Борис Васильев - Завтра была война. Неопалимая Купина. Суд да дело и другие рассказы о войне и победе
— Еле доволок, — запыхавшись, сказал шофер, втаскивая в ограду чемодан.
— Спасибо, — Анна открыла чемодан.
Чемодан был доверху набит банками с краской.
— Берите кисточку, Костя. Тут часа на три работы. К вечеру будем в Ильинке.
— Я заеду, — сказал шофер. — Я бы помог, но мне на ферму надо. Через три часа заеду. В Ильинке есть у кого остановиться?
— Есть.
— Ждите обязательно! Меня Сергеем зовут.
— Спасибо, Сережа.
Анна и Константин стали вынимать из чемодана банки с краской и кисти. Шофер пошел к машине.
Воинский эшелон стоял на маленькой прифронтовой станции. Командир роты, тыча пальцем в развернутую карту, объяснял младшему лейтенанту Суслину:
— Мы сейчас здесь, усек? На станции Подбедня. Найди Ильинку. Куда ты полез на соседний участок? Маршрут — Ильинка. Там заночуешь. Поутру из Ильинки потопаешь на Румянцево. Нашел Румянцево?.. Хорошо. Там доложишься старшему, укомплектуешься оружием. Полностью по штатному расписанию, усек?
— А дальше?
— А дальше — куда пошлют.
— А вы? — как–то совсем не по–военному спросил Игорь.
— Боишься без начальства остаться? — усмехнулся ротный. — А ты не бойся. Начальство всегда найдется.
— Кормить–то их чем? — растерянно вздохнул Суслин — И спать где?
— Получишь у старшины довольствие на двое суток. Смотри, чтоб враз не слопали. А насчет того, где спать, сам что–нибудь сообразишь. И побольше самостоятельности, взводный! А то песни дурацкие разучивать инициативы хватает, а как солдат спать устроить, так без ротного — ни в зуб ногой.
— Насчет песни, товарищ старший лейтенант, я ничего не знал, потому что…
— Ладно, замнем, — отмахнулся ротный. — Выступишь сразу после завтрака. И учти, фронт рядом. Идти боевым порядком со снаряженным оружием. Усек? И никаких бросков.
— Есть, — вздохнул Игорь, пряча карту в планшет.
Командир роты посмотрел на его озабоченное лицо, сказал вдруг:
— Слушай, а может, забрать у тебя этого… запевалу?
— Ефрейтора Святкина? — нахмурился Игорь. — Благодарю за заботу, товарищ лейтенант. Сам справлюсь.
— Ну, крой, — ротный протянул руку. — Надеюсь, в Румянцеве увидимся. Если еще куда не зашлют…
Взвод шел по обочине разъезженной дороги, растянувшись жидкой цепочкой. Фронт был невдалеке: ветер доносил раскаты артиллерийского огня. По дороге бесконечным потоком ехали груженые машины, легко обгоняя порядком уставших солдат.
— Долго нам еще топать? — догнал младшего лейтенанта Суслина сержант Мятников. — Животы подвело. Где эта чертова Ильинка?
— Еще минут сорок — сорок пять, — не очень уверенно сказал Игорь. — Придется потерпеть.
— Часок потерпеть можно, — согласился Мятников. — Только надо бы нам квартирьера выслать, товарищ младший лейтенант. Поди не одни мы в этой Ильинке будем.
— Правильно, — обрадовался Суслин. — Вот вы, Мятников…
— Пусть уж лучше Святкин, — улыбнулся сержант. — Уж он–то точно отыщет, будьте уверены. Да и причина у него имеется.
— Какая причина? — насторожился Игорь.
— Потом узнаете. Так передать Святкину ваш приказ?
— Передайте.
Мятников побежал назад. Усталые солдаты медленно брели по обочине друг за другом.
Зацепившись за борт обгонявшей взвод машины, Святкин перекинулся в кузов и укатил, помахав рукой солдатам.
* * *
Константин проснулся в узкой девичьей светелке. За стеной слышались шепот, звяканье посуды. Капитан шумно вздохнул, и в светелку заглянула Анна:
— Вы живы?
— У вас есть основания сомневаться?
— Во всяком случае вчера появились, — Анна присела на край кровати, профессионально поймала пульс. — Пожалуйста, помолчите минуточку. На сердце никогда не жаловались?
— У меня нет сердца, — улыбнулся Константин. — У меня, как раньше пели, «вместо сердца дизельный мотор».
— Пели — «пламенный».
— Танкисты переиначили.
— Все равно, это не медицинская категория. Мне кажется, вы невропат, что довольно странно при вашей профессии. Ни с того, ни с сего грохнулись в обморок.
— Извините, — тихо сказал Константин. — Поверьте, это впервые в жизни.
— Я–то привычная, — улыбнулась Анна.
— Ночь не спал, — виновато вздохнул Константин — И день вышел такой… Нервный день вышел.
Анна поднялась:
— Вставайте. Самовар стынет.
