Антонина Коптяева - Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Мы встретились с ними у конторы экспедиции возле ярких цветочных клумб… Салманов, охотно-улыбчивый, быстроглазый, с легкой шапкой разлетающихся кудрей, тронутых ранней проседью, сразу привлекал внимание. Чувствовалось, что это решительный, горячий человек, способный и вспылить, и поговорить по душам, — не зря заслужил он такой большой авторитет у разведчиков, которые в часы отдыха добровольно превращаются в плотников, штукатуров, землекопов и слесарей на строительстве своего поселка.
Разведчики-строители? Виданное ли дело! Уже давно укоренилось мнение, что они чуть ли не всегда должны жить вроде кочевых цыган. Мне приходилось наблюдать в Башкирии и Татарии в пору освоения нефти (да и позднее, когда уже были построены чудные молодые города — Альметьевск, Лениногорск), как буровики ютились с семьями в холодных сарайчиках и сырых каменных кладовках во дворах деревенских жителей. Ни бани, ни пекарни. О клубе говорить нечего!
Но ведь бурение скважин — не полевые поиски, когда разведчики идут да идут по земле с молотком и рюкзаком за плечами, а за ними следует «обоз» — лошади с вьюками, где продукты, палатки-жилье и железная печка. У буровиков есть время не только обосноваться самим, но и подготовить жилую площадь для постоянных кадров нефтедобычи, если нефть ими уже обнаружена.
— Мы назвали свой поселок Горноправдинском в честь газеты «Правда»: она нам очень помогла в борьбе со скептиками и не верившими в наши перспективы экономистами, — сказал Салманов, когда мы шагали по новеньким деревянным тротуарам мимо двухэтажных, тоже новых, домов. — Сейчас в поселке живет две тысячи человек. Жильем обеспечены все. Есть Дом культуры, теплицы, столовые и, говорят, образцовый детский сад. Вот посмотрите сами!.. У нас очень много детей. Люди гордятся своим местожительством, полюбили его, а поэтому у нас нет милиции. Ей нечего тут делать.
— Значит, вы замещаете и начальника милиции?
Салманов смеется, встряхнув взвихренными кудрями, и дерзкий его профиль с коротким прямым носом становится еще задорнее. Глаза разведчика — широкие, цепкие, вдруг напоминают мне одного из прототипов моего Джабара Самедова из «Дара земли», азербайджанца-буровика, ставшего потом директором буртреста. Джабар, как и тот, кто был его прообразом, не терпел препятствий на своем пути и умел справляться с ними. А что писал о Салманове журналист Евгений Лученецкий в 1964 году в книге очерков «Подвиг совершается здесь»! Это в Сургутском районе, куда Салманов самовольно привез на баржах целую бригаду буровиков с семьями. Ему передали перед этим, что «начальство переиграло» и надо возвращаться обратно. «Фарман Курбанович сказал посыльному:
— Слушай, я тебя нэ видел, ты меня нэ видел! — Салманов погрозил пальцем. — Нэ видэлись! — и выскользнул из комнаты.
Сам закончил погрузку на баржу и уехал с людьми в Сургут».
Бурили там, а нефти не было. И хотя секретарь обкома А. К. Протозанов оказывал поддержку Фарману и главному геологу экспедиции Борису Власовичу Савельеву, начальство не отказалось от мысли ликвидировать разведку в Сургуте даже после того, как на Нижневартовской структуре «пробрызнул» один фонтан. В 1961 году окончательно подготовили ликвидацию Сургутской экспедиции, и тут ударил мощный фонтан на реке Меге, оправдавший сразу надежды геологов, их героическую строптивость в борьбе со злой природой и неверием в их поиски и всю горечь временных поражений. Фарман послал телеграмму в главк: «Двести сорок тонн, вы понимаете?»
В Сургутском районе Салманов был в числе основателей нового поселка Нефтеюганска рядом с Усть-Балыком, откуда в 1964 году пошли первые сотни тонн нефти в Омск на переработку. А теперь он ведет разведку в Правдинской экспедиции…
— Территории у нас громадные, высокопродуктивные, но изучены пока на пятьдесят процентов, не больше, — говорит Салманов, ведя нас по своим владениям. — Мы здесь бурим в радиусе до трехсот километров и уже открыли несколько нефтяных месторождений. Вахты улетают на вертолетах (нам без вертолетов нельзя — они наше спасение). Пятнадцать дней разведчики на буровых, потом отдыхают дома целую неделю и опять в тайгу. Плохо то, что многие ваши книги не доходят сюда, а в наших условиях они очень нужны. Представьте себе: буровики работают восемь часов, а шестнадцать часов комаров кормить не будешь. Читали бы книги, да нету их.
