Всеволод Кочетов - Избрание сочинения в трех томах. Том второй
Зина не сразу разобралась — кто и куда должен был гнать мяч. Но когда разобралась, игра стала для нее интересней, она то и дело хватала Алексея за локоть, за плечо: «Это же неправильно, Алексей Ильич! Тот, справа, ударил рукой, а судья не видит!», «Алексей Ильич, за что нашим штрафной? Играли как полагается. Не понимаю». Вокруг кричали: «Судья подсуживает динамовцам!»; «Тама!» — ревели мальчишки, когда мяч оказывался в сетке. «Коля, Коля, жми, родной! Эх, мазила!» Алексей не шумел, не кричал, только по его лицу, напряженному, непрерывно–менявшему выражение, было видно, что и он не на скамье зрителей, а на поле, среди защитников, полузащитников и нападающих. Если бы с помощью какого–нибудь аппарата можно было делать видимыми мысли болельщиков, а тела их невидимыми, то оказалось бы, что трибуны во время футбольного матча стоят пустые, зато на поле вокруг мяча происходит невероятная свалка, в которой участвует несколько тысяч мужчин, женщин, ребятишек — директоров, милиционеров, бухгалтеров, слесарей, хлебопеков, часовщиков, пяти– и десятиклассников. Были в этой свалке и Зина с Алексеем.
В перерыве Зина не пошла гулять, — боялась надеть туфли. Сказала Алексею, что хочет посидеть, устала. Алексей принес ей мороженое в бумажном стаканчике.
Но если можно было не трогаться с места во время перерыва, то когда матч окончился, хочешь не хочешь, а встать и идти надо. Зина попробовала надеть туфли, — не могла. Алексей понял, в чем дело. Он сказал:
— Снимайте чулки и шагайте босиком.
— Неудобно.
— В таких железных сапогах ходить — действительно неудобно. Босиком очень удобно. Хотите, тоже разуюсь, из солидарности?
Пока они выясняли, как же быть, трибуны опустели.
— Нет, я все–таки попробую идти, как все люди ходят. — Зина, морщась и прикусывая губы, всунула ноги в туфли.
Кое–как они спустились с трибуны. Алексей поддерживал Зину под руку. Дошли до гимнастического городка. Зина остановилась:
— Не могу, Алексей Ильич. Идите один. Я потом.
— На предательство толкаете? — Алексей улыбнулся. — Разувайтесь, ей–богу, ну что вы, Зинаида Павловна! В своем отечестве.
— Дайте передохнуть. Сейчас пойдем.
— Ладно, отдыхайте. А я пока попробую вас развлечь.
Алексей снял китель, подпрыгнул и крепко ухватился за перекладину турника. Белая майка плотно облегала его грудь, на бронзовых от загара сильных руках выступил каждый мускул. Алексей подтянулся, перекинул тело через перекладину, сделал какие–то быстрые движения, встал на руки вертикально, задержался так секунду–две, и затем все его тело махнулось вниз, снова вскинулось над перекладиной, — он крутил «солнце», описывая круг за кругом.
«Пятнадцать», — насчитала Зина, когда Алексей спрыгнул на землю. Ну что же, Виктор Ильич, пожалуй, не умеет и не умел крутить «солнце», не играет он и в футбол, — и это хорошо. Зине, с ее непоседливым, вспыльчивым характером, с ее торопливостью должен был нравиться и нравился человек уравновешенный. Зину привлекало в Викторе то, чего не хватало ей, — способность спокойно обдумывать любое жизненное положение, не выходить, как говорят, из себя, не теряться и в то же время не слишком увлекаться, способность анализировать каждую вещь и каждое явление.
— Ну как? — спросил Алексей, надевая китель.
— Очень хорошо!
Они прошли еще шагов пятьсот — до того места, где стояла небольшая, но плотная группа молчаливых, сосредоточенных людей.
— Что они там делают, Алексей Ильич?
— Штангу выжимают, — ответил Алексей небрежно. — Медвежий спорт.
Он взял Зину под руку, хотел провести ее мимо штангистов, потому что узнал того, кто находился в центре группы. Но Зина тоже увидела — там был Виктор. Она подошла ближе и долго наблюдала, как Виктор то одной рукой, то двумя руками, то медленно, то рывком поднимал с земли и выжимал над головой стальную ось с надетыми на концы чугунными дисками; ему добавляли диск, два, три, и он выжимал.
— Могуч Журбин! — сказал кто–то.
— А вы что говорили о Викторе Ильиче? — Зина с укоризной оглянулась на Алексея. — Зачем же вы?
— Все равно он мешок у нас. — Алексей не нашел лучшего ответа.
Виктор бросил штангу на землю — земля дрогнула; распустил рукава сорочки, закатанные до локтя, утер влажный лоб. Вставляя запонки в петли манжет, он заметил Алексея с Зиной. Приветливо улыбнулся Зине, вышел из круга.
