Владимир Курочкин - Избранное (сборник)
Николай пришел и протянул рыжему старичку свою карточку. Тот взял ее, просмотрел и написал размашисто: «Годен к поступлению в летную школу и прыжкам с парашютом». Это было неожиданно и очень просто.
Николай спросил:
– И все?
– А что же еще? Идите, вам поставят в регистратуре печать.
Это было слишком просто. Значит, здоров. И сердце. Знаменито!
Николай присел в приемной. Просмотрел карточку. Жалко, что его не подождали Женя и Тима. Можно было бы поговорить. Как это ловко – допущен! Это замечательно – годен!
Он прочитал в карточке: «Сложение атлетически-мускулистое». Это у него? Да! Николай никогда не обращал внимания на свое тело. Широка ли у него грудь? Крепки ли руки, ноги? Это его не волновало. Ему было все равно. Он не интересовался этим. И не к чему было. Пожалуй, даже стеснялся об этом думать. А теперь это стало очень важным.
Николаю захотелось посмотреть на свои руки. Он закатал рукава сорочки. Так и пойдет домой! На улице тепло.
Руки у него большие и ширококостные, с упругими дольками мускулов. Совсем мужские. Да, он мужчина. Уже настоящий мужчина! Как Тима, и даже… Нет, Тима мужественнее, но он старше его намного и в Красной Армии был.
Все обошлось как нельзя лучше. И главное – просто. И сердце не подкачало. Правда, сначала было много волнений. Ну, да кто же не волнуется? Особенно в таких случаях. Николай встал и оглянулся, словно хотел увидеть того, кто не волнуется. Сложил вчетверо медицинскую карточку и пошел к выходу. Он держал ее в руках и шел широкими шагами. На улице только что прошел дождь, и на асфальте словно была разлита ртуть.
Вместе с ним вышел высокий юноша. Широкоплечий и с длинными руками. Он поравнялся с Николаем и повернул к нему лицо. Шевельнул ладонями и сказал:
– Вот и не пропустили.
– Вас?
– Нуда.
Они пошли вместе, и Николай спросил:
– Что же так?
– Шумы.
– Где?
– Да в сердце.
– Обидно…
– Что обидно?
– Ну что не пропустили.
– Еще бы!
Они завернули за угол, и юноша продолжал:
– А я-то мечтал! Два раза пытался. В прошлом году и сейчас.
– А где вы работаете?
– Я? Видите ли, я – музыкант. Конечно, странно: музыка и авиация. Но это получилось внезапно. Я как-то случайно был на вокзале.
Они пересекали переулок. Юноша говорил:
– С вокзала отправляли молодежь. Поезда еще не было. Пришлось мне дожидаться. Ребята тоже стояли на перроне, около своих чемоданов. Около них ходили родные: матери, невесты. Тут же стояли военные в форме летчиков. Они руководили отправкой.
Их разъединили встречные прохожие. Потом они опять сошлись.
– Ребята пели авиационный марш. Они были так веселы. Мне казалось, что песнь заполнила весь вокзал. Она отражалась от стеклянной крыши и гремела внизу. А я – музыкант. Вы понимаете?
– Да.
– Но я не предполагал, что песня так может подействовать. Впрочем, это, может быть, потому, что всегда человеку хочется чего-то необыкновенного…
– Да… Главное – это сердце.
– Что? Сердце? Ах, да.
Николаю было невыносимо жалко идущего рядом. Он остановился и сказал:
– Мне – туда.
– Разве? Ну, счастливо!
И они расстались. Николай пошел через площадь к трамваю. Потом он побежал. С улицы заворачивал трамвай. Это был нужный номер. Трамвай можно было догнать на повороте.
До отказа наполненный пассажирами, вагон шел с трудом. На повороте был подъем, и вожатый сыпал под колеса песок, который падал тонкой струйкой прямо под обод колеса. Было слышно шипение, будто лили масло на раскаленную сковороду. Николай обежал трамвай сзади и, преодолевая центробежную силу, запрыгал на одной ноге, вскочил на подножку и повис, держась правой рукой за деревянную ручку.
Трамвай ударило. Как раз со стороны задней площадки. Это был автомобиль. Его занесло на повороте. Шофер нажимал на тормоза. Они журчали, как ручейки, но машина все же нагнала трамвай и ударила. Трамвай остановился. А Николай упал. Он сорвался и упал очень неловко. Всем телом на левую руку. Ему показалось, что в руку воткнули большую вязальную спицу. Кругом кричали.
Николай видел около своей головы чей-то сапог с прилипшим окурком. Он скользнул глазом вверх. Над ним нагибался низкорослый усатый мужчина:
– Ну, вставай, милый. Полежал – и хватит!
Кругом уже смеялись. Николай оперся о правую руку и приподнялся. Слегка повернулся и шевельнул левой рукой. И опять в нее, казалось, воткнули спицу. Он посмотрел и увидел, что рука имеет точно два локтя. Николай заволновался. Он сказал, зло глядя на зрителей:
– Дурачье! У меня же рука сломана.
