Лев Кассиль - Том 2. Черемыш, брат героя. Великое противостояние
Они шли по улице. Чернели силуэты домов. Ни огонька не было вокруг затемнение в последнее время соблюдали очень строго.
– А у нас в Затоне сомы здоровые есть, – хвастался Капка. – Один раз человека утащил совсем.
– А камбала у вас есть? – спросил Сташук.
– Нет, камбалы нет.
– Ну то-то!..
Они перешли через улицу, свернули в проулочек, спускавшийся прямо к Волге. И сразу им дохнуло в лицо тепловатой сыростью.
Волга была рядом, совсем близко, и черная, почти невидимая гладь ее кое-где была продернута поблескивающими нитями плесов.
Глава 19
Высокие договаривающиеся стороны
Они подошли к домику Матунина. Он был окружен палисадничком, за которым росли высокие цветы «золотые шары». Сквозь щели ставня пробивался свет.
– Затемнение-то аховое, – критически заметил Сташук.
– Ты слушай, – предупредил Капка, – я сперва войду и скажу, а потом уж ты. А то он, знаешь, строгий, наорать может. Как начнет: «Что же это вы, батеньки-матеньки, полуночники…» Тогда с ним и говорить нечего.
Капка открыл калитку, взошел на крыльцо и постучался в дверь. Сташук, оставшийся у калитки, слышал, как женский голос окликнул Капку, он что-то сказал в ответ, щелкнула задвижка, упала цепочка. Капку впустили. Не прошло двух минут, как Сташук услышал голос Капки: «Сташук, иди сюда. Осторожно, тут приступочка». Виктор прошел через сени и очутился в чистенькой, просто, но хорошо убранной комнате. У окон стояли аквариумы. Корней Павлович был большой любитель по этой части. За стеклами одного аквариума сновали полосатые красные макроподы. В другом стеклянном ящике медленно проплывали вуалехвосты и телескопы – золотистые рыбины, похожие на хвостатые бинокли. Короткими толчками перемещались большие серебристо-полосатые месяцеобразные скаляриусы. Водоросли, похожие на зеленый стеклярус, шевелились в прозрачной воде. И позади большого аквариума, стоявшего посреди комнаты, за столом, на котором горел начищенный медью толстощекий самовар, стояли бутылки и лежала всякая закуска, Сташук с удивлением заметил мичмана Антона Федоровича Пашкова. Блестели его шевроны на рукавах.
– Заходите, заходите, деточки, – приветствовала смущенных ребят Наталья Евлампиевна, аккуратная, чистенькая старушка, супруга мастера.
– О-о, батеньки-матеньки, – заговорил Корней Павлович, – сдружились уже, видать! Мы-то тут сидим толкуем, как бы это дело сладить, чтоб друг дружке взаимно помощь давать по надобности, а они уж, видать, Антон Федорович, наперед нас обскакали… Ну, садитесь. Капа, бери стуло. Вот возьми огурчика малосольного. И вы, пожалуйста.
На столе стояла керосиновая лампа и в чисто вымытом стекле пламя, легонько постреливая, пускало тонкие золотые стрелки. Пар кудрявился и таял над самоваром. Наталья Евлампиевна налила ребятам по чашке, пододвинула варенье.
– Угощайтесь, деточки, это крыжовное. Самая польза от него. Еще до войны варила. Осталось чуточек. Кушайте.
– Ну, а мы, извиняюсь, еще по одной перепустим, – сказал мастер, наливая из бутылки гостю и себе.
Он поднял стопочку, наставительно поглядел через нее на свет, чокнулся с мичманом, опрокинул стопку в рот, зажмурился, нащупал корочку на столе, понюхал сперва одной ноздрей, потом другой, открыл изумленные глаза, наколол вилкой ломтик огурца и с хрустом закусил. Мичман тоже выпил и глазом не моргнул, только большим пальцем распушил усы. Потом моряк свернул цигарку, вынул кресало, кремень и фитиль, стал высекать огонь.
– Что вы, что вы! – остановил его мастер. – Чай, у нас зажигалка своего, местного, изготовления имеется… Наташа, где тут моя давеча лежала?
– Это вещь неверная: то камешек сточится, то бензин вышел, – сказал мичман. – Сказочку слышали про русский огонек?
– Не приходилось.
– Ну так вот, теперь вы послушайте, – сказал мичман, закурил и, отодвинув в сторону стакан, начал: – Поймал раз один наш боец немца в плен. Ну, фашист сперва было упирался, потом видит – дело капут. Оружие кинул и ручки задрал. Повел его наш боец к себе в часть. Идут они, идут, охота стала закурить. Немец цигаретку в зубы и нашему коробок сует, угощает: «На, кури, рус!» А наш не берет у него и свертывает себе сам свою дымогарную, в два колена, толщиной в полено.
