Самуил Гордон - Избранное
36
У нее, у Лиды, с тех пор, как стала его женой, тоже была тайна, единственная тайна, которую она скрывала от Симона.
У двери висел ключик от их почтового ящика. Симон редко когда прикасался к нему. Вынимать корреспонденцию из ящика в настенном почтовом шкафу, между первым и вторым этажом, было обязанностью Лиды. Корреспонденции приходило довольно много. Кроме центральной и местной газет Фрейдин выписывал несколько толстых литературно-художественных и профессионально-технических журналов. Письма бывали редко. Симон почти ни с кем не переписывался, ограничивался тем, что посылал своим знакомым поздравительные открытки к праздникам, но детям писал часто, часто и обстоятельно. Перед тем как отослать письмо, всегда давал прочесть его Лиде и не возражал, чтобы и она со своей стороны что-нибудь дописала. Но иногда проходили месяцы, а от них не было ни строчки. Встревоженному Симону Лида объясняла, что это, наверное, озорники мальчишки их дома выуживают письма из секции, выбрасывают или рвут. Она не раз находила ящик открытым. Но Симон, она видела, не очень в это верит. Он, как и она, понимал, что его дети считают его наполовину чужим и с каждым годом все больше отдаляются от него. Симона это мучило, но он не жаловался ни жене, ни детям. Был рад и тому, что они не окончательно отдалились от него и время от времени все же пишут.
Была у Симона единственная надежда приблизить к себе детей — собрать их всех вместе хотя бы на один день. Лида писала им об этом в каждом своем прибавлении к письму мужа. Дети уже достаточно взрослые, чтобы понять, что она перед ними ни в чем не виновата и ей не в чем оправдываться. Она не отняла у них родного отца и ни разу не дала им понять, что им следовало бы обращаться к ней не Лидия Сергеевна, а, как принято в таких случаях, мама Лида.
В письмах детей к отцу секретов не было, чтобы Симон должен был скрывать их от нее. Он всегда давал ей читать их письма, однажды даже выговорил ей, почему сама не распечатывает их, а ждет его. С тех пор, если находит она в почтовом ящике письмо, то уже не ждет Симона. Распечатывает сама.
Письмо, пришедшее на днях, было написано на первый взгляд почерком младшего сына, Володи. Но, прочтя первую же строчку, Лида поняла, что ошиблась. Она хотела заклеить письмо, но из следующей строки стало ясно, что письмо, присланное незнакомым человеком — Алексеем Петровичем Ершовым, касается и ее. Читать написанное про себя, с сомкнутыми губами, Лида была не в состоянии. Читала письмо вслух, как в детстве заданное в школе стихотворение, чтобы оно легче запоминалось.
— «Многоуважаемый Семен Исаакович!
Мы с вами не знакомы, но я знаком с вашим пропавшим сыном Даниелем Семеновичем Фрейдиным, которого вы уже столько лет разыскиваете.
Вас, наверное, удивляет, откуда у меня ваш адрес и откуда я обо всем знаю. Случайно, как это часто бывает в жизни.
Несколько дней назад я был на семейном торжестве у близкого моего друга Василия Николаевича Прудова. Вы, наверное, о нем слышали. А может быть, даже и видели его. Он киноартист, очень милый и сердечный человек. За праздничным столом у Прудова дома собралось довольно много народу, и не одни только киношники. Я, к примеру, металлург, инженер-механик, как и ваш сын.
За праздничным столом, как вы знаете, после того, как кончают произносить тосты, обычно начинают вспоминать всякие интересные случаи. Так вот: один из гостей, кого тоже зовут Даниель Фрейдин, — он, если не ошибаюсь, оператор на ленинградской киностудии «Ленфильм» — рассказал о письме, которое как-то получил от незнакомого человека. Поскольку оператора с «Ленфильма» тоже зовут Даниель Фрейдин, то незнакомый тот человек спрашивал у него, не пропавший ли он его сын, которого разыскивают уже многие годы.
— Как отчество его сына? — спросил я у кинооператора.
— Семенович. Даниель Семенович Фрейдин.
— А больше про него в письме ничего не сказано?
— Сказано там очень много. И когда родился, и где родился, даже указана девичья фамилия его матери. Письмо у меня сохранилось. Уж не знаете ли вы его, что так интересуетесь? — пытался выяснить у меня ленинградский Даниель Фрейдин.
— До конца не уверен, — ответил я ему, — но с одним Даниелем Семеновичем Фрейдиным в этом примерно возрасте я знаком. Подружился с ним несколько лет назад, когда был в командировке на Урале. Он инженер, начальник цеха большого металлургического завода. Даниель Семенович слегка прихрамывает.
