Никита Павлов - Чужаки
При последних словах лицо Машутки зашлось румянцем, она даже отвернулась.
— Что с тобой, Маша? — спросила Мария Яковлевна, удивляясь волнению девушки.
— Так, ничего, — ответила Машутка. — Я ведь тоже знаю Алешу. И…
— Откуда? Откуда знаешь? — хватая девушку за руку и стараясь повернуть к себе лицом, торопливо спрашивала Карпова.
— Знаю, Марья Яковлевна, давно знаю. Я невеста его>-еще больше заливаясь румянцем, прошептала Машутка. — Прошлый год я встретила его в Златоусте, и мы полюбили друг друга…
Женщина притянула девушку к себе и мягко погладила.
— Хорошо! Не будем об этом больше говорить.
Успокойся сначала, — сказала Мария Яковлевна, сама взволнованная не меньше Машутки. — Дождемся вечера, тогда обо всем и поговорим. — Поднявшись, они пошли к подводе.
Устроив Дину в Калиновке, Мария Яковлевна с Машуткой пошли в Тютняры. Проходя знакомые места, женщина рассказывала:
— Вот здесь на топком Шаимовском болоте у нас был покос. А здесь было наше становье, на этих двух березах.
Алеша делал себе качели. А вот в этой обвалившейся копа ни он вздумал купаться и чуть было не утонул.
Машутка с жадностью рассматривала все, на что показывала Алешина мать.
Широкий выгонный простор между Тютнярами и Зюзелкой, блестящая гладь больших и малых Ирдигов и сверкающие на солнце купола церквей чем-то напоминали ей родное село. Глубоко вдыхая пахнувший водой и цветами воздух, Машутка переводила взгляд на спутницу и говорила с восторгом:
— Как хорошо! Как хорошо, что мы здесь. Вот бы сюда еще Алешу.
Мария Яковлевна смотрела на девушку добрым, материнским взглядом.
— Будет он здесь, Маша. Вещует мое сердце, что этот денечек совсем не за горами. Того и гляди, прилетит наш сокол.
— Расставались на неделю, а прошло больше года, — с горечью сказала Машутка.
…Вот и Тютняры. Уже несколько дней в селах полное безвластье. Затаившиеся в домах тютнярцы с тревогой смотрят на дорогу; в полдень разнесся СЛУХ: В село Кузнецкое Вот-вот приедет отряд красных. Тютнярцы потекли к волости. Пошли туда. И Карпова с Машуткой.
Около кирпичного здания с высоким крыльцом собралась большая толпа людей. Вскоре из переулка выскочили ребятишки.
— Едут! Наши едут! Красные! — старались они перекричать друг друга.
Толпа зашумела, заволновалась.
— Слава богу, — послышались возгласы, — наконец-то дождались.
— Митинг! Митинг надо открывать. Пусть скажут, что и как?
Из переулка шагом выехали два всадника, на рукавах красные платки, к груди приколоты такого же цвета ленточки. Вслед за ними показался и остальной отряд.
Подъезжая к собравшимся тютнярцам, передний всадник закричал:
— Здорово, тютнярские Товарищи! Знать, давно нас ждете? — И тут же переспросил:
— Давно, я спрашиваю?
— Давно, давно! — закричали из толпы. — Все глаза проглядели.
В отряде криво заулыбались, кавалерист снова закричал:
— Кто тут за нас, за красных, поднимите руки.
И почти все собравшиеся подняли вверх руки.
Прочертив черенком плети в воздухе круг, всадник спросил:
— А кто против красных?
Никто не поднял руки.
Как только всадники выехали из переулка, Машутка сразу узнала Назарова и Чугункова. В отряде тоже были знакомые лица. Она поняла, что это страшная провокация.
Закрыв лицо платком и прячась за спину Марьи, она успела шепнуть ей на ухо, что это белые, что многих из них она знает и что надо как-то выручать попавших в беду тютнярпев. Но ничего сделать они не успели.
Колчаковцы окружили толпу плотным кольцом. Каждого, кто пытался отойти в сторону, били плетьми, загоняли обратно в круг. Назаров громко предупредил:
— Каждый, кто попытается уйти самовольно; будет расстрелян на месте. Стрелять будем без предупреждения. Мы вам, подлюгам, покажем красный цвет. Становись по четы ре!
Отряд двинулся обратно, уводя с собой тютнярцев, так неожиданно и бессмысленно попавших в беду.
Провокация, в свое время предложенная Назаровым и одобренная начальством, применялась не впервые. Финал был всегда одинаков: захваченных уводили из села и всех до единого расстреливали.
Еще не решив, что предпринять, чтобы вырвать из ловушки тютнярцев, Машутка, втянув голову в плечи то и дело поеживаясь, шла в самой середине колонны. Она не тешила себя надеждой. «Повадка у них одна. Расстрела не миновать», — думала Машутка.