Стараемся создать все возможности для хорошей жизни в Горноправдинске. Тут у нас и Дом культуры, и библиотека. В квартирах паровое отопление, газовые плиты, водопровод. Сейчас заканчиваем однодневный дом отдыха — там будет и гостиница для приезжих. В строительстве принимают участие разведчики и их жены, которые трудятся как геологи, учителя, врачи, работники магазинов и столовых. Пока появятся здесь оседлые жители — нефтяники, мы еще лет пять пробудем в Горноправдинске. Потом двинемся дальше. Такова судьба разведчиков. Жена и сын всюду со мной. Я за восемнадцать лет в Сибири сменил десять мест, а мой заместитель Михаил Иванович Ветров работает уже на двадцатом.
В Горноправдинске действительно есть все «для хорошей жизни». Нарядно выглядят среди темнохвойного леса благоустроенные дома — на восемь и на двенадцать квартир. Особенно выделяются бело-голубые коттеджи детского сада. Цветы на клумбах прекрасно себя чувствуют по соседству с кедрами и пихтами, которые стоят на такой чистой земле, будто ее подметают и поливают каждый день.
— Столько неприятностей имели с пожарниками! — с неожиданным серьезным огорчением пожаловался Салманов. — Вырубайте, мол, все подряд — и точка. Никаких доводов не слушали. Два раза платил штраф… из своего кармана, но лес, как видите, мы отстояли. Разбили его на отдельные участки, вычистили. Тут от брошенного окурка не загорится, специально поджигать надо!
Заведующая детским садом смуглая украинка Наталья Андреевна Рябенко, тоже влюбленная в Сибирь, приветливо улыбается нам и сразу ведет осматривать живой уголок.
— Дети сейчас отдыхают, у них послеобеденный сон, — сообщает она, жмурясь от яркого солнца. — Они тут все сами: о птицах и зверьках заботятся, за цветами ухаживают и за грядками. Овощами, правда, мы обеспечены — теплицы у нас замечательные, но стараемся приучать детей к труду, хочется, чтобы они научились любить природу. У них тут есть домашние животные: лошадь, корова, разные птицы, зверюшки дикие и даже вот… — Рябенко подводит нас к железной сетке вольеры. — Это Машка.
Машка, молодая сытая медведица, демонстративно отворачивается от писателей, садится, наваливаясь круглым задом на решетку, и начинает чесать ухо задней лапой с длиннющими крючковатыми когтями и черной подушечкой подошвы. Жирно подрагивает спина зверя, одетая пышным серебристо-бурым мехом.
«Нате, выкусите!» — говорит вся нагловато-вызывающая поза Машки.
— Уж будто не можешь прилично почесаться, озорница! — весело укорила ее Рябенко. — Разведчики шутят: если вам надо, то Салманов и крокодила для садика достанет.
Наталья Александровна помолчала и добавила серьезно:
— Конечно, достанет.
Сразу видно, как она довольна своей работой в этом отличном детском саду и жизнью в Горноправдинске.
Тихонько, чтобы не беспокоить спящих детей, мы проходим по корпусам. В спальнях и столовой чистота и теплый уют, созданный любовными материнскими руками. А на вымытых недавно крылечках длинные ряды детских туфель и башмаков ожидают маленьких хозяев жизни, шагающих вместе с нефтяными вышками по земле Тюмени. Спят вихрастые, загорелые, растут и копят силы для своего трудового завтрашнего дня. Не страшны им ни дикие звери, ни злые люди. Даже угрюмая тайга улыбается им — будущим открывателям ее богатств.
Напротив Дома культуры, одетого, как рыбьей чешуей, деревянными пластинками, — домик-сказка из березовых с корою бревен — белый киоск для продажи минеральной воды и мороженого, тоже отличная выдумка! А на лесном взгорье строится замечательный профилакторий — однодневный дом отдыха с видом на поселок, на зеленые пышные кедры и ели.
— Теперь пойдемте в теплицы! — приглашает Салманов с улыбкой, не затененной черными его усами, и кивает инженеру-строителю Александру Николаевичу Устьянцеву, уже двадцать лет работающему в тайге Тюмени. — Зовите товарищей писателей!
И мы весело нагрянули в теплицы — хозяйство агронома Юлии Беловой, совсем молодой с виду, но имеющей большой опыт работы.
— Вы тут все удивительно хорошо выглядите, — говорим мы Юлии. — Значит, суровый здешний климат на пользу людям!
— Я после окончания Ашхабадского сельскохозяйственного института работала десять лет агрономом в Казахстане да столько же в Туркмении. Теперь тут акклиматизировалась. И не только я… вот сорт — ленинградский скороспелый — тоже привился. — Белова пропускает нас в теплицу, где, подвязанные шпагатами, тянутся к потолку чудо-помидоры, сплошь унизанные спеющими красными плодами. — Обеспечиваем своих жителей и… гостей неплохо. Пробуйте, пожалуйста!
