Иван Абрамов - Оглянись на будущее
Захар Корнеевич очень удивился бы, если б дошло до него, что он думает о Стрельцове, о его работе сочувственно.
Ступак, отдышавшись и насмотревшись на эту особо интересную звездочку, оторвал руки от перил и двинулся по длинному административному коридору.
«Мастер он. От бога, — сами собой тянулись мысли, видно не желая уступать места каким-то другим. — У них, у чертей, вся порода такая, от бога. Ивана на заводе знают не хуже, чем самого директора. Деду Гордею даже незнакомые первыми кланяются…»
Но вот она — дверь в отсек начальника цеха. Приложил Захар Корнеевич к лицу обе ладони, как бы умываясь. А когда отнял их, на лице осталась непроницаемая, безликая, немного загадочная, чуток приветливая, капельку обнадеживающая улыбка. Почти такая, как у того каменного сфинкса, который, говорят, пять тысяч лет улыбается, и никто не поймет, почему. Ну, а куда деваться? Надо Захару Корнеевичу, иначе могут подумать, что он обижен и обескуражен понижением. Жизнь!
Прикрыв дверь, оглядел предбанник, поздоровался с секретаршей, с новой, не с той, которая сидела тут при нем. Спросил добродушно:
— У себя?
— Ждет вас, — тоже загадочно улыбнулась секретарша. Неловко стало Ступаку. Девчонка, а уже освоила такую премудрость. Может, это и не премудрость вовсе? Ну, была премудростью пять тысяч лет назад, так с тех пор человечество хоть чему-то научилось. И перестал улыбаться. Ну-ка их тут! Забрался в твое кресло — да еще ты ему улыбайся? Мальчишка! И не машинально — вынужденно дотронулся до левой стороны груди. Колет там. Ничего удивительного. Любого слона подержи в таком цехе на руководящей работе хотя бы годочков двадцать, еще как заколет у него. Это Колыванову не понять, в двадцать восемь лет ни у кого сердца нету. А в пятьдесят девять любой призадумается. Им хорошо… с Иваном новаторствовать. Им наплевать…
«А Мошкара мерзавец, — неожиданно, бог весть откуда и почему вывернулась острая мысль. — Расставаться с ним надо. Живоглот, а мне до пенсии полгода…»
Виталий Николаевич Колыванов только в представлении Ступака был мальчишкой. Конечно, двадцать восемь — не шестьдесят, но виски седые, на макушке проталинка, под глазами наметились мешки с желтым оттенком. Вот только нос — конопатый, вздернутый, какой-то развеселый, никак не вписывается в эту начальственную озабоченность. Может, за этот нос и прозвали монтажники Виталия Николаевича Клеопатрой. Впрочем, монтажники могут прилепить что угодно, к тому же было это во времена оны, когда Колыванов, еще будучи инженером внешнего монтажа, разъезжал с бригадой таких, как вон Павлов, по всему Союзу.
Цепко и прохладно ощупали серые глаза, ни один мускул не выдал намерений, даже конопашки на носу остались в прежнем игривом расположении. «Ну, какой он начальник цеха, будь у него хоть пять проплешин, — критически подумал Захар Корнеевич. — И по телефону наяривает, чтоб впечатление произвести. Коль вызвал для делового разговора, переключи телефон на свою раскрашенную привратницу». Но произнес мягко и доброжелательно:
— Здравия желаю, Виталий Николаевич.
Прижав телефонную трубку левым плечом, Колыванов одновременно слушал, что-то записывал и листал бумажки в толстой серой папке.
Отложив авторучку, Виталий Николаевич передвинул папку, положил телефонную трубку на рычаги, произнес сухо, едва шевеля потрескавшимися губами:
— Присаживайтесь, Захар Корнеевич. Разговор будет трудный.
— Поговорить можно, — согласился Ступак, давая понять, что не намерен ни противоречить, ни соглашаться, а только слушать. — Я вот что, Виталий… э-э-э… Николаевич, я знаю, какой вы тут разговор подготовили. Не по мне это. И я тут вам не помощник.
— Я вот, — указал Колыванов на телефонный аппарат, — разговаривал только что с секретарем парткома товарищем Тереховым. Он утверждает, что вы поддержите. Так и сказал мне: «Корнеич непременно поддержит, он чуток на творческие начинания».
— Не надо, — покачал толовой Ступак, и его увесистый нос обвис чуть не к самому подбородку. — Не мог сказать такое товарищ Терехов, мы друг друга лет сорок хорошенечко знаем. Или, может, это о чем другом? — И приободрился. А если правда о чем-либо другом. Но нет.
— О том самом, все о том самом, — сожалеюще произнес Колыванов. Потрогал кончик носа, потер виски кончиками пальцев, огляделся. Дескать, не получилось с этого края, попробуем иначе.