Медлить было нельзя, и Машутка решила действовать. За себя она не боялась. Знала, что стоит ей показаться Чугункову или тому же Назарову и ее освободят. Но при мысли, что ее освободят, а Марью Яковлевну и остальных расстреляют, в душе Машутки поднималась буря.
«Я должна освободить и их. Или для всех свобода, или для всех смерть», — решила она.
Впереди колонны на породистом вороном коне гарцевал Чугунков.
По обочинам дороги хвост в хвост ехал конвой, с винтовками наготове шли пешие колчаковцы, сзади похожий на огромного ястреба Назаров.
За гумнами, в хвосте колонны, поднялся шум. Какой-то оборвыш, лет четырнадцати-пятнадцати не захотел пойти дальше, повернулся и зашагал обратно. Путь ему преградила назаровская нагайка. Но мальчишка, закрывая голову руками, побежал к селу. Назаров поднял карабин, грянул выстрел. Ноги мальчика стали заплетаться, голова запрокидываться назад. При втором выстреле он нелепо замахал руками и, как бы ища спасения у земли, ткнулся лицом в дорожную пыль. Назаров, загоняя в середину вышедшего в сторону старика, взмахнул плетью, но встретившись с взглядом Машутки, узнал ее, и поднятая рука медленно опустилась на гриву храпящей лошади.
— Вот черт… Ты!.. Мальцева с красными? — закричал ошеломленный неожиданной встречей Назаров.
Машутка взяла лошадь Назарова под уздцы и, пропустив конвой, гневно спросила:
— И тебе не совестно?
Пожав плечами, Назаров удивленно посмотрел на Машутку, ответил хриплым голосом:
— Это коммунисты. Мы их всех положим…
— И меня тоже?
— Коммунистов, говорю…
— Они такие же коммунисты, как я. Меня разве не с ними гоните, тоже расстрелять хотите?..
Озадаченный колчаковец пожал плечами.
— Не понимаю, как ты к ним попала? Может, переметнулась…
— Дурак! — опустив повод лошади, усмехнулась Машутка. — Поезжай, зови Чугункова, поговорим…
Назаров послушался, пришпорив коня, галопом объехал колонну. Размахивая плетью и что-то крича, подъехал к Чугункову.
Стараясь взять себя в руки, Машутка стащила с голову косынку и, распуская ее по ветру, неторопливо шла стороной дороги. Она понимала, что борьба за освобождение идущих на смерть людей началась. Все будет зависеть от ее умения и выдержки.
Увидев Машутку, Чугунков искренне обрадовался, на ходу соскочил с коня и, подбегая к ней, закричал:
— Маша! Маша! Вот не ожидал…
Подавая руку, Машутка улыбнулась и, заглядывая в глаза, сказала:
— Я тоже рада, что снова вижу вас обоих, — и она показала на Назарова.
— И мы тоже рады, — слезая с коня, буркнул Назаров, — как-никак свой человек.
Они все трое пошли за колонной. Чугунков, не переставая улыбаться, махал рукой, говорил, спрашивал. Назаров, похлестывая плетью по верхушкам придорожной полыни, угрюмо молчал.
— Просто не понятно, — размахивая свободной рукой, говорил Чугунков. — Увидеть тебя здесь, среди большевиков…
Машутка поймала чугунковскую руку.
— Не маши. Ударишь еще нечаянно. И зря не говори. Совсем это не большевики, а просто обманутые люди.
— Не понимаю, кто их мог обмануть? — стараясь не смотреть на девушку, спросил Назаров и, как бы оправдываясь, добавил:
— Мы, паря, встречать красных их не заставляли.
— Вы не заставляли, так другие заставляли, расстрелом грозили.
— Ну, силой не заставишь. Я бы, например, не пошел, — снова ударяя плетью по полыни, ответил Назаров.
Машутка смерила Назарова смеющимся взглядом, весело толкнула в бок.
— Сказал тоже. Кто ты, а кто они.
Истрескавшиеся, жесткие губы Назарова скривились.
Похвала девушки ему понравилась, и он невнятно пробормотал:
— Лезут, как овцы, одуревшие от волчьего воя… Ну и пусть.
— Мы должны разобраться. Люди ведь…
— Черт их разберет, — отмахнулся Назаров. — Если не все, то половина коммунисты. А таким, паря, мы пощады не даем.
— Дело не в пощаде, господин поручик, ты ведь и меня чуть было в коммунисты не записал, тоже без пощады могло быть?
— Да нет. Что ты, — оправдывался Назаров, — не о тебе я… Хотя скажи все-таки, паря, как ты тут с ними оказалась?
— Вот с выяснения личности бы и начинали. А то идете рядом, а я выхвачу наган да в вас… — и она беззаботно рассмеялась. — Чучелы гороховые, и мне не верите. В Челябинске я была, только что из госпиталя выписалась. Здесь у меня тетка живет, приехала сегодня утром навестить, а тут гонят всех на площадь: «идите красных встречать, иначе расстрел». Мы побежали предупредить людей и вот сами попали с ними.
