KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Советская классическая проза » Антонина Коптяева - Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк

Антонина Коптяева - Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Антонина Коптяева, "Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Послал офицер бывшей царской армии… Теперь наш полковник… Захотел гусятины жареной. А как красный теперь командир, ворованного… или силком отобранного приносить не велел.

Какую-то минуту старики и вахмистр, сбитые с толку, помолчали.

— Ну не хитрюга ли?! — злорадно восхитился вахмистр, снова обретая дар речи. — Он, стало быть, и гуся-то купил для отвода глаз. Ну, большевицкий гаденыш (зелен ты одурачивать бывалого коренного казака!), сказывай, сколько войска у вашего Кобозева? Сколько орудиев и пулеметов?

— Я их не считал. Не умею считать.

— Зато я умею. Сымите-ка с него дерюжку! Рубаху я сам спущу вместе со шкурой…

Вскоре Костя будто под землю провалился, оглушенный, задавленный нестерпимой болью, но его окатили ледяной водой, и он очнулся, и вместе со смертной мукой в сознании его обжигающе остро возник разговор в штабном вагоне, когда Кобозев, смеясь, говорил, что «слухач» перехватил его телеграмму, добавил еще один нуль к числу бойцов отряда и так сделал войско в 20 000 человек. Дутовцы же этой цифре поверили…

Удар — взрыв дикой боли. Провал. Плеск студеной воды — и опять удар, разрывающий сердце. Крутятся в голове цифры: две тысячи, двадцать тысяч, сталкиваются круглые нули, высекая огненные брызги. И в этом полубреду кто-то говорит:

— Сейчас у нас три тысячи красногвардейцев. В отряде Джангильдина пятнадцать пулеметов. В отряде Павлова…

И так отчетливо возникли реальные цифры, что Косте показалось, будто он произнес их вслух, и от одного страха перед предательством он опять потерял сознание.

— Ничего… я не знаю, — прошептал он, когда к его заплывшим глазам снова наклонилось нечеловечески оскаленное лицо вахмистра, и уже не страх, а исступленная сумасшедшая радость завладела им, на минуту вытеснив ощущение боли: его еще истязали, значит, он ничего не сказал и ни за что не скажет.

— Ну ладно, — бросил наконец умаявшийся вахмистр старикам, сочувственно, с пониманием дела следившим за допросом. — Тощой, а силен, мерзавец! Умеет держать язык за зубами… Я на рассвете вернусь и тогда вырву ему язык вместе с горлом. А до той поры пускай померзнет в каталажке…

Жесткие руки подхватили Костю под мышки и волоком потащили через порог, вниз по ступеням, через двор, заполненный сумеречными тенями…

Брякнул засов. Громыхнул замок. Проскрипели звонко на снегу шаги уходивших палачей.

Долго лежал Костя в холодной темноте, потом пошевелил руками, ощупал липкий от крови каменный пол, с огромным усилием отодрал от него размочаленную спину, сел и, уронив голову в колени, снова уплыл в небытие.

Очнулся он от холода, проникшего в самое сердце, от странного шуршания за дверью. Поскрипывал снег. Тихонько что-то позвякивало, потрескивало. Костя сел прямее, уставился в непроглядную темноту: кто там? Проснувшаяся ненависть помогла ему подняться, ощупью нашарил он дверной косяк и вдруг попал рукой в пустоту — щель. Дверь медленно приоткрылась, а в морозном просвете звезды и темная сопящая фигура, точь-в-точь медведь, вставший на дыбы. Костя, не рассуждая, шагнул еще, и сразу откуда-то сбоку протянулась быстрая девичья рука, крепко сжала его запястье…

Где-то за плетнями, за навалами не то снега, не то соломы на крышах скотных базов, где сонно шевелилась, вздыхала, тяжело переступала скотина, двое накинули Косте на голые плечи и спину чистую рубаху, завязали рукава узлом под подбородком, напялили и застегнули полушубок, нахлобучили шапку.

— Это и есть наш Микита, — торопливо шептала Домашка. — Он у нас недоумок и немтырь, но добрый. Что скажешь ему, то и сделат. Вот ломиком замок выворотил. У меня с вечера до полуночи душа изныла. Дернул нечистый сунуться на круг! Теперича все перебесились: свои же друг дружку лупят! Вон кака кутерьма идет на Сырте… А тут за хромого гусака измолотили человека. Да шло убить грозятся. Дорогу помнишь? Силов-то хватит шагать? А то Микита проводит…

— Доберусь. А ты?

— Что я? Не узнают. Рази подумают на меня, а Микита не выдаст. А и узнают — не беда. Ежели батя отлупит, стерплю. Чай, уж не расстреляют!

Костя пошел было, но повернул обратно, взял руку Домашки, неловко пожал.

— Ну тебя! — тихо рассердилась она. — Уходи скорей!