«Не искал бы ты дураков, — захотелось сказать Ступаку. — Ну, дурей себя не ищи».
— Как вы в принципе оцениваете предложение бригады Павлова?
— Никак, — резко бросил Захар Корнеевич. — Не бригадное это предложение, это Стрельцов мозги нам парит.
Вздохнул начальник цеха. Трудно так вздохнул. «Хлопот у меня — бульдозером не сдвинуть, а я тут с тобой балачки развожу, уговариваю тебя, как девочку какую. Могу ведь и короче, приказал — и точка. Могу!» — и твердо, вовсе леденяще посмотрел прямо в глаза Ступаку.
— Значит, вы против?
— Погодите, а о чем речь? — спросил Ступак, подумав, что до пенсии еще не так мало.
«Не раскроется старик, — понял Виталий Николаевич. — Обида его насовсем умертвила. Что ж теперь — мимо него, через него, без согласия? А если жаловаться начнет? Еще одна расхлебаловка. Трясина чертова. Конца-краю не видно».
— Первое, — загнул Колыванов указательный палец на левой руке. И так посмотрел на Ступака, что можно было подумать: именно в этом и заключается вся сложность — палец загнуть. — Бригада Павлова предлагает работу без контроля ОТК. Второе…
— Ах, вон что, — перебил начальника цеха Ступак. — Только надо бы начинать с его опытов на сварке.
— Хорошо, — согласился начальник цеха. И загнул безымянный палец. Но спохватился: дурная привычка. От мальчишества осталось. Поерзал в удобном кресле, спрятал обе руки под стол, продолжал не совсем уверенно: — Электросваркой дешевле, надежнее, быстрее. Это веление технического прогресса. Газосварка вообще устаревает… — И опять смутился. Что за слово: «устаревает», неловкое и не совсем уместное. — Стрельцов подсчитал, обосновал, доказал на практике. Но по приказу приемщика ОТК Мошкары пробный стык вырезали… Почему там у вас приемщик распоряжается?
— Это его сфера, — пожал плечами Ступак. — Качество, точное соблюдение технологических нормативов. Вы же сами знаете.
— Новаторство — не сфера приемщиков! — чуть громче прежнего сказал Колыванов. А Ступак подумал: «Повысишь голос, малец конопатый, встану и уйду. Мне эти стрельцовские шики-брыки в обязанности не вписаны».
— Прочтите! — подвинул Колыванов серую папку ближе к Ступаку.
— Читал, — отодвинул папку Захар Корнеевич.
— При мне прочтите. Тут немного. Буду знать, что вы… что мне с вами каши не сварить.
Взял Ступак папку, почитал по диагонали, сказал примирительно:
— Ну, если в принципе. Только не от нас с вами зависит. Технологическая карта утверждена в главке. А насчет прочего пущай. Мошкара себе найдет работу. У него ползавода знакомых. Вот насчет будущих норм сомнительно. Электросварка, оно так, экономичнее, но уложится ли Стрельцов в такие нормы?
— Уложился же, — напомнил начальник цеха. — На практике доказал.
— Ну и что? — развел руками Ступак. — Стрельцов — ас. На асах производство не удержится.
— Пусть перенимают опыт, — отклонил довод Колыванов. — Не сидеть же теперь на стародавних нормах, если у нас учеба плохо поставлена. — И опять поморщился. Слова какие-то не такие. Казенщина. «Сидеть», «поставлена»… Но как с такими вот еще разговаривать? Начнешь по-душевному, поймет ли? И все же гораздо теплее, мягче продолжал: — Школу передового опыта откроем. Лучших сварщиков привлечем. Заодно теорию укрепим. У нас ведь как теперь: по двадцать лет сварщики дело делают, а что такое сила тока — рядом сформулировать не могут.
— С того, с вырезанного, стычка рентгенснимок сделали, — выложил Ступак главную карту. — Две поры. Потом надо лабораторный анализ провести. На микрошлиф, на кислотостойкость. Потом все это по инстанциям пустить.
«Понятно, — усмехнулся Колыванов. — А там ты на пенсию пойдешь, и хоть трава не расти».
— Я не спорю, партизанства мы не допустим, — все же мягко и дружелюбно продолжал Колыванов. — Но начинать-то с нас. С вас, дорогой мой Захар Корнеевич. А вы вот уже третий месяц ни с места. Хуже того, вы препятствуете естественному движению этого нужного дела. Вы ссылаетесь на какого-то Мошкару, извините, пожалуйста. Давайте договоримся: все, что надлежит сделать вам на участке, сделаете вы. Без проволочек, без оглядок на Мошкару. У него свое начальство, вот пусть оно с ним и советуется.
— Задача у нас одна, — хотел было Ступак еще чуть отвлечься в сторону. Но Колыванов резко опустил ладонь на край столешницы. И сказал, заканчивая этот довольно неприятный разговор:
