Борис Изюмский - Призвание
…Пронина он вызвал во время обеденного перерыва. Инженер вошел, торопливо пряча блокнот в карман. Пожав руку Пронина и предложив ему сесть, секретарь спросил с недоумением: — Что это вы, Степан Афанасьевич, сына своего забросили?
Он смотрел на Пронина внимательными, немного усталыми глазами, и Пронину стало неловко перед этим человеком, которого он очень уважал за прямоту и честность. «Сколько дел у него, а вот обо мне заботится», — подумал он.
— Без аркана не желаете в школу являться? — спросил Васильев. — Ко мне сегодня учительница вашего сына приходила… Нехорошо получается, Степан Афанасьевич.
— Приходить жаловаться у нее есть время? — возмущенно воскликнул инженер и взъерошил черные жесткие волосы. — А заняться воспитанием — подмогу просит! Я никого не прошу за меня новый цех пустить! Так пусть же они моего сына воспитывают!
«Они» — он подчеркнул голосом и посмотрел на Васильева в полной уверенности, что тот согласится с ним.
— Те-те-те, — удивленно протянул Васильев и сочувственно покачал головой, словно врач, увидевший опасную опухоль.
— Где у них индивидуальный подход? — воскликнул инженер, встал и прошелся по комнате. Шрам от осколка побагровел на его подбородке.
— Вот что, Степан Афанасьевич, вижу — путаница у вас в этом вопросе неимоверная, — неожиданно для инженера сказал Васильев. — Не знаю, откуда у вас появилась такая странная теория, что, мол, наше дело — строить, а «их» — детей воспитывать? У меня, сами знаете, трое мальчат, а я не собираюсь отстраняться от их воспитания. И вам не советую… Не по-партийному это. И с «индивидуальным подходом» у вас, Степан Афанасьевич, какое-то жонглерство получается. Я так понимаю: в том и состоит он, этот подход, что учительница пришла сюда, что она вам житья не даст, пока вы сыном не займетесь. Да и цех-то пускаете не вы один, если быть справедливым, а мы все… коллективно.
Он помолчал, раскурил трубку, потом, что-то решив, сказал:
— Я посоветуюсь в райкоме, может быть, мы на следующем открытом партсобрании обсудим вопрос об ответственности коммунистов за воспитание своих детей… И не обессудьте — придется мне рассказать о вашей точке зрения на сей счет… Не думаю, чтобы товарищи одобрили ее.
* * *Через два дня после этого разговора в учительскую, хмурясь, вошел высокий статный мужчина с широким шрамом на подбородке.
— Могу я видеть Анну Васильевну? — вежливо спросил он у Якова Яковлевича, снимая синюю шляпу.
— Анна Васильевна, к вам, — окликнул Рудину завуч.
Достаточно было Анне Васильевне Взглянуть на черные вьющиеся над выпуклым лбом волосы, на крутой подбородок, чтобы безошибочно определите: «Отец Алеши».
У Пронина был немного недовольный и расстроенный вид. Он не знал, как следует держать себя: возмущаться ли тем, что эта девчонка опозорила, как он считал, его на заводе, или дипломатично и деликатно выслушать ее. На заводе Пронина называли «комсомольским папашей», потому что он охотно проводил беседы с молодежью, заботился о ней, а здесь его обвиняют чорт знает в чем!
Анна Васильевна сама разрешила его сомнения. Как только они поздоровались, познакомились и сели на диван, она сразу же перешла в атаку:
— Вы знаете об увлечении Алеши кроссвордами? — неожиданно спросила она.
— Н-нет… но что же тут такого? — недоуменно расширил глаза инженер. — Мой Алексей вполне благополучный ученик… Подумаешь, кроссворды! — фыркнул он.
— А то, что ваш вполне благополучный Алексей, окрыленный первым успехом (ему за удачно составленный кроссворд прислали из редакции гонорар шестьдесят рублей), теперь только тем и занимается на всех уроках, что составляет кроссворды, и вместо пятерок у него почти сплошные тройки. Вас это не беспокоит?
Учительница строго и внимательно посмотрела на Пронина.
— Да я и сам заметил, что он перестал зарабатывать… — пробормотал инженер.
— Где зарабатывать? — насторожилась Анна Васильевна.
— Это у нас игра такая, — немного смущаясь, объяснил Пронин. — За каждую пятерку я ему выдаю пять рублей, за четверку — три, а тройка идет бесплатно.
— Значит, перевели на сдельщину? — ахнула Рудина. — Но вы же приучаете его учиться ради денег и этим развращаете!
Отец молчал, чувствуя, что, действительно, что-то сделал не так в этом тонком деле, и в его больших черных глазах появилось выражение смущенности.
