Зина. — Мама, дай деньги.
— Не смей! — неожиданно резко крикнул Назар.
— Мой трактор сломался, значит, я и платить буду.
— Не твой, а бригадный трактор.
— Все так делают.
— Плохо делают. Выкормили дармоеда, он и сосет всех.
— Идем-ка пошепчемся, — успокаивающе провел рукой по спине Назара Степан Матвеевич и отвел его в сторону. — Оно, конечно, неправильно получается. А вдруг и вправду нет такой на складе? Буриев к дружкам своим поедет, а они не выручат за спасибо, тоже потребуют с него деньги.
— Но нельзя нам так. Вы же понимаете.
— Понимаю. Так ведь и стоять нельзя.
— Плохой договор подписали! Получается, мы несем потери, а ему вон безразлично, — кивнул Назар на возвышающуюся над рабочими голову Джахангира, рассуждавшего о чем-то с горделивой невозмутимостью.