— Подождите. Как странно. Я помню, что ночью вы сидели точно так же, как сейчас, рядом, и тогда я представлял, что вы — моя мама. Она умерла, когда мне было три года. Я не помню ее, но ночью мне казалось, что я чувствую ее руки. Казалось совершенно отчетливо. Мистика какая–то, правда?
— Правда, — серьезно сказала Анна. — Я спешу, вас Валентина Ивановна чаем напоит. — И вышла.
Когда Константин вошел в комнату, за столом с шумевшим самоваром сидела только хозяйка дома. Степенная женщина лет около сорока Валентина Ивановна.
— Доброе утро, Валентина Ивановна, — сказал Константин. — А где же Анна?
— На вокзал поехала, гостей встречать. Умывальник у нас — в сенях. Вернешься, чайком угощу.
— Что со мной случилось вчера, Валентина Ивановна?
— Что случилось? — она вздохнула. — Держался ты, держался, а потом, видать, не выдержал. Тебе бы поплакать — легче бы стало, а ты… Погоны, что ли, не позволяют? Или служба у тебя такая?
— Служба как служба.
— Родные могилы слезы отворяют, — продолжала хозяйка. — Ты бы слез не стеснялся, капитан. Это ведь святые слезы, а в старину и богатыри святых слез не стеснялись. Я вот простая баба: четверо детей да два мужа — вот и весь мой капитал. Один муж сам помер, другого не стерпела и выгнала. А почему не стерпела? Потому что слеза его только в пьяном виде и прошибала. А отец без слезы — не отец, а «унтер–цер», как бабка моя говорила. Нам, бабам, ведь не мужья нужны. Нам отцы нужны. Отцы детям нашим. А где их взять?
— Убили отцов, — вздохнул Константин.
— Так ведь не всех убили, — возразила Валентина Ивановна — К тому же пора бы и новым вырасти, а?
— Анна говорила, что вы тогда видели, как раненых добивали?
— Видела, — она помолчала. — Я в кустах хоронилась. Шла в Некрасовку да на немецкий дозор натолкнулась. Вот и пришлось в кустах–то, как мышке.
— Моего тоже добили? — тихо спросил капитан.
— Я не помню, как погиб твой отец, Костя, — так же тихо ответила Валентина Ивановна. — Ты уж прости, врать не хочу: не видела. Анькиного видела, а твоего… Ты уж прости меня. — Помолчали. Потом она сказала:
— Поди умойся, Костя.
Он вышел. Валентина Ивановна вытерла слезы, посмотрелась в висящее на стене зеркало, сказала собственному отражению:
— Вот и наврать пришлось. Да оно, может, и к лучшему…
Вернулся Константин. Сел к столу, хозяйка налила ему чаю, придвинула хлеб, масло, яйца, творог. Спросила неожиданно:
— Ты женат?
— Женат. Детей пока нет.
— Будь мужиком, Константин, не крути Аньке голову, — очень серьезно сказала Валентина Ивановна. — Ей совсем не так весело живется, как тебе может показаться.
— Да разве танкист супротив летчика потянет? — улыбнулся капитан, стремясь превратить разговор в шутку. — А у нее муж–летчик. Да еще истребитель!
— И все воюет, — горько вздохнула Валентина Ивановна.
— Где воюет?
— В небе, — она помолчала — Знаешь, есть такой госпиталь, в котором до сей поры еще раненые лежат?
— Какие раненые?
— Еще на той, на Великой Отечественной. Вот туда Анна и пошла работать после института. Вот там она своего летчика и встретила. Его в первом же бою сбили, совсем, видать, мальчишкой был. Ну, выходила его, добилась, чтоб выписали, замуж за него вышла. Полгода все нормально было, а потом — опять. «Прикрой меня, атакую!..» Целыми днями кричит. И тридцать лет в атаку идет. За нас с тобой…
Взвод разместился на ночлег в большом колхозном сарае. Усталые солдаты, повалившись на прошлогоднее залежалое сено, молчаливо ожидали, пока Гарбузенко и Кодеридзе поделят продукты на сутодачи.
— В деревне раненых полно, — оживленно рассказывал Святкин командиру взвода. — Еле крышу раздобыл. Спасибо, местное население помогло. Вот, знакомьтесь. Валентина Ивановна. Валюха.
И, взяв за плечи, поставил перед собой девочку лет двенадцати, одетую в солдатский ватник, женский платок и огромные латаные валенки.
— Здравствуйте, Валя, — торжественно сказал Суслин и пожал девочке руку.
— Тут в каждой хате по палате, — продолжал ефрейтор. — Раненые, санитарочки, врачей навалом. Сборный пункт, что ли. Эвакуации ждут.
— Большие бои? — солидно спросил младший лейтенант.
— Немцев в колечко взяли, — пояснил Святкин, — Слышали днем дальнобойную? Это их обрабатывали. Так что мы, считайте, в тьлу.
— Я пойду, — сказала девочка, с любопытством рассматривая усталого младшего лейтенанта. — Мне завтра вставать рано. В Некрасовку побегу, к бабушке.