Яков Яковлевич, слышавший весь разговор, сказал как бы про себя: «Ну, и ну!» — и вышел, чтобы не стеснять Рудину.
— Вы своим сыном по-настоящему не интересуетесь! — вдруг решительно заключила Анна Васильевна и с неприязнью посмотрела на Пронина.
— Что же, я по-вашему, не хотел бы заняться сыном? — оскорбленно спросил инженер, — но некогда, понимаете, дохнуть не-ког-да… Завод! А вам государство поручило… — Но здесь он запнулся, вспомнив свой недавний разговор с секретарем.
— Воспитание — наше общее дело! — непримиримо сказала учительница. — Кроме завода, у вас есть еще долг вырастить сына коммунистом, от этого вас никто не освобождал. Вы же не знаете ни его товарищей, ни его жизни. Разве это можно оправдать?
Она посмотрела на него требовательно, и Пронину неловко было от этого взгляда.
— Я хочу, понимаете, очень хочу вместе с вами воспитывать Алексея!
Сначала, слушая Анну Васильевну, Пронин сердито думал: «Тебя самое еще воспитывать надо… Прибегаешь на завод, компрометируешь, поучаешь», — но в словах молодой учительницы было столько страстной убежденности, столько бескорыстного желания помочь его сыну и ему самому, что Пронин невольно и даже с некоторым удовольствием подумал: «Хорошо, что у Лешки такая!»
— Вы знаете, что он на прошлой неделе катал в такси девочку из пятого класса? — ошеломила его новым вопросом Анна Васильевна.
— В такси? Лешка? — вытаращил глаза отец и вдруг рассвирепел. — Ну, я ему покажу — такси!
Анна Васильевна успокоила отца, постаралась представить все в юмористическом свете. Они еще поговорили о том, что надо делать Пронину и его сестре. Уходя, инженер примиренно сказал:
— Придется хлопцем серьезно заняться… — И дружелюбно улыбнулся учительнице.
ГЛАВА IX
Переход в середине дня из младших классов в старшие требует от учителя большого искусства: приходится целиком переключать себя на «новую волну», изменять язык, приемы, в какой-то мере даже линию отношений.
Старшие не терпят начальственного тона, младшие с удовольствием подчиняются ему; старшие ценят тонкую шутку и не так взыскательны, как малыши, к внешности учителя.
Вот и сейчас, придя из шестого класса в девятый, Сергей Иванович сразу почувствовал эту разницу.
Здесь он мог почти приблизиться к лекции, приучать юношей к большей самостоятельности мысли, едва уловимым оттенком обращения, словно бы мимоходом подчеркнуть, что он имеет дело со взрослыми людьми и вправе ждать от них многого.
Во второй половине урока Сергей Иванович предложил классу составить план главы из книги — пора было научить и этому. Все с готовностью открыли учебники, достали тетради, только Балашов, лениво перелистывая книгу, пренебрежительно бросил:
— Детское занятие!
— Ну, еще бы, — добродушно усмехнулся Кремлев, — при вашем жизненном опыте и задатках…
На Балашова сильнее всего действовала ирония, он боялся выглядеть смешным, поэтому и сейчас он только скептически поморщился и нехотя придвинул к себе учебник.
Кремлев объяснил, что надо делать, и стал перелистывать классный журнал, изредка поглядывая, все ли работают?
В классе стояла та хорошая тишина, при которой слышны только поскрипывание перьев да шелест страниц.
Сергей Иванович встал и прошелся между партами.
После первого неудачного знакомства с девятиклассниками на уроке химии, после разговора с ними в тот же день, он стал напряженно искать — с чего же, собственно, начать работу классного руководителя?
Лет семь тому назад Сергей Иванович потерпел поражение у выпускников только потому, что пытался чрезмерно опекать восемнадцатилетних «деток», водить их за руку, то и дело обращался к их родителям, а не к их комсомольской чести. Ошибку нельзя было повторять.
В классе Кремлева, еще до его прихода, созрел коллектив, но какой-то замкнутый, не ощущавший себя частицей общешкольного, Не плохо учились, однако, не многие помогали соседям, дружили, но «по-семейному», взглядом не охватывая флангов всего школьного строя, и жили по принципу «главное, чтобы у нас все было в порядке». Надо было влить их в общий школьный поток, но это могло произойти не раньше, чем он изучит своих питомцев.
Сергей Иванович прочитал сочинения юношей по литературе, где они рассказывали о любимых героях и книгах, побывал на комсомольском собрании, в первый же воскресный день отправился с ними на выставку картин художников города.
