Всеволод Кочетов - Секретарь обкома
45
Шел май, теплый, солнечный, радостный. Распускалась листва на деревьях, в скверах высаживали первые цветы; над Кудесной, выслеживая уклейку, кружились чайки. Юлия уже не валялась до полудня в постели, вставала ранними утрами вместе с Александром и, захватив альбом для набросков, тоже уходила из дому: он ехал с Павлушкой на завод, она шла куда глаза глядят. Часто Юлия сиживала на скамейке в Летнем саду, над рекой. Утренний воздух пах так, как пахнет в грозу — молниями, электричеством, озоном. Вдыхая его, она сидела одинокая, грустная; ветер с реки трепал ее легкий узорчатый шарфик, наброшенный на волосы, бил в колени, становилось прохладно, но она сидела, зябла и думала свои нерадостные думы.
Нерадостными ее думы были по той несложной причине, что с Владычиным у нее ничего не получалось, он ее не понимал, он о ней не помнил. А она не могла забыть его ни на минуту. Она старалась его забыть, старалась не думать о нем. Но это были смешные и несерьезные старания. Как можно забыть человека, как можно не думать о нем, если его любишь?
Нет, от любви крылья не вырастают, уж это Юлия теперь знает точно. Ноги и те отнимаются, не хотят ходить, не то что какие-то крылья.
Ей удалось увидеть Игоря Владимировича на первомайской демонстрации. День был веселый, шумный, с песнями, оркестрами, танцами на улицах. Колонны демонстрантов двигались к площади Ленина, где у подножия памятника Ильичу была установлена трибуна. Юлия бродила со своим альбомчиком среди гуляющих, с завистью смотрела на веселых девчонок, идущих кривыми крикливыми шеренгами под алыми знаменами. Знамена в крепких руках несли крепкие парни. Они улыбались девчонкам. Девчонки явно крутили головы этим парням, и парни не только не противились тому, они были откровенно рады. Юлия очень бы хотела быть на месте любой из этих девчонок в легких юбочках, в цветных вязаных жакетиках, — смешливых и озорных. И она увидела Владычина, Он шагал во главе колонн Свердловского района. С ним рядом были еще четверо: наверно, другие секретари райкома и председатель райисполкома; а тот, молоденький, может быть, даже и секретарь райкома комсомола. Они шли хорошо, бодро, в ногу, дружно. За ними плескались красные с золотом шелковые и бархатные знамена и звенели голоса тысяч веселых девчонок, крутивших головы тысячам добродушных крепких парней.
Натыкаясь на гуляющих, Юлия шла рядом с колонной по тротуару, изо всех сил стараясь сделать так, чтобы Владычин посмотрел в ее сторону, увидел бы ее. Но он не посмотрел и не увидел.
Вскоре голова колонны втянулась в улицу, движение по которой для «неорганизованных масс» уже было закрыто и в конце которой распахивалась площадь Ленина. Юлия отстала, повернула назад и, все прибавляя шагу, почти выбежала к Кудесне. Минувшее Первое мая было для нее одним из самых горьких дней. Она металась по улицам. Потом пришла, запыхавшаяся, домой, схватила Павлушку и отправилась с ним. Мальчуган в этот день был в восторге от своей тети Юлии. Она покупала ему разноцветные шары, которые или почему-то лопались, или неожиданно улетали из рук, покупала мороженое, какие-то пищалки и визжалки, катала в Летнем саду на ослике, на бывшей Базарной площади — на карусели. Все время обнимала его, гладила по голове. Одно было плохо: из синих глаз тети Юлии вдруг возьмут да и потекут большие-пребольшие слезы. Сама как будто бы смеется, улыбается ему, а слезы бегут и бегут по щекам.
В середине мая к Юлии в театр пришла делегация от молодежи химического комбината: просили помочь комбинатовским художникам оформить спектакль, который ставил самодеятельный драмкружок. Дело в том, сказали молодые артисты, что кружка им уже мало, что они хотят преобразоваться в самодеятельный театр и те примитивные декорации, какими они пользовались до сих пор, им уже не годятся. Они-де знают, что Юлия Павловна человек отзывчивый, добрый, они надеются, что она им в просьбе не откажет, как, например, отказал какой-то другой художник, и отказал только потому, что они не могли обещать ему никакой оплаты за помощь — они же самодеятельность, Вот если дело пойдет да начнут поступать средства от продажи билетов, тогда иное дело. Тот художник — они назвали его фамилию — рискнуть не захотел, не захотел ждать этого «иного дела», наотрез отказался. «Шаль, — сказала Юлия, — жаль, что он отказался. Это хороший художник, остроумный, с большой выдумкой». Она, конечно, согласилась. Вместо того чтобы сидеть и зябнуть на скамейке над Кудесной, теперь можно было ездить в Дом культуры химиков, спорить с упрямыми ребятами — самодеятельными художниками, исподволь прививать им вкус, учить их не доморощеным приемам оформительской работы, а профессиональным, таким, которые отличают сцену профессионального театра от самодеятельной, любительской.