— Так это не он, — заверил меня ленинградский Даниель Фрейдин. — Был бы он хромой, о том наверняка упомянули бы в письме.
— Как может его отец знать об этом, — объяснил я молодому человеку, получившему письмо, — если не видел сына еще с довоенных времен, а хромать тот стал во время эвакуации после налета немецких самолетов.
На другой день я отправился к оператору домой и ознакомился с письмом. Я взял ваш адрес и тороплюсь сообщить вам адрес Даниеля Семеновича Фрейдина. На всякий случай посылаю также адрес завода, где он работает. Хочу надеяться, я почти уверен, что это ваш сын.
Когда будете писать ему, передайте, пожалуйста, от меня сердечный привет.
С лучшими пожеланиями,
Алексей Петрович Ершов».Письмо выпало у нее из рук. Лида вдруг почувствовала такую слабость, что ей трудно было нагнуться поднять его. Она вынуждена была довольно долго ждать, пока сердце немного успокоится.
Пока она скроет письмо от Симона. С тех пор как он выписался из больницы, прошло не так уж много времени, и она о том не забывала. Как врач Лида ни минуты не сомневалась, что главной, если не единственной причиной тогдашней его болезни, которая на несколько недель приковала его к постели и заметно состарила, была история с письмом, присланным ленинградским Даниелем Фрейдиным. Но в тот раз, когда сидя у телевизора, она закричала на весь дом: «Сенечка, твой Даниелка нашелся», она была уверена, что это он, что она не ошибается. А теперь уже и сама сомневалась.
Но ответить Ершову, милому и сердечному, как чувствуется по письму, человеку, она ведь обязана. Ну, ясно, она ответит. Но Ершов ждет от нее, надо понимать, не просто вести, что его письмо дошло до них. Он наверняка тоже хочет знать, чем все это закончилось. Но об этом она сможет написать ему лишь потом, когда придет ответ от уральского Фрейдина. Если это и вправду он.
Почему из всех детей Симона более других она считала Даниеля и своим сыном, Лида, наверное, не могла бы себе ответить.
Она взглянула на часы. Начало четвертого, а Симон сегодня работает до пяти. Случается, что он объединяет последние два урока вместе, проводит их без перерыва и может вернуться домой раньше пяти. Лида не уверена, не случится ли такое и сегодня. Если так, ей следует поторопиться и написать письмо уральскому Фрейдину. Откладывать нельзя.
Писать ему, понятно, она станет не от своего имени, а от имени мужа. Тот, кому она собирается писать, если окажется, что он и вправду сын Симона, ведь не знает почерка отца, и не всегда можно отличить мужской почерк от женского. В те годы, когда она еще трудилась, то, бывало, часто получала письма от пациентов, и не всегда ей удавалось по почерку определить, кто писал: женщина или мужчина. Что содержат сведения, должные подтвердить, что человек, кому она пишет, на самом деле тот Даниель Фрейдин, кого долгие годы разыскивает Симон, она, Лида, знает уже, кажется, не хуже, чем муж. Она помнит и когда и где он родился, как звали его мать, деда, бабушку, как называлась улица, где они жили, может назвать даже девичью фамилию его матери.
Опустив письмо в почтовый ящик, Лида спохватилась, что ни словом не упомянула о письме, полученном от ленинградского Даниеля Фрейдина и чем это кончилось для Симона. Больше всего желала она, чтобы Симона не было дома, когда придет ответ на отосланное ею письмо. Хотя бояться ей этого, по сути, нечего. Ведь корреспонденцию из почтового ящика вынимает она, и стало быть, успеет спрятать от мужа полученный ответ. Иногда случается, что Симон опережает ее, сам вынимает почту, поэтому отныне она будет настороже, спрячет ключ от почтового ящика у себя.
С того дня Лида следила за собой, стараясь ни одним движением не выдать тщательно скрываемую ею тайну. Но она заметила, что Симон последнее время к ней странно приглядывается. Уже несколько раз спросил даже, не больна ли она.
— Больна? — Лида старалась казаться веселой. — Наоборот, в последнее время чувствую себя превосходно.
По всем ее расчетам пора уже было прийти ответу с Урала. Не исключено, что за это время тамошний Фрейдин сменил адрес, переехал в другой город, а то, быть может… Нет, немыслимо, чтобы не откликнулся он на такое письмо. А может быть, не отзывается потому, что нечем обрадовать их? Да, вероятно, думает он, все действительно так, как рассказал о нем его знакомый инженер, но он не тот Даниель Фрейдин, которого они разыскивают.
