Тахави Ахтанов - Избранное в двух томах. Том второй
За четыре месяца командования ротой он узнал не только в лицо, но и по именам всех своих солдат, а их было больше сотни. Даже довоенная жизнь многих из них была известна. Сейчас все они стояли перед его глазами. В предстоящем бою некоторые из этих славных парней безусловно погибнут. Для кого уже отлита пуля? Для Коспана? Или... или даже для него?
Четыре раза посылал Касбулат Коспана с приказами на передовую к взводам. Получив первый приказ, Коспан даже, посинел и крепко сжал кулаки, чтобы унять дрожь.
— Есть, товарищ командир! — сразу как-то осевшим голосом пробормотал он, отдал честь и побежал.
Обычно неуклюжий, неповоротливый, как верблюд, тогда он бежал быстро, ловко припадал к земле, полз, как ящерица... Вокруг него со всех сторон вздымались безобидные на взгляд фонтанчики пыли. Вот он на бегу растянулся и замер. Касбулат содрогнулся и от ужаса закрыл глаза. Все — погиб парень! Чья теперь очередь? Открыв глаза, он увидел, что Коспан снова бежит. Ойпырмай, он жив, жив! Все — добежал до окопа.
Надо бы самому обойти позиции, но липкий страх словно приклеил ноги к земле. Неужели его солдаты сейчас потешаются над своим храбрым командиром? После боя будет стыдно на глаза показаться. Поднимайся, Касбулат, вперед!
Но как ни подбадривал себя Касбулат, — трудно было оторваться от земли. Наконец, собрав всю свою волю и сбросив мерзкий липкий страх, Касбулат вместе с Коспаном отправился на передовую.
Ну, а потом были такие дела, по сравнению с которыми тот, первый, бой вспоминался просто как игра. Столько было кровавых каш, в таких переплетах пришлось побывать, что думалось, нет никакой надежды выжить. От страха на войне никуда не уйдешь, он живет в солдате всегда, словно печень или селезенка, к нему можно даже привыкнуть, и Касбулат привык к нему. Больше уже он никогда не испытывал такого мерзкого бессилия, как в первом недоброй памяти бою. И в самые опасные минуты Касбулат ни на шаг не отпускал от себя Коспана, всегда, словно талисман, держал его при себе.
Потом война раскидала их в разные стороны, в очень разные стороны. И встретились они не через год, а через четыре или больше, после победы.
Да-а, двадцать лет уже тянется их дружба, двадцать лет... Правда, были, конечно, и кое-какие, как говорится, «шероховатости». Было время, когда оборвалась эта дружба. Хорошо, что это прошло. Он сам восстановил их дружбу. Истинную цену прошлого и друзей познаешь с годами. Вот тянет его к Коспану, да и все. Если бы не этот буран, погостил бы он пару дней у Коспана, посидел бы молча рядом с ним.
Ветер бьет снегом в окно, Неужели,усиливается этот дьявольский буран? Вот и в комнате становится прохладно. Завтра будет трудно ехать. Начну с самого ближнего, с «Жан-Жола», а после буду перебираться из колхоза в колхоз. До Коспана тяжело будет добраться, но все равно надо — его уже предупредили, он ждет. Эх, Коспан...
Итак, старые друзья вновь обрели друг друга, и на этот раз, верилось, навсегда. О том, что Касбулат называл «шероховатостями», он старался не вспоминать, а если случайно и вспоминалось, старался отмахнуться, мрачнел, бормотал себе под нос: «Ну, чего там в прошлом-то ковыряться, что было, то прошло, помирились — и ладно...» Эти мысли частенько возвращались и мучили, как навязчивая изжога.
Ну, хорошо, говорил он себе, да, я его обидел, но я же сам и пришел к нему первым, дружбу, мной разбитую, сам же и восстановил, и теперь между нами такие же хорошие отношения, как и тогда, на войне... Разве я не проявляю к нему внимания, не вожусь с ним? Забыл ли Коспан обиду? Они не сказали об этом ни слова, когда встретились вновь.
Просто Касбулат приехал однажды к затерянному в степи домику чабана, приехал так, как будто и не было между ними ничего дурного, выскочил из машины и закричал:
— Уа, Дау-Кара, Черный Великан! Так-то ты принимаешь гостей, Верзила? Три наряда вне очереди!
Вот этот неожиданный для Коспана приезд, и та свобода, и душевная — не наигранная ли? — веселость, с которой он ввалился в домик, избавили Касбулата от тягостных объяснений.
В самом деле избавили? Может быть, стоило поговорить, перетряхнуть прошлое, не засовывать, как страус, голову под крыло? Коспан, конечно, добрый малый, но кто его знает, что у него на душе? Такие обиды нелегко забываются. Он бы, Касбулат, не забыл.
