Ирина Гуро - Песочные часы
Стоп! Ведь это сама хозяйка! Ну конечно, должна же быть супруга у такого симпатичного и молодцеватого хозяина и почему бы ей не заменять иногда мужа за стойкой?
Женщина кивнула мне, как завсегдатаю, — это, видимо, была ее манера, — и, облокотившись на стойку, спросила, что я хотел бы. Я отметил, что эта «старомодная» форма с «бы» здесь еще действовала.
Я заказал пиво и сосиски. Женщина нырнула за дверь, наверное включила газ, и, вернувшись, взяла с обитой цинком стойки пол-литровую кружку. Я отметил, с какой сноровкой она наполняла ее, так что пена пышным колпаком взбежала высоко над краем кружки, но ни капли не выплеснулось; как, нисколько не спеша, но и ни секунды не тратя лишней, она подхватила поднос, не забыв про картонную подставочку, на которую водрузила кружку, и приблизилась ко мне, так что я теперь увидел ее, так сказать, полностью; не толстую и не худую, не дурнушку, но и не красавицу, — женщина, каких встречаешь на дню не менее десятка и никогда не запоминаешь.
— Кажется, я имею удовольствие видеть хозяйку ресторана? — Именуя так бирхалле, что, конечно, равнозначно всего лишь пивной, я хотел польстить ей. И убедился, что поступил вдвойне правильно: она улыбнулась, отчего сразу сделалась моложе, хотя зубы у нее оказались неровные, мелкие, и охотно ответила:
— Нет, я не хозяйка, но иногда помогаю брату: он ведь недавно овдовел. А вы знаете его?
— Да, я бывал здесь, — неопределенно отозвался я. — И ваш брат ведет один такое дело? — Было вполне естественно, что единственный клиент скуки ради завел разговор просто так, ни о чем. Она все еще стояла, опершись бортиком подноса о стол, и я подвинул стул для нее. Но она села, лишь подав мне заказанное. Я положил себе на тарелку горчицы, — терпеть не могу сладкой здешней горчицы, но посчитал, что к ней надо привыкнуть и что горчица не самое главное из того, к чему надо здесь привыкать…
Сейчас, когда я узнал, кто она, мне показалось, что у нее есть сходство с хозяином, только уж на итальянку она не была похожа нисколько: типичная немка, из южных, с темноватыми волосами, но светлым лицом, голубоглазая, с крупными руками и ногами. Я узнал, что ее зовут Лина Дунц.
Она присела напротив меня на край стула, показывая всем видом своим, что отнюдь не хочет мне мешать, но поскольку я о чем-то спросил, то, конечно, считает своим долгом ответить исчерпывающим образом.
С таким видом она мне сообщила, что да, ее брат, Лео Филипп Кранихер, ведет дело один, но она помогает ему, когда может. Она ведь живет далеко отсюда, в Темпельхофе, у нее дети — младшему всего десять, — так что не всегда и вырвешься. А муж… Что ж, он там, где теперь все мужья, — на фронте.
— Все говорят, что эта война тоже не будет долгой, — говоря «тоже», она, несомненно, имела в виду французскую кампанию. — И тогда уже можно будет жить спокойно, — с неуверенной надеждой произнесла она. — А вы живете в нашем районе? — спросила она, потому что я никак не отозвался на ее слова.
— Нет, я потерял хорошее место не по своей вине, теперь хотел бы где-нибудь устроиться. Призыву в армию я не подлежу, — добавил я поспешно. Мне улыбнулась мысль повернуть дело так, чтобы не я навязался со своими услугами, а меня бы склонили… Кажется, эта сообразительная дама к этому приближалась…
— А что вы умеете?
К такому вопросу я был вполне готов. В самом деле, я умел не так уж мало, за что мысленно поблагодарил своего отца, потому что если от матери я получил знание языков и литературы, что сейчас вовсе «не играло», то благодаря отцу овладел ремеслом. Ну, а если речь шла об обслуге в пивной, то огромное количество вымытой мной дома посуды давало полную уверенность, что и тут я справлюсь.
Я скромно ответил, что имею диплом электротехника, но знаю и слесарное ремесло.
— А считать быстро вы умеете?
Я засмеялся:
— Несомненно. Во всяком случае, не дам себя надуть!
Она тоже улыбнулась, показав свои неровные зубы.
«Сейчас пойдет гонять по части родственников», — решил я. Но и тут меня не собьешь! Биография моего двойника уже была мной освоена и, разбавленная подходящими к случаю эмоциями, могла быть предъявлена немедленно.
Женщина неназойливо, но явственно ко мне присматривалась. Вероятно, она прикидывала, удобно ли будет, если она, не дожидаясь брата, предложит мне…
Я не торопил события, налегая на еду, и попросил еще кофе со взбитыми сливками и бретхен. Мне страшно не хватало хлеба, — мы привыкли к русской еде, — но невозможно было здесь проявлять свои вкусы. А эта «бретхен» — микроскопическая булочка — мне была, конечно, на один зуб.
