Григорий Ходжер - Белая тишина
— Пиапон не может жить без причуд, — говорили друзья. — Он не может обойтись без выдумки.
— Что же будет, если другие отцы последуют его примеру? Совсем обесценились женщины, ничего уже не стоят, — сокрушались третьи.
— Не все такие дураки, как он, не станут задарма отдавать дочерей, — успокаивали их. — Нет, так умные люди не делают.
До Пиапона доходили эти разговоры и огорчали его.
— Трудно жить среди людей, которые тебя не понимают, — сказал он Богдану. — Сделаешь какой шаг по-своему, тебя тут же начинают осуждать, потому что ты сделал этот шаг по своему желанию. Рядом, под боком живет другой, большой, умный народ, я всегда приглядываюсь к их жизни. Ты ведь тоже приглядываешься к ним, я знаю. Правильно делаешь, — Пиапон внимательно посмотрел в лицо Богдана и спросил: — Ты почему такой бледный? Не заболел?
— Нет, не заболел, — ответил Богдан.
— Устал, наверно. Поедем со мной, отвезем Миру к мужу, там отдохнешь.
— Нет, дед, я не поеду, — ответил он, чувствуя, как закипают в глазах слезы.
Пиапон, охваченный своими думами, не понял состояния племянника и не стал настаивать, чтобы он сопровождал его в Мэнгэн.
«Жалуешься, что тебя никто не понимает, а ты сам других не понимаешь», — подумал Богдан.
Пиапон повез дочь к мужу в Мэнгэн, а Богдан выехал на охоту за лосями на Джалунское озеро. Тут на горной речке он повстречался с Митрофаном, который готовил лосиное мясо для партизан. Митрофан удивился, встретив одного Богдана, но, узнав, что Пиапон выдает Миру замуж, обрадовался.
«Все радуются, только мне одному плохо», — подумал Богдан.
— А где Иван? — спросил он.
— Иван с партизанами, — нахмурился Митрофан.
— А далеко они?
— Не знаю, Богдан, были в Иннокентьевке, после того как ушли из Малмыжа.
Митрофан нахмурился, долго прикуривал трубку и, наконец, сказал:
— Партизаны воюют, Богдан. Когда они пилят телеграфные столбы, режут проволоку и белые по нескольку дней не могут между собой разговаривать, это война, Богдан. Когда партизаны на Амуре переносят знаки и пароходы с срочным грузом со всего хода садятся на мели и просиживают по нескольку дней — это война, Богдан. А когда отбирали муку в Малмыже, убили больше тридцати белых и японцев. Это разве мало? Мы тоже потеряли людей, белые захватили нашего комиссара Ивана Шерого. Это был храбрый человек. Когда мы пришли в Иннокентьевну из Малмыжа, решили немного отдохнуть. Затопили баньку, начали мыться. А вечером белые и японцы со всех сторон окружили нас, канонерка их начала стрелять из пушек и пулеметов. Еле-еле мы пробились. Потом мы тайгой ушли в стойбище Ченку. Командиры поговорили между собой, решили проверить, есть в Иннокентьевке белые или ушли. Комиссар Иван Шерый сам с двумя партизанами на лодке поехал на разведку. В Иннокентьевке его и схватили. Пытали его эти звери. Кто видел его, говорят, на нем живого места не было. Живучий, сильный человек был комиссар. Из Иннокентьевки его повезли по селам: показывали, людей устрашали. Потом его привезли на пароход и там казнили. Партизаны еще не знают, как погиб наш комиссар, расскажу им. Мы должны отомстить этим зверям. Пароход, на котором казнили Ивана Шерого, называется «Казакевич», а фамилия офицера, который им командовал, Пискунов. Мы отомстим им за нашего комиссара Ивана Шерого!
— Я тоже буду мстить! — воскликнул Богдан. — Меня возьмут в партизаны?
Митрофан не знал этого, Богдан ему казался молодым, если бы была воля Митрофана, он не стал бы принимать в отряд таких сосунков, как Богдан. Идти в партизаны — это идти на войну, а на войне убивают и калечат. Что видел Богдан в своей жизни? Ничего не видел, у него вся жизнь впереди.
— Это знают только командир Даниил Мизин и Павел Глотов, — ответил Митрофан.
На следующий день охотники разъехались, и Богдан больше не встречал Митрофана. Добыв двух лосей, Богдан вернулся домой. На берегу его встречал вернувшийся из Мэнгэна Пиапон.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Перед самым ледоставом партизанский отряд Даниила Мизина, бывшего матроса, потом комиссара Амурской флотилии, пришел в Малмыж на свою основную базу. Партизан после тяжелых летних походов ожидал продолжительный отдых: пока не встанет Амур, не начнется движение по нему, не могло быть и речи о каких-либо боевых действиях.