6
Касбулат переворачивается на другой бок. Черт бы побрал эти воспоминания, ноют, как старая рана к дурной погоде. Раньше он был крепче, чихать он хотел на всякие воспоминания.
Завтра рано вставать, а сон не идет. Он начинает считать до ста, потом до тысячи, потом обратно. Исчез проклятый сон! А рядом спокойно посапывает Сабира. У нее никогда не бывает бессонницы. На душе у нее полный покой. Муж — ответственный работник. Сын в институте на последнем курсе. Чего ей еще? «Делай, как хочешь», — вот что она говорит, другого слова от нее не жди...
Раньше было сильное чувство, что там говорить, а сейчас... Разумеется, притерлись они друг к другу за эти долгие годы, свыклись, живут мирно, словом — тихие родственники...
Сабира — опора этого дома, все лежит на ней, Касбулат не знает хозяйственных домашних забот. Сабира просто необходима ему, Впрочем, и без своей персональной машины он уже не может себя представить, и без шофера Жуматая.
Сабиру, пожалуй, устраивает, что он не сует нос в домашние дела, а она, в свою очередь, совершенно не интересуется его работой, то есть главной его жизнью. Никогда она не спросит; «Ну, как там у тебя?» или «Что с тобой?».
Та девушка ворвалась в спокойную жизнь Касбулата неожиданно и стремительно и разом взбаламутила тихую заводь. Собственно говоря, не совсем понятно было, почему мужчины теряли из-за нее голову. Ну, стройная, ну, хорошенькая, довольно милое продолговатое лицо, насмешливые, чуть раскосые глазки. Красавицей ее все-таки никак нельзя было назвать, но от нее шел какой-то ток.
Потом, когда вся эта история благополучно закончилась, он даже удивлялся — что за наваждение? Вскоре он и забыл ее совсем и почти никогда не вспоминал, разве что вот в такие недобрые ночи, вроде сегодняшней.
Сейчас она стоит перед ним как наяву. В ее небольших черных глазках светится что-то колдовское.
Ну вспоминай, вспоминай смелее, не отмахивайся, как всегда, не прячь голову под крыло...
Да, когда она, бывало, улыбалась ему, он чувствовал: нет на свете человека, более близкого ему, более дорогого. Когда же она обжигала его насмешливым, ядовитым взглядом, хотелось провалиться сквозь землю. Казалось, что ты самый низкий, самый ничтожный человек, тварь, мелюзга.
Сейчас, явившись из темноты, она смотрит на него с милой грустью, даже жалостью, доброй женской жалостью. Так могла смотреть только она...
Началось у них все просто, даже банально. Касбулат тогда только что демобилизовался. Она работала в РОНО и часто по делам захаживала в райисполком. Звали ее Шарипа.
Вначале Касбулат просто думал про себя: «Довольно интересная девица. Н-да, весьма приятная девица». Потом стал приглядываться все пристальнее. Что-то весело-игривое было в этой Шарипе, казалось, она еле сдерживается, чтобы не выкинуть какой-нибудь неожиданный озорной номер. Она была стройная, гибкая, о таких казахи говорят — «сквозь перстень пролезет». Иногда, когда она, тонко-тонко улыбаясь, насмешливо и небрежно взглядывала на него, Касбулат терялся и неопределенно хмыкал. «Приударить, что ли, за ней? — думал он. — Или не стоит?» С фронтовыми привычками расстаться трудно, но и домашняя жизнь уже начала засасывать его.
Между тем они познакомились. Установились даже почти приятельские отношения. Однако что-то мешало им превратиться в совсем приятельские. При встрече они улыбались друг другу и всегда возникала какая-то неловкость, какая-то смутная недоговоренность.
Однажды они вместе поехали в область на какое-то совещание. Более удобных обстоятельств для ухаживания не придумаешь. «Вот тут-то я за ней и приударю», — решил Касбулат.
Шарипа, наверное, чувствовала его нерешительность, улыбалась откровенно насмешливо, дразнила его своим шальным взглядом. Как-то Касбулат, решительно крякнув, пригласил ее вечером прогуляться за городом. Она весело и просто согласилась.
Довольно долго они лениво бродили вдоль маленькой мелкой речушки. На него напало косноязычие, он дико злился. Надо же, так легко удалось пригласить ее, а он только ходит, внушительно кашляет в кулак, мелет какой-то скучный вздор.
— Стемнело, — сказала Шарипа. — Пожалуй, можно и домой идти. Спасибо за прогулку.
Касбулат не на шутку растерялся. Так хитро все задумать, осуществить такую сложную операцию «выманивания» и даже ни разу не поцеловать девчонку! Вернуться в гостиницу и завалиться на казенную кровать? Вспомнив фронтовой опыт, Касбулат без подготовки бросился в атаку.
Шарипа не сопротивлялась. Запах ее волос опьянил Касбулата, он прижал к себе девушку, стал обнимать ее, но она легко выскочила из его рук.