64

В двенадцать ночи красногвардейцы с матросами ворвались на станцию Сырт. Взята была после ожесточенного боя и водокачка. Неровный свет от горевших на путях вагонов освещал скачущих сломя голову казаков с шашками наголо, отстреливавшихся на бегу юнкеров. Ускакали следом вражьи батарейцы и ездовые, обрубив гужи и постромки, побросав пушки, умчались штабные и обозники.

Красногвардейцы, в прожженных у костров шинелях, ватниках, бухарских халатах, одеялах, накинутых на плечи и припоясанных к чреслам, неудержимо растекались по перрону станции и поселку. Яростно шагали разгоряченные матросы, далеко приметные в своих бушлатах с перекрещенными на груди пулеметными лентами. На многих были повязки, олубеневшие от крови.

Павлов наскочил на Кобозева стремительно, потрясая наганом, бешено сверкая глазами:

— Ура! Наша берет!..

Кобозев, сам еще не остывший от азарта схватки, оглянулся на красногвардейцев, вместе с матросами прочесывавших перрон, поднял над головой винтовку.

— С победой, товарищи! Еще один бросок, и мы будем в Оренбурге.

Разноголосое «ура!» взмыло в ответ под пологом плывущего сизого дыма, расшитого червлеными искрами.

— Вот где тепло-то! — говорили пестро одетые юнцы и кудлатые бородачи, теснясь возле горевших вагонов, быстро превращавшихся в груды ярко тлевших досок.

Лица, прокопченные порохом и дымом, обожженные морозом, сияли: наконец-то отдых, и, может быть, до утра.

— Возьмем еще Каргалу — и дома.

— Щей бы горячих…

— Чайку бы!..

— Чаек с хлебом мы и здесь сварганим. Поди-ка, казаки не все стрескали.

— Эх, в баню бы с веничком!..

— Когда по-черному топится, еще лучше: у нас в деревне каменка так и стреляет паром.

— Ка-ак шарахнет рядом — наших деповских будто не бывало. Шесть человек…

— Что шесть! Тут большие сотни полегли.

— Мерзляков дутовских по всем окопам — не пролезешь…

— Рубанул он моего земляка — и голова слетела. А я его самого штыком достиг.

— Товарищи, подошли походные кухни! — крикнул Александр Коростелев. — Нашлись в складах у казаков крупа и сало. Кулеш будет богатый. И водки выдадим по доброй чарке.

Тут уж грянуло дружное «ура!». И пошло греметь отголосками по путям, перекинулось в поселок, где коченели от страха сторонники Дутова, ожидая на постой красных гвардейцев.

Вихрастый паренек с винтовкой за плечами, гревший босые ноги у огнища, скинув вконец разбитые лапти, так босиком и ударился плясать по притоптанному снегу, пока боец из своего подразделения не просунулся сквозь смеющуюся толпу и не поманил его разношенными, но еще целехонькими валенками.

В шуме и веселой толкотне у дымившихся кухонь стоял Джангильдин, в забывчивости держа пустой котелок и ложку. Все о Косте он думал, которого полюбил, как родного сына. Александр Коростелев подошел к нему, взял под локоть:

— О чем загрустил? Айда, покуда из котлов остатки не вычерпали. Твой Бахтигорай как настоящий этапный комендант действует в поселке, но, видно, не придется нам здесь нежиться на постое. Сейчас я разговаривал с Павловым и Кобозевым — через полчаса военный совет. Павлов предлагает немедленно двигаться дальше, пока казаки не опомнились от удара. Сырт у них был самым сильным укреплением, и они еще не подготовились для отпора на ближних подступах к Оренбургу. Павлов думает наступать дальше по трем направлениям: матросы по железной дороге, тебе с Бахтигораем идти к Павловской станице, мы, железнодорожники, выступим с другой стороны линии.

— На Павловку? Хорошо! Я за своего Костю тряхну казаков. Убили они его — факт!

— Что же теперь делать! Помнишь, говорили о здешнем телеграфисте Василии Яковлевиче, я его еще Васютой называл (очень уж он молодо выглядел). Так вот рабочие на станции сказали, будто уводили казаки с телеграфа одного паренька, арестованного ими. Конечно, это Васюта, тот «слухач», которого Петр Алексеевич назвал драгоценным мальчиком.

Подошел Павлов, заглянул в пустой котелок Джангильдина:

— Вы, товарищ Алибий, похоже, голодовку объявили? Скорее заправляйтесь. Вернулась с разъезда разведка. Говорят, закрепляются казаки впереди. Готовят нам жаркую встречу с трехдюймовыми пушками. Что вы на это скажете?

— Тут, на Сырте, пушек было более чем достаточно, однако сумели мы… Взяли.

65

Дутов с трудом читал телеграмму:

«Красные, не задерживаясь на Сырте, выступили по направлению к Оренбургу тремя отдельными отрядами: эшелонами по линии, трактом на станицу Павловскую и по другую сторону железной дороги. Продвинулись с жестокими боями и, сломив наше сопротивление, взяли Каргалу».

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*