В конце ноября Даниил Мизин получил известие о прошедшей в селе Анастасьевке партизанской конференции, о создании единого партизанского руководства, который должен сплотить и координировать действия всех отрядов на правобережье Амура. А в середине декабря в Малмыж прибыл партизанский отряд, возглавляемый самим командующим Демьяном Бойко-Павловым. Богдан, принятый в отряд Мизина, присутствовал на встрече двух партизанских отрядов. Он видел, как обнимались Бойко-Павлов с Глотовым, как радостно светились глаза его учителя. Но сами партизаны Бойко-Павлова не произвели на него впечатления, они были одеты кто во что горазд: в полушубки, в солдатские шинели, в ватники, на ногах у одних латаные валенки, у других унты, торбаза или олочи из сырой кожи, а многие носили даже обувь из рыбьей кожи. А больше всего Богдана удивило вооружение прибывших партизан. В повозках у них были пулеметы, но в руках держали дробовики, одностволки и двустволки, старые кремниевые ружья, какими даже охотники теперь редко пользовались. Некоторые прибывшие были совсем без оружия, только ножи у них висели на поясах.
Среди прибывших Богдан заметил несколько нанай. Он подошел к ним, поздоровался.
— Вы откуда? — спросил он.
— Из Дубового мыса, — ответил охотник средних лет.
— Давно вы партизанами стали?
— С лета, как только белые и партизаны заявились к нам.
Богдан пригласил охотников в дом Митрофана, где сам квартировался. Митрофан с женой и с сыном радушно встретили охотников из Дубового мыса. Один из них, молодой, красивый парень на чистом русском языке рассказывал:
— Все у нас спрашивают, почему мы в партизаны ушли. Когда собака укусит человека, человек сердится, бьет собаку, а если сильно обозлится, то даже убивает. А белогвардейцы и японцы хуже собак. Пришли они к нам на Дубовый мыс, начали требовать пушнину, спирт. Старика одного, уважаемого всеми, начали мучать. Ушли белые. Через несколько дней пришли японцы, тоже начали требовать пушнину. Мы ничего им не могли дать, тогда они заставили всех нас землю есть. Женщин насиловали. Как это можно вытерпеть? Никто этого не может вытерпеть! Мы все пошли в отряд Бойко-Павлова, чтобы отомстить белогвардейцам и японцам.
Молодой охотник разволновался, отодвинул недопитый чай и закурил. Закурили и другие охотники.
С этого дня Богдан подружился с молодым охотником из Дубового мыса. Его звали Кирба Перменка.
Кирба Перменка с лета находился в отряде Бойко-Павлова, когда из-за продовольственных затруднений отряд был расчленен на мелкие отряды по двадцать человек, Кирба оставался в двадцатке Бойко-Павлова. Истощенные в боях, обессиленные, разрозненные отряды объединились под командованием Бойко-Павлова и начали спускаться вниз по Амуру к Малмыжу.
— Трудно пришлось нам, Богдан, — рассказывал Кирба. — Когда мы начали поход, нас было не больше тридцати человек, у нас не было боеприпасов, оружия не хватало, была одна лошадь. Ели, что попадется, совсем плохо было с едой. В Елабуге к нам присоединились несколько человек. В Вятском мы забрали телеграфный аппарат, там к нам пришел Колька-гармонист. Веселый человек, грамотный, его командир сделал писарем. А в Синде все дома были сожжены белыми, народ был обозлен, многие пришли к нам с оружием, с лошадьми. Силы наши прибавлялись, всюду нам народ помогал чем мог. Теперь видишь, сколько нас, около сотни будет. И лошадей много.
Через день Кирба сообщил:
— Попко, Тряпицын, Наумов, Лебедева отряд организовывают, вниз по Амуру пойдут, Николаевск брать. Наш командир, Бойко-Павлов, отдает им лучших лошадей, оружие, желающих отпускает. Я иду, а ты?
Богдан, не задумываясь, согласился записаться в отряд Михаила Попко. Он пошел с Кирбой к писарю Кольке-гармонисту. По дороге Кирба предупредил его, чтобы он не называл свое настоящее имя, потому что если попадет этот список в руки белых, то белые уничтожат всю семью Богдана.
Колька-гармонист, белокурый красивый парень, весело поздоровался с юношами, вытащил из полевой сумки, с которой не расставался, бумаги и приготовился записывать.
— Лаха Ходжер, из Нижних Халб, — сказал Богдан.
Писарь улыбнулся, прищурил глаза.
— Настоящее имя скажи, зачем врешь? — спросил он.
— Зачем тебе настоящее? — вступился Кирба за друга. — Никто не писал настоящих имен, все писари записывали выдуманные имена.
— То было раньше, друг мой лапотный, теперь другие времена. Вон у нас какая силища, кого нам бояться? Белым скоро конец, и нечего нам таиться. После победы по этим спискам узнают наши имена, прославят живых, воздадут должное погибшим. Если кто погибнет в бою, как потом узнать его настоящее имя? Как и куда сообщать родственникам?
