Валентин Катаев - Том 5. Белеет парус одинокий
— А вы здесь кто такой будете? — строго спросил околоточный.
— Я здесь не буду, а я здесь есть, — сказал Василий Петрович, по-учительски язвительно подчеркивая слова «буду» и «есть». — Я здесь, так сказать, арендатор и полный хозяин на основании нотариального акта; это мои поденные рабочие… батраки, если вам угодно, которых я нанял для обработки сада и виноградника. (Терентий одобрительно закивал головой.) Я — надворный советник Бачей. И я требую, чтобы на мою усадьбу не врывались по ночам посторонние люди! — вдруг крикнул Василий Петрович петушиным голосом и затопал сандалиями.
— Виноват, мы не посторонние, мы полиция, — слегка отступая, сказал околоточный.
— Для меня вы посторонние! — продолжал кричать Василий Петрович. — Я не желаю иметь с вами ничего общего! Зачем вы меня преследуете? Боже мой, когда это наконец кончится! — вдруг сказал он плачущим голосом. — То попечитель учебного округа, то Файг, то мадам Стороженко. А теперь полиция. Оставьте меня в покое! Дайте мне свободно дышать! Ос-тавь-те ме-ня в по-ко-е! В конце концов я поеду и буду жаловаться… градоначальнику… генерал-майору Толмачеву! — снова впадая в ярость, совершенно неожиданно для самого себя крикнул Василий Петрович.
Как ни странно, но его довольно бессвязная речь произвела на околоточного известное впечатление, в особенности упоминание о градоначальнике Толмачеве. Кто его знает, что за птица этот арендатор, надворный советник Бачей? Еще, чего доброго, действительно поедет жаловаться генералу Толмачеву.
— Вы на меня не повышайте голос, — скорее жалобно, чем грозно сказал околоточный и подошел к «усатому», который, расхаживая в темноте под деревьями, самым внимательным образом всматривался по очереди в лица людей, сидящих перед костром.
Околоточный пошептался с «усатым», откашлялся и снова обратился к Василию Петровичу:
— У нас есть сведения, что здесь у вас постоянно происходят всякие нелегальные сходки, читают запрещенные брошюры… гм… и вообще скопляются… А сейчас скопляться строго воспрещается…
— Ваше благородие, — сказал вкрадчивым голосом Аким Перепелицкий, — дак ведь люди скопляются для того, чтобы немножко заработать — ну, там окопать деревья, подвязать виноградник, полить сад… Все-таки лишняя копейка для бедного человека.
— Я не к тебе обращаюсь, — строго сказал околоточный, — а я разговариваю с господином арендатором.
— По-моему, нам с вами совершенно не о чем разговаривать, — сказал Василий Петрович. — Что же касается вашего утверждения, что здесь якобы происходит чтение каких-то запрещенных брошюр и тому подобное, то это плоды вашей досужей фантазии — не больше.
— Так зачем же вы здесь скопляетесь по ночам? — вяло спросил околоточный, для которого уже давно стало ясно, что облава провалилась, так как все равно ничего доказать нельзя.
— А скопляемся мы потому, — ответил Василий Петрович, делая ироническое ударение на слове «скопляемся», — что, с вашего позволения, я здесь читаю лекции.
— Ага, лекции? — встрепенулся околоточный.
— Да, — сказал Василий Петрович, поправляя пенсне, — популярные, общеобразовательные лекции по истории цивилизации, по литературе, по астрономии… Разумеется, в пределах программы, утвержденной министерством народного просвещения… Вас это устраивает?
— По астрономии… — неодобрительно покачал головой околоточный и сморщил толстый нос. — Конечно, если по утвержденной программе, то это ничего… можно…
— Ах, вы разрешаете? — воскликнул Василий Петрович с наигранным восторгом. — Вы разрешаете! Как это любезно с вашей стороны! Ну что ж… В таком случае не смею вас больше задерживать. Впрочем, может быть, вам угодно произвести обыск… изъятие… или как это у вас называется? — тогда сделайте одолжение. Сад к вашим услугам! — торжественно воскликнул Василий Петрович и сделал широкий, гостеприимный жест обеими руками, как бы желая обнять всю эту великолепную степную ночь вместе со всеми ее темными деревьями, костром, светлячками и созвездиями.
«Молодец, папочка, молодец!» — думал Петя, с восхищением глядя на отца, но в это время послышался шум платья и выбежала тетя.
— Что? Что? Что здесь происходит? — задыхаясь, проговорила она, с испугом глядя на околоточного и городовых.
— О, успокойтесь, ничего ужасного, — спокойно сказал Василий Петрович. — Господин околоточный получил неверные сведения — якобы у нас в усадьбе происходят какие-то нелегальные сборища, но, к счастью, все это оказалось недоразумением.