Пока она приготовляла кофе, она, видимо, решила, что ничем ни себя, ни брата не обяжет, если начнет разговор.
— Вы знаете, брат не любит женской прислуги. У него — одна только повариха… Она приходит на четыре часа ежедневно, и — все, шлюсс!.. У него был хороший помощник Макс. Три года работал. Так он теперь на Восточном фронте. Мы получили открытку. У него никого нет из родных, и он, знаете, так привязался к брату…
«Ну, теперь начнется лирика…» — решил я, но снова ошибся: фрау описывала небольшие круги около сути дела, неуклонно к ней приближаясь.
— Если бы вы могли представить рекомендации…
— Я? — С деланным удивлением, словно она меня застала врасплох, я ответил — Конечно, я заручился рекомендациями из мастерской, где работал, и другими бумагами…
У меня была еще характеристика, подписанная фюрером организации «Гитлерюгенд», но почему-то я не стал ею козырять.
— Як тому говорю, — доверительно объяснила она, — что, возможно, мой брат возьмет вас к себе. Вы бы согласились?
— Ну, я не знаю. Смотря что надо делать и на каких условиях, — протянул я, лихорадочно соображая, какие еще вопросы полагается задать кабатчику, к которому нанимаешься на работу. В такой ситуации я не то что никогда не был, но и помышлять ни о чем подобном не мог. Я понадеялся на художественную литературу, припоминая что-нибудь подходящее…
Но в это время дверь открылась, хлопнув на пружине— я уже привычно отметил этот звук, — появились два посетителя, очевидно из завсегдатаев; они оживленно приветствовали фрау Дунц.
Когда я расплачивался, — я твердо помнил, что в подобном случае, когда вас обслуживает кто-то из хозяев, чаевые не положены, — женщина попросила меня зайти позже, когда будет сам Лео Филипп Кранихер.
Я сказал: «Охотно» — и попросил разрешения оставить свой рюкзак.
— Да, да, конечно. Поставьте его за стойку.
Я рассыпался в благодарностях, и мне показалось, что при решении моей судьбы ее мнение упадет на чашу весов ощутимой тяжестью.
Выходя, я посмотрел на песочные часы. Песок медленно сыпался из верхней колбы в нижнюю, почти пустую: ясно, что последние посетители их перевернули. «Неплохо придумано, — мелькнуло у меня, — затея ерундовая, но заведение сразу приобрело индивидуальность, запоминалось…» Как, скажем: «А, это там, где воздушные шарики на столиках» — так говорилось о кафе «Какаду»; или о «Рези»: «Это где телефоны на каждом столе…» Песочные часы выполняли ту же функцию, но без дорогостоящих затей.
Сразу от бирхалле начинался тенистый бульвар, он совсем еще не был тронут осенью, только изредка желтая прядь березы напоминала о том, что уже август. Бульвар был вовсе не такой густой, каким показался мне в тот вечер, и каштаны тоже мне померещились.
Но все же здесь было приятно, и маленький фонтан бил исправно, сея мелкую водяную пыль вокруг, и все выглядело очень мирным, так что я вконец расслабился и углубился в боковую аллею, меряя ее крупными шагами, на радостях, что нашел такое укромное и совершенно безлюдное место. Так, в задумчивости, я шагал, не смотря по сторонам, а лишь себе под ноги, на аллейку, прямую и чистую… Пока не увидел перед собой пару огромных сапог с низкими голенищами. Я почти налетел на пост: здоровенный артиллерист стоял, широко расставив ноги, сумрачно глядя на меня из-под каски. За его спиной в листве, да еще под маскировочной сеткой, угадывались очертания зениток.
Не дожидаясь окрика, я поспешил повернуть, дав себе зарок не соблазняться зелеными кущами. Мне сразу опротивел этот бульвар. «Да и какого черта мне тут высвечивать! — решил я. — Схожу-ка лучше в кино». Меня вовсе не заботило, что я не имею где переночевать, как будто решение вопроса о работе в «Часах» устраивало меня и в смысле квартиры.
Впрочем, вполне возможно, что Макс с Восточного фронта и жил там же, в каком-нибудь закоулке: пивная-то была не маленькая, и за стойкой тоже, наверное, есть помещение.
Где же здесь ближайшее кино? Мне не хотелось отдаляться отсюда, я себя чувствовал вроде бы при деле: во всяком случае, была цель на ближайшие часы, и забытое ощущение этого меня радовало. Я подошел к круглой афишной тумбе и прочел, что в «Уфа-Палас ам Цоо» идет криминальфильм «Черный всадник», а в «Глории» — «идейный» фильм «Крылатые люди».
