Павел Халов - Пеленг 307
Они закурили.
— Капитан к тебе послал, говорит, работа есть.
— Ты один в каюте был?
— С мотористом...
Семен отступил в сторону, и Меньшенький увидел воду. Глаза его расширились, папироса, зажатая между пальцами, сломалась.
— Понял? — хрипло спросил Семен.
Меньшенький слепо пошел вперед.
С этой минуты они больше не расставались — вдвоем ходили в кают-компанию есть, когда их сменяли стармех и моторист; спали в одной, в Семеновой, каюте. Словно тайна эта была не по силам одному.
Валкое судно рыбонадзора постепенно отставало, с него уже невозможно было бы разглядеть название «Коршуна» даже на рассвете. Охотское море гнало черные, словно отлитые из чугуна волны. Груженый траулер почти не отрывался на попутной волне. Он догонял ее, разрезал до подошвы — вода вспучивалась у самого мостика. Семен считал — девятнадцать секунд «Коршун» шел вместе с вершиной волны, и казалось, что никогда не оторвется от нее. Потом волна уходила вниз и траулер гулко плюхался всем днищем, поднимая по обе стороны тучи брызг. Сердце у Семена болезненно замирало — он физически чувствовал, как напрягается и стонет поврежденный шов.
К двенадцати часам дня вода в машинном отделении начала закрывать щиколотки. Она рябилась, сотрясаемая вибрацией, гуляла от борта к борту. Оглохшие, с распухшими от ледяной воды ногами, через каждые два часа Семен и Меньшенький спускались в машину и задраивали за собой дверь, чтобы никто не мог видеть, что происходит внизу.
Они, не договариваясь, разделили обязанности. Помпы питались динамо второго номера. И от него теперь зависело все. Семен не отходил от него ни на секунду. Никогда еще его слух не был так чуток, как теперь. Он прислушивался к стосильному дизелю, как к собственному телу, и при малейших перебоях его сердце больно сжималось, лицо покрывалось потом, и мгновенно пересыхал рот.
Меньшенькому было немного легче: большую половину вахты он мог простоять на высокой подножке у главного двигателя — даже при крене вода не захлестывала ее. Но и ему приходилось пересекать вброд все машинное отделение, чтобы побывать у котла парового отопления «Коршуна».
Самое тягостное заключалось в том, что они не знали, где и как поврежден траулер. И действительно ли у него хватит сил добраться до Петропавловска, как говорил Ризнич, или внезапно хлынет широким потоком темная ледяная вода и зальет все. Замрут дизеля, а они — Меньшенький и Семен — не успеют даже выбраться на палубу.
Как во сне, перед Семеном мелькали лица капитана, Феликса, Мишки Лучкина. Они появлялись, исчезали, что-то говорили, но их голоса доходили до сознания Семена точно через слой ваты. Он не понимал, что им нужно. Семен смотрел словно через смотровую щель. И как-то потерял Меньшенького, натыкаясь на него, удивлялся, почему он тут, когда вахта вовсе не его. Однажды он спросил, почему тот не в каюте. Меньшенький бешено посмотрел на Семена... Одеревенели руки, масленка, из которой Семен поливал коромысла клапанов, несколько раз падала в воду. По пайолам расплывались тусклые радужные пятна.
Оба они ни на минуту не могли забыть о том, что дверь в машинное отделение задраена. Она словно отрезала их от всего мира. И казалось, надо очень долго идти, подниматься по бесконечным железным ступенькам, кое-как освещавшимся редкими плафонами, чтобы уйти от этого кошмара и выбраться на чистый дневной свет.
Нечаянно Семен подумал, что, если открыть дверь, все сразу будет легко и ясно. И эта мысль стала неотвязной. Потом она заслонила все остальное. Дверь надо открыть сейчас, немедленно. Она давит на мозг так, что звенит в ушах и нечем дышать. Открыть — иначе будет поздно.
Он опомнился, столкнувшись у трапа с Меньшеньким. Костя уже взялся рукой за поручень, собираясь лезть вверх. Они секунду непонимающе глядели друг на друга, пока не догадались, что оба хотели сделать одно и то же. Рука Меньшенького на поручне ослабла, сползла. И они молча побрели на свои места.
Задраенные двери машины, мокрые с головы до ног, позеленевшие механики, выбирающиеся наверх, бросались команде в глаза.
— Что у вас там, плавательный бассейн? — спросил Кузьмин, тревожно заглядывая Семену в глаза.
Семен мучительно подыскивал ответ. Меньшенький опередил его:
— Т-труба охлажде-де-нья п-поле-т-тела... М-меняем... 3-замучились...
— До хаты хоть доползем?
— Д-до-п-ползем, Кузьмич... — Меньшенький едва стоял на ногах. Но улыбался. И эта улыбка напугала Кузьмина еще больше. Меньшенький мертво скалил зубы, а воспаленные глаза тоскливо глядели мимо.