Кругом опять заорали. Кто-то даже умудрился кричать: «Убили!» А потом Николай успокоился. Сердце его билось ровными, неторопливыми ударами. Он старался не шевелиться, чтобы не разбередить руку.
Вскоре подъехал санитарный автомобиль. Николаю уже успели помочь перебраться на тротуар. Он сидел на тумбочке, положив на колени сломанную левую руку. В правой держал медицинскую карточку.
Из автомобиля выскочила девушка. Она стала широко растворять дверцы машины. Девушка хотела вытащить носилки. Но прибежал врач с сундучком. В машине он сидел рядом с шофером. Он крикнул ей:
– Не стоит.
И они приступили к работе. А шофер тем временем стал поворачивать машину.
Доктор осторожно взял руку Николая и стал ее прощупывать, беспрерывно повторяя:
– Вам больно? Больно? Вам очень больно! Это чувствуется. Но ничего, ничего, потерпите. Вам больно? Больно?
Это очень раздражало, но было и смешно. Доктор был похож на певчего. А потом больную руку держала девушка. Доктор, промыв ссадины дезинфицирующим раствором, выправил сломанную кость и положил на руку вату. Потом вынул из ящика два тонких дубовых лубка. Они были разной величины. Доктор посмотрел на них, прищурив глаз, как будто удивляясь их уродству. И, наконец, наложил лубки на руку. Один сверху, другой снизу. Плотно обвязал руку и лубки бинтом. А шофер уже повернул машину. Девушка взяла Николая под руку. Врач побежал с сундучком к шоферу. Девушка закрыла дверцы и уложила Николая на койку. Шофер дал сигнал, и машина уехала. И все стали расходиться.
Николай видел, как машина обгоняла трамваи. Мелькали еще не зажженные светофоры. Больше ничего не было видно. Слышал, как ему задали вопрос:
– Вам очень больно?
– Нет! – ответил он девушке и, испугавшись своей резкости, добавил: – Не очень.
– Не обманывайте, я же знаю, что больно.
– Терпеть можно.
– Вам сколько лет?
– До восемнадцати не хватало двух месяцев.
– Тогда вы совсем герой, – она заметила медицинскую карточку: – Что это у вас?
Она взяла ее и пробежала глазами.
– Ну вот, я и угадала. Вы и есть настоящий герой.
Он ничего не сказал. Она продолжала:
– Бедный вы, бедный. Ну, а вдруг вас теперь не примут?
– Этого не может быть.
– Бедняжка, ну как можно ручаться?
– Сестрица, – сказал внезапно Николай и покраснел: откуда выкопалось такое слово, – прошу вас, прочтите это вслух. От начала до конца.
– Карточку?
– Да!
Она стала читать ему медицинскую карточку от начала до конца. А он смотрел на мелькающие светофоры и слушал. А потом стал думать, и вновь слушать, и снова думать.
Все, в конце концов, очень просто. Основное у человека – это здоровье. Это – крепкое сердце и легкие. Ну, и мышцы. Конечно, и нервы. Потом глаза. А самое важное – это сердце. Тогда можно много заниматься спортом, бегать и прыгать. Плавать и летать. Можно сломать один раз руку. И даже во второй. Но не больше. Все заживет. Главное, здоровое сердце.
Девушка кончила читать и очень осторожно сложила карточку.
Санитарный автомобиль гудел и пугал прохожих.
Девушке объясняются в любви
В душе было пять кабин, и мыться можно было сразу пятерым. Но не во всех кабинах вода текла одинаково. Приходилось бежать и заранее выбирать лучший душ. И каждый раз, как только бывал подъем, все мчались в душ. Курсанты бежали от палаток направо. Так было скорее. Они перебегали асфальтированную дорожку перед ангарами. Потом спускались в небольшой овраг и выбегали к душевым.
На этот раз, как, впрочем, всегда, дневальный поднял Тимофея первым. Он был старшиной. Дневальный удалился, взмахнув парусиной, закрывавшей вход в палатку. С влажной от ночной сырости парусины скатились капли росы. Было холодно. Тимофей вскочил и схватил полотенце, потом обежал всех своих товарищей и дернул каждого за ногу. Они вскочили, а он в одних трусах уже бежал от палаток направо, мимо ангаров. Он спустился в овраг. Там стлался и выползал к летнему полю туман, – был конец августа, и ночи стояли холодные.
Тимофей прибежал первым, он положил полотенце на лавку и стянул трусы. Боком пробрался в кабину и, стоя на цыпочках, отдернул кран. Вода полилась. Она была холодная. Тимофей отвернул кран до конца и, прижимаясь к боковой стенке, выбрался из кабины. Несколько брызг попало на тело, и он, фыркнув, запрыгал от их прикосновения. Тут прибежали остальные парни, и стало шумно. Вода полилась вовсю. Все разделись догола, но никто не лез под холодные струи. Все только визжали и поругивались.