— Ага, я понимаю, — сказала тетя, — это, наверно, по доносу мадам Стороженко.
— Ничего вам не могу доложить определенного, мадам, — сказал околоточный и, сердито пошептавшись с «усатым», махнул рукой городовым.
Городовые немного потоптались на месте, а затем один за другим, белея в темноте, как гуси, проследовали через сад и скрылись за калиткой.
— А что касается этих ваших лекций, то я буду принужден доложить о них господину приставу, — сказал околоточный.
— Хоть генерал-губернатору! — ответил Василий Петрович и, не дожидаясь, пока околоточный и «усатый» скроются, прилег у костра, облокотился на руку и громким, звучным, учительским голосом сказал: — Итак, господа, продолжим нашу лекцию. В прошлый раз я познакомил вас с элементарными основами астрономии, то есть прекрасной науки о звездах. Повторю вкратце. Астрономия есть одна из самых древних наук человечества. Еще древние египтяне…
Петя осторожно выполз из освещенного круга, надел на плечо берданку и, прячась в тени деревьев, пошел за удаляющейся полицией. Поравнявшись с околоточным и «усатым», он услышал ворчливый голос околоточного:
— С такими, знаете, агентами, как вы, надо не революционеров хватать, а сидеть голой задницей на плите и ждать, пока у вас закипит в середине.
— Клянусь небом, я имел самые надежные данные!
— А, перестаньте мне морочить голову! Вы просто хапнули с мадам Стороженко крупного хабара и сели в калошу. Только даром потревожили людей в субботу вечером… Слава богу, пустили электричку, а то еще не хватало нам труситься на конке. Мерси!
57. Звезды
Значит, они уезжают. Но Петя не успокоился до тех пор, пока собственными глазами не увидел, как они все влезли в вагон трамвая и уехали. Петя отправился назад и вдруг увидел на дороге маленькую, неподвижную фигурку. Это была Мотя.
— Ты что здесь делаешь? — строго спросил Петя.
— Дожидаюсь, — отвечала она шепотом. — Я за вас так беспокоилась, так беспокоилась…
— Тебя не просили, — сказал Петя, — иди домой!
— А они уехали?
— Уехали.
— На электрическом трамвае?
— Да.
Мотя тихонько засмеялась.
— Ты чего смеешься?
— Мне смешно, что вокруг ночь, а мы с вами одни вдвоем в пустом поле… Петя, — сказала она, помолчав, — а вам не было страшно, когда вы шли за ними?
— Чудачка! А ружье?
— Верно, — вздохнула Мотя. — А я чуть не умерла — до того боялась.
Ночь была темная, теплая, хотя и слегка ветреная. Иногда со стороны Аркадии доносилась глухая пальба — это на гулянье пускали фейерверк. Вылетели несколько ракет и, оставляя в черном небе оранжевые полосы, вдруг вспыхнули и медленно потекли вниз крупными огненными слезами, и лишь через некоторое время до Пети и Моти долетел сухой треск.
— Как прекрасно! — сказала Мотя и опять вздохнула.
— Иди домой, — сказал Петя.
Она покорно пошла по дороге, и скоро ее фигурка растаяла в серебристом звездном свете.
Тогда Петя повернул в степь и побежал к знакомой балочке. Ему никто не сказал, что нужно провожать полицейских, и ему никто не велел потом идти в балочку за Родионом Жуковым. Он все это делал, подчиняясь бессознательному и безошибочному внутреннему чувству. Им уже управляла какая-то посторонняя сила.
В балочке было совсем темно. Шурша бурьяном, Петя нащупал скалу и пошел вдоль нее, отыскивая щель.
— Это ты, Петька? — спросил из темноты голос Гаврика.
— Я.
— Ну что там слышно?
— Все в порядке. Ушли.
— И никого не забрали?
— Никого.
— Ну, слава богу. Давай сюда руку.
Петя протянул руку, и Гаврик втащил его в щель. Некоторое время они шли в полной темноте, то и дело задевая плечами стены, с которых сыпалась сухая земля. Затем проход настолько сузился и снизился, что пришлось ползти на четвереньках. Наконец впереди забрезжил слабый свет, проход расширился, и Петя увидел вырезанную в камне довольно большую пещеру с косо нависшим ракушечниковым закопченным потолком.
На стене висел фонарь «летучая мышь», отбрасывая вокруг себя решетчатые тени, так что пещера походила на клетку. Было сыро, прохладно, но и душно. Явно чувствовался недостаток воздуха. В углу под фонарем Петя увидел маленькую типографскую машину с косым черным диском и понял, что это именно и есть та самая «американка», о которой сказал Гаврик. Рядом на камне лежала типографская касса с теми самыми буквами, которые за два года натаскал Гаврик из типографии «Одесского листка». Тут же на стене висел знакомый синий халат Гаврика, измазанный типографской краской.