Юлия бывала на репетициях, и у нее возникало убеждение в том, что драматическая самодеятельность комбината и в самом деле может перерасти в театр, в народный театр, который бы существовал на добровольных началах. Есть же в стране такие. Но ему надо было помогать, и помогать основательно. Ему надобны средства на костюмы, на оформление, на оплату режиссера, которого пригласили кружковцы. Дирекция отмахивалась от таких просьб, завком тоже не очень шел навстречу. Юлия сказала, что это нормальный процесс сопротивления старого новому, новое никогда не подхватывают сразу, не несут его на руках, оно должно энергично бороться за самоутверждение. Сколько существует мир, столько и идет борьба нового со старым. В этой борьбе новое обретает мускулатуру. Хорошо вам так говорить, сказали ей. Это гладко и стройно выглядит в книгах. А вот как быть, когда дело касается практики, как приняться за эту борьбу, когда от всех ворот тебе показывают поворот?
И тут Юлия ужасно обрадовалась, что у нее появился повод снова пойти к секретарю Свердловского райкома партии, к товарищу Владычину, но уже не с туманными неврастеническими намеками, а по весьма определенному, конкретному поводу, с делом общественным и благородным.
Правда, пошла она не одна, а с двумя кружковцами-энтузиастами. Владычин их принял, и не просто принял, он, был искренне рад их приходу.
— Замечательно, — говорил он, — замечательно, товарищи! Партия как раз советует нам брать курс на развитие самодеятельности. А народный театр — это будет просто великолепно! Можете рассчитывать на мою помощь. Я с вами, вот вам моя рука. Не сегодня, так завтра непременно отправлюсь на комбинат для переговоров с вашими начальниками. А вам, Юлия Павловна, особое спасибо. Спасибо, что с такой готовностью откликнулись на просьбу рабочего класса.
Юлия не упустила удобный момент. Она сказала, что ей надо бы пообстоятельней поговорить, посоветоваться с секретарем райкома о народном театре, у нее есть мысли, которые хорошо бы обсудить совместно, и обсудить не спеша, не так, когда знаешь, что за твоей спиной, в приемной, уже ожидает очередной посетитель.
— Пожалуйста, всегда готов, — сказал Владычин.
— Но вас так трудно ловить, и здесь, в этом кабинете, так надо торопиться… А почему бы вам не приехать в Дом культуры?
— Приеду. Пожалуйста. Назначайте время, Юлия Павловна. Все зависит от вас. Только… — Он принялся перебирать листки календаря на столе. — Только вот сегодня не смогу — буду на судоремонтном. Завтра — тоже весь день и весь вечер заняты. В пятницу… Вот в пятницу, как? Подойдет? Часов в семь вечера?
Юлия не раздумывая ответила, что подойдет, конечно, подойдет в пятницу, в семь вечера. Она знала, что даже если в тот вечер будет землетрясение или всемирный потоп, то все равно, под грохот вулканических ударов, под огненным пеплом или преодолевая волны потопа, она точно в срок примчится в указанное место, в Дом культуры химиков.
— Ну и отлично, — сказал Владычин. — Непременно буду.
Три дня Юлия тряслась от страха, что он забудет об уговоре и не придет. Но он пришел, и пришел ровно в семь. Юлия ждала его в вестибюле.
Они поднялись на второй этаж, вошли в комнату, на дверях которой было написано: «Репетиционная». В ней было три длинных стола и много стульев. Подсели к одному из столов. Юлия рассказывала о том, что идея народного театра ей кажется плодотворной, что в таком театре не будет ни чинов, ни званий, не будет погони за той или другой ставкой, все станут решать способности, талант, призвание.
Она говорила долго и с увлечением. Владычин, подперев щеку рукой, внимательно ее слушал.
— Знаете, какая мысль пришла мне в голову? — сказал он, когда Юлия умолкла. — Не знаете? Очень интересная мысль. Во все века прогресс двигали энтузиасты. То есть люди немножечко одержимые. Вы сейчас говорили так…
— Точно одержимая? Очень милая аттестация с вашей стороны, Игорь Владимирович.
— Ничего плохого в этом нет. Напротив. Это залог того, что дело будет сделано. И хорошо сделано. И вот, говорю, какая мысль у меня воз-никла. Не взяться ли вам за народный театр не в порядке любительства, а по-настоящему? Что, если вам стать его организатором и руководителем? Художественным руководителем.