— Футбол смотрели?
— Да. — Зина протянула руку, но Виктор показал ей свою испачканную ладонь.
— Извините, Зинаида Павловна, маленько не того… Грязноват наш Витя бедный. Пойдем вместе, или у вас своя компания?
— Какая компания! — заговорил Алексей. — Придется нам с тобой, Витя, нести Зинаиду Павловну на руках. Туфельки жмут.
— Туфельки? Ну что ж, понесем, — весело согласился Виктор. — Как носят раненых. Возьмемся вот так… Давай, Алешка, руку… Понесем.
Зина отказалась, сбросила проклятые туфли, потом попросила Виктора и Алексея отвернуться, сняла чулки.
— Загорать надо, Зинаида Павловна, — сказал Алексей, когда увидел ее белые ноги. — С такими ногами только виноград давить на винных заводах, как раньше делали, а не корабли строить.
Они шли не по дороге, а полем, тропинкой, которая извивалась в молодом, едва в рост человека, березнячке.
— Сколько веников! — сказал Алексей. Срывая на ходу листья, он думал: «Наверно, ей хочется, чтобы меня тут не было. И в самом деле, чего я путаюсь между ними? Батькину инструкцию выполняю? Выполняй–ка, папаша, сам. Я тебе не надзиратель».
Алексей сделал вид, что у него развязался шнурок ботинка. Он сел на траву, принялся перешнуровывать:
— Вы идите, догоню.
Зина беспокойно оглядывалась. Алексея уже не было видно за березками. Она окликнула его.
— Не потеряется, — сказал Виктор. — А вы знаете, Зинаида Павловна, я начальство теперь. Вчера на мастера сдал. Мастер модельной мастерской. Как вам это нравится?
— Очень! — Зина старалась не смотреть на Виктора. Ей казалось, что глаза ее выдадут: они, наверно, влюбленные и глупые.
— А еще, знаете, — продолжал Виктор, — завод электроинструментов взял мой станок и запускает в производство.
— Как хорошо, Виктор Ильич! Это большая радость. — Зина оглянулась, Алексея все не было. — Где же Алеша?
— Что вам Алеша? Говорю, найдется. А то я подумаю, что вы со мной от скуки пропадаете.
— Не надо так думать, Виктор Ильич. Просто непонятно, куда он делся. А про скуку не надо говорить. Вы же сами знаете, с какой радостью я помогала вам подбирать материалы, чертила для вас.
— То была работа, Зинаида Павловна. Часто и так бывает: на заводе у тебя одни друзья, за воротами завода — другие. Разве неправда?
— Мне кажется, неправда. Мне кажется, это не очень хорошие друзья, которые или только на заводе, или только за воротами. И дружба плохая, если ее можно отгородить заводским забором.
— Я тоже так считаю. Но бывает, в жизни всякое бывает. Почему, например, когда со станком все покончено, вы перестали к нам ходить? А часто ходили.
Зина видела, что разговор идет по опасному для нее руслу, необходимо предотвратить опасность, но сил для этого не было, ничего поделать она с собой не могла.
— Во–первых, Виктор Ильич, вы ошибаетесь. Я ходила к вам всю зиму, а не только когда мы работали над станком. Во–вторых, вы правы — в жизни всякое бывает. Может быть, у меня есть причина, которая мешает мне взять и прийти к вам, к Журбиным.
— Не вижу никакой логики, Зинаида Павловна. С Тоней дружите, Тоня — Журбина. С Алешкой даже на футбол пошли, Алешка — Журбин… Выходит так, что только со мной вам не очень приятно.
— Не в этом дело, не в этом дело, Виктор Ильич! — Зина запуталась. — Я не знаю, в чем дело. Понимаете, не знаю.
— Ну так и порешим: никто из нас ничего не знает, а поэтому мы видеть друг друга не хотим. Только ко мне этот вывод не относится. Я всегда рад вас видеть. Я никогда не забуду, как вы поддерживали меня, ободряли, какую большую оказывали помощь. Вам это, конечно, не интересно, что я говорю. Ясно одно: вы что–то против меня затаили.
— Если бы вы знали, Виктор Ильич, как несправедливо все, что вы говорите! — Зина даже швырнула на землю туфли, которые несла в руках — Что, что я могла затаить?
— Вот и я интересуюсь — что?
Виктор поднял туфли. Дошли уже до клубного сада, близко был Зинин дом. И только тут позади появился Алексей.
— Ящерицу ловил, — сказал он. — Хотел преподнести Зинаиде Павловне вместо брошки. Удрала. — Алексей видел, что Зина расстроена, что Виктор почему–то несет ее туфли. Он отобрал их у Виктора: — Тебе, Витя, нельзя. Ты отец семейства. А я… мне по штату положено: кавалер.
Зина выхватила свои злосчастные «лодочки» у Алексея.
— Мне нужны друзья, а не кавалеры! — сказала она резко и побежала к подъезду дома.