Теперь вынул немец свою заграничную блиц-зажигалку. Трык! – загорелась. «На, рус, прикури!» А наш боец от ихнего фашистского огня отказывается, брезгает как бы вроде. Вынимает он походное свое кресало, огниво, шнур, фитиль, и пошла искру выколачивать: чирк-чирк!.. Ну ясно, с одного-то разу редко чтоб взяло. А немец уже насмешку строит, похваляется. «Ну где, говорит, тебе, рус, против нашей заграничной техники воевать? Гляди сам». Боец наш огонек себе высек, запалил свою дымогарку да и говорит тому немцу: «А ну, фашист, дай-ка сюда поближе твою заграничную чиркалку. Крутани еще разок». Немец это подносит к нему зажигалку свою, трык пальцем колесико – пожалуйте, битте, горит! А боец как дунет на зажигалку, так сразу у немца и загасло. Немец трык-трык – не берет больше. Кончилось его дело, бензин весь вышел…
«Ну, – говорит наш боец, – а теперь на-ка, фашист, попробуй мою задуй». И подносит ему фитилек свой. Стал немец дуть – не тухнет русский фитилек. Немец кряхтит, тужится, пыжится, щеки накачал с арбуз целый… Чем больше ни дует, тем пуще огонь раздувает. Тут боец наш ему и говорит, немцу этому: «Эх, говорит, вы, фрицы! Все у вас скроено с виду на испуг, а дела-то на один фук. Глядеть, так вроде огонь, а подул – одна вонь. Ну, а мы не сразу полымем, сперва искоркой. Но уж коли разгорелись, занялся наш русский огонек, так уж тут дуй не дуй, только пуще распалишь. А чиркалки эти заграничные мы почище ваших делать можем. Будь покоен, только руки не доходят. Погоди, вот управимся с вами, не такие еще сообразим». Фашист, однако, попался характерный, упрямый: дул, дул… да так с перенатуги и лопнул! Вот и вся сказка.
– Ай да сказка! – заметила Наталья Евлампиевна. – Значит, доказал ему русский огонек.
– Выходит, так.
– Ну-ка, и мы огоньку холодного еще хватим по седьмому кону, – сказал мастер и налил из бутылки гостю и себе.
Капка понял, что делать ему тут нечего. Ясно было, что мичман уже обо всем договорился с Корнеем Павловичем.
Но в комнате было так уютно, так хорошо сиделось под большими лапчатыми листьями рододендронов, растущих в кадке у окна и протянувших ветви свои над столом, и так вкусно и радушно угощала Наталья Евлампиевна, что уходить не хотелось.
– А вы бы, ребятки, рыбок посмотрели моих поближе, – сказал мастер. – Вон гляди, макроподиусы, а те маленькие – пецильки будут. А это вот красота плывет, скаляриус называется. Меченосцы еще имеются. Да ко мне из области приезжают за экземплярами. Честное даю слово. Рыбка у меня ученая. Вот постучу, они сразу и собираются.
Мастер постучал ложкой по краю стекла, и действительно, тотчас к этому месту со всех сторон кинулись пестрые и жадные рыбки.
Но в это время за окном послышался уже знакомый затонским пронзительный вой, от которого сразу начинало щемить сердце. Все выше и выше становился звук, дошел до какой-то исступленной ноты, сбежал вниз и снова пошел забирать наверх.
– Батюшки, опять тревога! – всполошилась Наталья Евлампиевна и стала собирать чашки со стола.
Мичман встал.
– Мне по тревоге на месте быть полагается, по своему заведованию.
Где-то далеко застучали зенитки. Заголосили пароходные гудки на Волге. Зенитки ударили ближе. Затрещали пулеметы у пристани.
Капка вскочил и потянул за собой Виктора.
– Мне тоже надо… Дома-то девчонки одни. Перепугаются.
Мичман, быстро застегнув китель, уже надел фуражку и торопливо двинулся к выходу.
Но вот сквозь треск, сквозь разнобойный стук зениток проступил какой-то чужой, враждебный ноющий гул.
– Летит, – сказал мичман, прислушиваясь, и посмотрел на потолок.
Шершавый вой пронесся над крышей, что-то со страшной силой грохнуло поблизости, домик тряхнуло, пол сместился под ногами, раздался звон стекла и плеск воды, сорвало ставни на одном окне. Когда все пришли в себя, на полу, прыгая среди осколков стекла, бились золотистые аквариумные рыбки. У Корнея Павловича было порезано стеклами лицо, текла кровь, но он, не обращая внимания на это, дрожащими руками осторожно, как берут бабочек, прикрывал ладонью бьющееся тельце рыбки и переносил ее в другой, уцелевший аквариум.
Глава 20
Так будет зваться корабль
Капка и Виктор бежали по улицам. Трескучая сумятица ночной тревоги царила в черном небе. Над головой, в недоброй выси, гудели моторы самолетов. Прожекторы толклись в облаках. Огненные паучки зенитных разрывов бегали в небе над Волгой. Где-то на окраине уже занималось зарево.
– Зажигалками садит, – сказал опытный в таких делах Сташук.
