Владимир Корнаков - В гольцах светает
Вычелана все еще нет, и Урен не думает о нем. Азарт погони вытесняет все другие мысли, увлекает все дальше. Она не останавливается, не наклоняется над следом. Но ни одно движение хитрого зверька не ускользает от нее.
Соболь стремится вперед, взрыхляя снег гибким телом. Он даже не останавливается, когда рядом в снежном вихре взлетает рябчик. Наконец соболь сдерживает бег, переходит на размеренные прыжки, оставляя аккуратные печатки лап. Урен ждет: вот-вот он должен повернуть в сопку. Какую? С той и другой стороны высятся одинаково хмурые, одинаково дремучие горы. Но девушка наверняка знает, что соболь пойдет налево, на солнцепек. Там он будет искать пищу...
Урен еще раз внимательным взглядом окидывает стежку и замечает, что здесь соболь прошел, когда снег совсем перестал идти, и, окончательно успокоившись, он стал выискивать добычу... Идти следом больше не стоило, и она решительно свернула к сопке. На берегу задержалась ровно столько, сколько требовалось, чтобы снять кожаный мешок со спины, вытащить лепешку и осмотреться.
Урен жевала на ходу, заедая твердую лепешку снегом. Вокруг громоздились кедры, камни, валежник — приходилось быть особенно зоркой, чтобы не проглядеть в этой чепуре след соболя. Но вот он! След идет наперерез по валежине.
«Хитрый пушистый полез в камни, — отметила Урен, тыча пальцем в подтаявший снег. — Но и Урен умеет ходить по тайге! Она догонит его, когда он будет искать пищу...»
Соболь хозяйничал среди россыпей, там и здесь оставляя четкие метки. Он раскапывал гнезда пищух, грыз коренья листвянок, забирался в багульник, пропадал между камней и появлялся снова.
Солнце припекало, с деревьев падала капель, кое-где на камнях блестели робкие лужицы. Урен, заткнув шапку за пояс, на котором висел кожаный кисет с припасами для ружья, упрямо шла следом.
Соболь то спускался вниз, то снова взбирался на солнечный крутяк. В одном месте след насторожил девушку. Поведение зверька явно изменилось. Он припал на камни, затаился. Сделал несколько осторожных прыжков, сжался и стремительно взвился в воздух. Под листвянкой на взбитом снегу каплями брусничного сока алела кровь. Белка слишком увлеклась лакомыми корешками и не успела избежать острых зубов хищника. Среди обитой шишки, шелухи и веточек валялся оборванный кончик хвоста. На этом следы обрывались. Но Урен без труда восстановила дальнейшее.
На верхушке дерева было устроено пухлое шарообразное гнездо из веток — гайно. Оно и сказало все. Урен хорошо были знакомы повадки хищника. Он предпочитает расправляться с добычей в ее же собственном жилище: тепло и безопасно. Нередко устраивается в нем и на ночлег. Но на этот раз соболь ушел, ушел воздухом. Урен шла за зверьком, определяя его путь по едва заметным царапинкам на коре. Головокружительные прыжки вскоре утомили сытого соболя. В ключе он спустился и пошел ровными прыжками в сопку, выбирая самые недоступные места.
След завел Урен на самую вершинку. Утомительная ходьба давала знать, и девушка решила немного передохнуть. Она понимала: садиться после долгой ходьбы не следовало — разгоряченная кровь бросится в ноги, наполнит их непосильной тяжестью. Придется много шагать, прежде чем пройдет усталость. Она просто прислонилась спиной к дереву и принялась заплетать растрепанные косы, прислушиваясь к каждому шороху. Вот донесся далекий глуховатый лай.
— Вычелан! — Пальцы Урен выпустили косу.
Быстрый взгляд скользнул вниз. Увлеченная преследованием, она старалась не думать ни о чем, что могло отвлечь ее от охоты. Хотя это было нелегко, но Урен умела владеть собой. А сейчас вот лай Вычелана отнял у нее силы, ей снова, как девчонке, захотелось бежать, куда зовет сердце...
Ключ взбухшей желтоватой жилой прошивал тайгу, зарывался в ее складках, выныривал перед скалой, которая торчала над лесом, как наконечник стрелы с налипшими снежинками. На берегу этого ключа Урен была утром, там где-то лает сейчас Вычелан. Лает хриплым голосом, умолкает, лает снова. Наверное, давно зовет Урен, но она не слышала.
«Кого видит Вычелан? Зачем он зовет меня?» — с тревогой спрашивает себя Урен и не находит ответа. Горячее воображение рисует картину за картиной, одну мрачнее другой: ведь все мысли, все существо ее связано с одним именем — именем Дуванчи. Урен неожиданно обнаруживает, что сейчас бросится по тайге на голос Вычелана, побежит, как безумная, — и пугается этой влекущей силы. Она медленно распрямляется, крепко сжимает ружье. Влажная сталь возвращает силы.