— Ну да, ну да, — торопливо закивал головой тралмастер. — Техника — не починишь, не поедешь...
Каждый раз, приходя в каюту, они обнаруживали сухую одежду и обувь. Но размер сапог не всегда подходил. И Меньшенький, напрасно пропотевший пять минут, пытаясь втиснуть разбухшую ногу в сапог, оставил записку: «Благодетели! Не тот размер...»
Натягивая робу, Семен уколол обо что-то палец. Это оказался значок — «800 лет Москвы». Такой значок был только у Феликса. Семен отложил рубаху в сторону. Он хотел снять и сапоги, но при одной мысли, что надо нагнуться, передумал.
После первых аварийных вахт он еще мог засыпать, едва взобравшись на койку. Но потом все перепуталось. Он лежал на спине и подолгу бессмысленно глядел в потолок.
Однажды он подумал: «Ради чего? Во имя чего надо лезть в эту проклятую воду? Мы же воры. Все до одного воры...»
— Костя, ты спишь? — спросил он.
— Нет, — отозвался Меньшенький. — Н-не п-получается.
Они замолчали.
— Костя, — снова позвал Семен, — тебе не кажется, что мы сейчас как мыши?
Меньшенький приподнялся.
— Кто? Мы с тобой?
— И мы тоже...
Меньшенький глухо ответил:
— С-сенька, д-думай обо мне что хочешь, н-но Феликса и Мишку ты н-не знаешь.
— А ты их знаешь?
— 3-знаю. Я с тринадцати лет с рыбаками. Феликс этого не оставит. Т-точно.
— А-а... — протянул безнадежно Семен и затих.
Над гребным валом стояло дрожащее облако водяной пыли. Вода поднялась еще сантиметров на пять. При крене она уже заливалась за голенища.
Она остановилась только к вечеру, когда немного приутихло волнение.
— Не поступает больше, Сенька! Слышишь, не поступает! — заорал Меньшенький. Он плясал в воде, высоко вздымая голенастые ноги и размахивая ключами. — Д-доползем!
Бредя по воде, они добрались до трапа и сели на железные ступеньки. Меньшенький взобрался выше, и на шею Семена с его сапог и штанов стекала грязная вода. Семен достал из нагрудного кармана две припрятанные папироски. Нашлись спички. Правда, они подмокли, но одна, нерешительно подымив, зажглась...
— Т-только бы вернуться, я с-скажу э-т-тому б-борову, что я о нем д-думаю! — сказал Меньшенький. Он заикался больше от холода, чем от волнения. — Испугался, с-сволочь. Нашкодил — и в кусты.
— Угробили «Коршуна», — зло отозвался Семен.
— За здорово ж-живешь!
— Надо сказать, что вода не поступает больше...
— Хрен с ними.. П-пусть...
— Нет, надо... — сказал Семен и побрел к переговорному устройству. По дороге он дважды останавливался перевести дыхание.
Во втором Курильском проливе при самом входе «Коршуна» опять тряхнуло: вода прибыла еще на два сантиметра. Но сам пролив встретил их ровной зыбью и неожиданно чистым небом...
Милях в сорока от мыса Сигнальный «Коршун» разминулся с приземистым широкозадым танкером. Танкер развернулся и заботливо пошел за ними следом в двух кабельтовых. Шлюпки на нем были расчехлены, и около каждой чернели неподвижные человеческие фигуры.
2Отведенный «Коршуну» причал безлюден. Встречать его вышел только один продрогший диспетчер. Он сразу направился к капитану и пробыл там около часа. Туда же немного погодя вызвали стармеха. «Коршун», сдав камбалу, должен был встать в док. К вечеру он своим ходом ушел на верфь.
На другой день после обеда Ризнич собрал команду в кают-компании. Двигатель замер, через обшивку доносились непривычно прочные, уютные заводские шумы и голоса.
Капитан стоял посреди каюты, расставив аккуратные маленькие ноги. Он был гладко выбрит. На форменной куртке с галунами, на узких не по-флотски брюках не было ни пушинки, точно Ризнич собрался на бал. Его светлые глаза холодно скользили поверх сидящих. В руках, заложенных за спину, капитан мял перчатки. Он сказал, что ремонт предстоит не очень сложный, но начнут его только через неделю. Пусть старший механик и старпом составят на это время график береговых вахт.
— На судне мне нужна только вахта: механик, штурман и матрос. Остальные свободны. Аванс дадут завтра. На проходной есть список команды, по которому будут пропускать на судно. Вопросы?
Вопросов не было. Через полчаса на доске приказов висели два графика вахт. Штурманскую вахту в воскресенье Феликс взял на себя. Машинная — досталась Меньшенькому.
