Николай Чаусов - Сибиряки
— Ну, что с Алексеем Танхаевым будем делать? Домой ехать боится, в машине сидит… Возьмем его к себе, Клава?
— Мы уже решили, Леша: зови сюда мальчика…
Глава двадцать восьмая
На опушке леска в полуразрушенном, полуопустевшем поселке обоз остановился. Машины сбились в кучу, запрудили дорогу, единственную в селенье улочку, лесные поляны, наполнив окрестность шумами, людским разноголосым гамом.
Червинская соскочила с кузова на красный в раннем кровяном закате влажный песок, запрыгала, поджав под себя неловко подвернувшуюся ногу.
— Товарищ гвардии капитан, к товарищу гвардии подполковнику! — Савельич стариковски подковылял, молодецки вытянулся перед скачущей на одной ноге Ольгой.
— Дайте руку, Савельич.
— Слушаюсь.
Червинская, придерживаясь о плечо Савельича, допрыгала до пенька, стащила с растянутой в щиколотке ноги сапог, смеясь и плача от боли. Савельич, продолжая стоять над Ольгой, сочувственно и осторожно напомнил:
— Товарищ гвардии подполковник просят…
— Вы что, не видите?.. Боже, какая боль!
— Так точно. Прикажете доложить?
— Скажите, потом приду. Ничего не случится.
— Слушаюсь! — И Савельич убежал.
Червинская встала, попробовала наступить на голенище лежавшего на траве сапога, застонала. Мимо пронесли на носилках тяжелораненого. Ольга не слышала, о чем кричали ей издали сестры и фельдшер, не посторонилась, даже не отвернулась, когда мимо прошел грузовик, обдав ее брызгами грязи, и, машинально стерев с лица желтые капли, осталась сидеть на пне.
Снова прибежал Савельич.
— Ругаются, товарищ гвардии капитан…
— Кто? — не сразу поняла Ольга.
— Да все они же: гвардии подполковник. Требуют, чтоб скорее…
— Иду.
Ольга едва натянула сапог на отекшую ногу и, прихрамывая, направилась полянкой к штабному домику. Савельич, проводив ее участливым взглядом, ушел к машинам.
Начальник госпиталя оказался у «студеров». Сидя на ящике, он наблюдал разгрузку медикаментов и приборов.
— А… вы. Что у вас с ногой?
— Ничего, сухожилие растянула.
— Мм-да. — Подполковник снизу вверх вопросительно посмотрел на остановившуюся перед ним Ольгу, покачал головой, перевел взгляд на ее обутые в сапоги ноги. — Как же так неосторожно? Болит?
— Болит, — безразлично ответила Ольга. Почему он по-прежнему ничего не хочет замечать в ней, кроме хирурга?
— А вы водичкой ее, холодной водичкой. Понаблюдайте-ка тут за ними, Ольга Владимировна, а то там с базаром что-то замешкались, подогнать надо.
— Хорошо.
Начальник госпиталя еще раз сочувственно окинул как-то странно притихшую Ольгу, ее яловые, отнюдь не изящные сапоги и зашагал к машинам.
Автоматчики и санитары снимали с раскрытого кузова «студера» ящики с аппаратурой и медикаментами, тяжелые пузатые бутыли, тюки, выстраивая их тут же у дороги, пока готовились помещения. Подходили, прижимаясь к рощице, новые машины с имуществом, ранеными. Двигались прожекторные и зенитные установки. Покачиваясь, проплывали носилки с тяжелоранеными. Мелькали пилотки, косынки, каски. Холодное, слепое равнодушие ко всему, что делается вокруг, все больше овладевало Ольгой. Только нога, переставшая было ныть, снова напомнила о себе, разболелась. Ольга стянула сапог, сняла носок и, помотав в воздухе ногой, сунула ее в лужу. Внезапное ощущение холода несколько отрезвило ее. Как сквозь сон, услышала частые удары в снарядные гильзы, крики людей и рев сорвавшихся с места автомобилей.
— Ольга Владимировна, тревога! Тревога!..
Продолжая поливать мутной водой припухшую щиколотку, Ольга инстинктивно подняла голову, прислушалась к нарастающему гулу невидимых в небе тяжелых «юнкерсов». Где-то, еще далеко, заработали цокающие зенитки, донеслись первые раскатистые взрывы. В багрово-красном закате появились хорошо знакомые Ольге смертоносные брюхастые осы. В несколько минут обезлюдели и выбитые дороги, и брошенная на ней так и не разгруженная машина с ящиками, улочка и полянка.