Девушка неторопливо, словно проверяя свою волю, поворачивается спиной к скале, выходит на соболиную стежку. Опять преследование. Сперва зверек идет вершиной, потом берет ниже и возвращается обратно, спускается в ключ. Уходит вверх размашистыми прыжками. Урен не нравится поведение соболя.
— Хитрый, с острыми зубами! Не хочет ли он заставить меня провести еще одну ночь в сопках? — шепчет она, ускоряя шаг.
Волосы покрываются густым налетом инея, мерцают голубоватым пламенем в последних лучах солнца. Снег под ногами начинает похрустывать. Но шапка по-прежнему за поясом. Урен идет все дальше в глубь теснины, которую поспешно покидает свет дня.
След привел к истоку, где сопки сбегались сплошной грядой, и, нырнув в кедрач левого склона, исчез. Не сразу Урен распутала новую уловку коварного хищника. Соболь взбежал по склоненному дереву и неожиданно сделал стремительный прыжок в сторону. Земли он едва коснулся и опять взлетел на кедр, быстро пошел воздухом вниз по распадку.
«Хитрый пушистый идет спать!» — торжествующе улыбнулась девушка. Она быстро шагала в обратном направлении, лишь мельком следя за следом соболя.
Очень скоро Урен оказалась у лиственницы, где соболь расправился с добычей. Взяв ружье наизготовку, она стукнула сучком по стволу и, отпрыгнув назад, положила палец на спусковой крючок. Зверек метнулся на ветке — распластался в сумеречном воздухе, но закончить прыжка не успел. Грянул выстрел. Гибкое тело плюхнулось в снег.
— Теперь я могу слушать свое сердце! — воскликнула девушка, влажными пальцами разглаживая черный с искринкой мех соболя. В ее глазах была радость трудной победы. — Теперь пушистый пойдет на моем поясе. Его красивая шуба принесет немного солнца в мою юрту.
Но радость победы — короткая радость, когда рядом с ней стоит тревога. Под деревом уже опять сидела печальная девушка. Она торопливо заряжала пистонку, непослушными руками насыпая порох в берестяной наперсток. Она чуть не выронила ружье из рук, когда рядом затрещал багульник и из него выскочил взмокший Вычелан. Но не сам Вычелан был причиной испуга, а его странная ноша. В зубах он держал что-то очень похожее на человеческую ногу. Урен отшатнулась, когда он бросил свою ношу около нее и растянулся рядом, вывалив язык. Не одна страшная мысль мелькнула в голове девушки, пока она не установила истину.
Урен внимательно осмотрела ободранную медвежью лапу со следами зубов собаки и принялась тормошить Вычелана.
— Где ты взял ее? Где ты был весь путь солнца? На таборе охотника у скалы? Кого ты там видел?
Но Вычелан на этот раз не проявлял никакого участия. Он хватал снег зубами и часто-часто дышал, вздрагивая вздувшимися боками. Урен выпрямилась, оглянулась: тайга затихала под сумеречным светом надвигающейся ночи.
— Мое сердце не может больше ждать. Мы пойдем в юрту отца. Будем идти всю ночь. Пойдем, Вычелан!
Вычелан нехотя поднялся, прихватив медвежью лапу, затрусил за хозяйкой.
Урен шла всю ночь, борясь со сном и усталостью. Уже на рассвете, на последнем перевале наткнулась на след и сразу узнала его. С детства она знала эту тяжелую, немного косолапую походку — походку родного и близкого человека. Здесь прошел отец. Вычелан принюхивается к следу, опять подхватывает лапу: след старый, и хозяин уже дома. Солнце успело источить снег, примятый ногой отца. Он был здесь утром. Но взволнованная Урен делает несколько шагов его следом, который идет от сугроба к сугробу, от одного дерева к другому, пропадает в чаще. Кого ищет отец?
«Разве сын Луксана не вернулся?! — Губы Урен вздрагивают. Искрой мелькает надежда: — Может, отец не встретил его? Быстрее домой!»
3
Анугли...
С незапамятных времен этот таежный ручей, затерявшийся среди гольцов, носит это имя.
Лишь самые старые кедры да заросшие зеленым мохом камни были свидетелями того далекого прошлого. Тогда еще люди охотились со стрелами с костяными наконечниками. Много силы и ловкости требовалось, чтобы добыть себе мяса, хотя тайга кишела всяким зверьем.
Жил в одном стойбище ловкий и сильный охотник по имени Учугей. Много он исходил сопок за свою жизнь и не раз похвалялся перед сородичами, что знает тайгу, как свою юрту. И в жилище Учугея всегда находился лишний кусок мяса для обессилевшего охотника или умирающей с голоду женщины. Но сам Учугей никогда не ходил за мясом к сородичам. Гордый человек думал, что так будет всегда. Но скоро к нему пришла старость. Трудно стало ходить по тайге. Глаза стали плохо видеть, а в ногах и руках поселилась слабость. Но и тогда Учугей не просил помощи у сородичей. Жил в своей юрте один, по тайге ходил один.