Ольга опустила голову, снова занялась ногой. Бомбы ложились где-то уже совсем близко, и к металлическому гулу стервятников, оглушительному раскату взрывов и трескотне установок примешались отдаленные человеческие вопли. С треском и звоном разлетелась в щепы крыша соседнего со штабом домика, жалобным стоном отозвалось упакованное в ящиках стекло, дрогнула под ногами земля. Ольга закрыла глаза. И снова открыла их, услыхав отчаянный крик ребенка. Выбежавшая из оградки горящего дома девочка с полными ужаса глазами бросилась через дорогу к машине — и упала. Ольга вскочила с ящика, кинулась к девочке, схватила ее, как-то странно притихшую, на руки. И новый взрыв, где-то совсем рядом, содрогнул землю. Ольга с размаху шлепнулась в грязь, подмяв под себя ребенка. Взрывы, вопли людей, залпы орудий смешались в один общий гул. Из потемневшего в сумерках леса потянуло гарью. Ольга прижала к себе девочку, гладила ее мокрые, свалявшиеся в грязи волосенки. А взрывы уже все дальше, дальше… Оборвалась, будто захлебнулась, зенитная трескотня, и в наступившей тишине стали отчетливей стоны и крики раненых, оклики и перекличка фельдшеров и санитаров. За опушкой леска, где-то по ту сторону дороги, заголосила, запричитала женщина. И этот крик, может быть потерявшей ребенка матери, окончательно вывел из оцепенения Ольгу.
— Вот и все кончилось. Вставай, девочка. Вставай же!
Ребенок не шевельнулся. Ольга ласково тормошила недвижное тельце девочки, повернула к себе ее уткнувшуюся лицом вниз голову и вся похолодела от страшной догадки. Схватила вялое тельце на руки, прижалась ухом к груди… и опустила.
Держа на руках худенькое остывающее тельце, оглушенная шальной безжалостной смертью, Ольга вышла в полутьме на дорогу. Страшная боль в растянутой щиколотке пронзила огнем все ее существо. Ольга присела, положила ребенка на брошенный в стороне санитарками тюк и, доскакав до ящика, сунула в лужу ногу. И снова, как сквозь сон, продолжали долетать до нее отчаянные крики женщины, голоса людей и шумы моторов. Невидящими, пустыми глазами взглянула в разгневанное лицо появившегося перед ней начальника госпиталя.
— Что вы тут делаете, Червинская! Какого черта вы тут сидите! Вы что, оглохли, Червинская?!
Отравленное сознание медленно возвращалось к Ольге. Она поднялась, качнулась от боли, вцепилась одной рукой в ящик.
— Прикажите лучше отнести матери этот трупик!..
Начальник госпиталя посмотрел, куда показала ему Червинская, и только сейчас различил в полутьме лежавшую на тюке мертвую девочку.
— Вы… это… простите меня, Ольга Владимировна…
2В наспех разбитой в лесу операционной палате Ольга едва стащила с распухшей ноги сапог, надев мягкую больничную туфлю, и, прихрамывая и приседая, стала готовиться к операциям. Вечерней бомбардировкой было полностью выведено из строя несколько машин и фургонов, вдребезги разбиты важные и ценные приборы, в том числе совсем новенькое зубоврачебное кресло, а главное, пострадали при спешной эвакуации раненые. Трое из них получили свежие раны, один убит. Получили ранения и несколько человек медперсонала и автоматчиков.
Только к утру Ольга наконец оставила операционную и, дойдя с помощью Нюськи до отведенной им маленькой палатки в лесу, с наслаждением растянулась на койке. Теперь она думала об этом седом, строгом, но вовсе уж не таком бессердечном, бесчувственном человеке…
Громкий бесцеремонный крик разбудил Червинскую. Нюськи уже не было. В единственное окошечко врывался яркий солнечный луч.
— Спите, Червинская? Можно к вам?
Ольга поправила наброшенную на себя шинель, ответила не сразу:
— Да, войдите.
В палатку, пригнув голову, шагнул подполковник. Он был, как всегда, свежевыбрит, подтянут, бодр. Густые волнистые волосы серебряной копной небрежно закинуты назад.
— Разбудил?
— Разбудили, — прячась за холодность, ответила Ольга.
Начальник госпиталя окинул неторопливым взглядом палатку, поднял с земли стоявший в углу табурет.
— Ну как нога, Ольга Владимировна? — Подполковник постоял, придвинул к себе табурет, но не уселся, остался стоять перед Ольгой.
— Спасибо, прошла. — Ольга, не сводя глаз с явно взволнованного лица подполковника, замерла в ожидании чего-то необычного, важного для нее. Что он пришел сказать ей? Неужели наконец то, чего столько времени втайне ждала она от этого властного, грубого, часто не считавшегося с ней человека, все более заслонявшего ей некогда дорогой образ? И не было сил уже отрешиться от этой мысли…
— Ну и славно… Ну и хорошо… — сел он наконец.
Разговор не клеился. Подполковник потеребил, завел назад пальцами шевелюру, застучал по коленке.
— Кирилл ранен…
