Эльза Бадьева - Допуск на магистраль
Машина остановилась внезапно, и в кузов полыхнуло просиявшее полуденное солнце, и лиственницы присмирели, будто не они только что наотмашь хлестали по заскорузлому брезенту.
Петька спрыгнул на землю, и тревога его отошла, приутихла. На расчищенной от леса площадке, заросшей красноватым брусничником, тронутой кое-где матовой сединой лишайников, стояли вагончики. В центре — являющий собой сцену огромный автоприцеп с опущенными бортами, Пробитая в тайге дорога выходила на этот строительный пятачок, приткнувшийся в распадке между двумя сопками, делала разворот у их подножий и словно затягивала дорожной петлей «объект девяносто первый», названный так потому, что находился он на девяносто первом километре будущего железнодорожного пути Бам — Тында.
В центре «петли» шла работа. Стучали отбойные молотки, гудел уникальный, впервые применяемый на строительстве турбобур, подходили самосвалы, разворачивался неповорота бульдозер. Рабочих было немного. Они казались возле механизмов маленькими, беспомощными, но лишь до тех пор, пока не садились за штурвалы ц рычаги управления.
Петька остановился возле большого фанерного щита, прочел:
«Мост, 91-й км. Строительство ведет мостопоезд № 34. Сдача под укладку — сентябрь 1974 г. Окончание работ — декабрь 1974 г.»
Рядом курили двое парней: шофер «зилка», который привез Петьку, и строитель-мостовик, большеглазый, чернявый, как и все на объекте — в робе, потертых джинсах и резиновых сапогах. Только у ворота из-под рабочей куртки пестрела сине-белыми полосками тельняшка.
— Ну как? — спросил шофер. — Остановили плывун?..
— Одолели, — ответил мостовик так, словно речь, шла о победе над врагом. — Вычистили котлован. До мерзлоты.
Он говорил обстоятельно, по-хозяйски, он имел на это право, и Петька ему завидовал.
— Здорово он вас прижал...
— Кто?
— Плывун-то.
— А-а!.. — досадливо махнул рукой мостовик. Видно, «прижал» плывун основательно. — Теперь вот компрессор надо. Полтора метра осталось...
— А грунт?
— Какой там грунт! Дресва со льдом идет. Вечная мерзлота...
Они заметили Петьку, посмотрели на него без особого любопытства. Решили, видно, что он свой, бамовский.
— «Буржуйку»-то привезли? — вспомнил шофер.
— Ага. В будке поставили. Теперь греемся по утрам, портянки сушим.
Парни затоптали окурки и пошли вниз, к котловану.
— Ребята, — окликнул их Петька. — Где тут у вас, прораб или... начальник какой?
— А зачем? — приостановился мостовик.
— Да я... работать приехал, — подошел Петька. — Строить.
Парни заулыбались. Мостовик понимающе оглядел Петьку, сказал:
— Видать, не сегодня приехал. И не по путевке.
— По велению сердца, — добродушно вставил шофер.
— От ворот поворот дали?
Петька смолчал.
— Понятно. Знакомо, — продолжал улыбаться строитель. — Здесь тоже поворот дадут. Не механизатор, специальности строительной нет. Так ведь?
— Так, — нехотя согласился Петька и вдруг сорвался. — Что у вас тут, простой работы нет, что ли? Вон отбойными молотками долбят, — кивнул он на котлован. — Хитрое дело?..
— Сейчас долбят, а после обеда бульдозеристов сменят. Так можешь?
— А зачем? Плохая организация труда, если вам с места на место прыгать приходится.
Парии перестали улыбаться, смотрели настороженно.
— А еще БАМ! — запальчиво крикнул Петька. — На всю страну шум подняли...
Он понимал, что несправедливо и глупо кричать на этих парней, он и рад был остановиться, но копившаяся все эти дни обида прорвалась, захлестнула, и его понесло:
— Заелись вы тут!.. Техники понагнали, магазины от сгущенки-тушенки ломятся... Клуб отгрохали... А руки рабочие уже не нужны?..
Он выбросил перед собой руки, разжал ладони, и, покраснев, тут же спрятал их за спину, Петькины руки никогда еще не были рабочими. Они только хотели трудиться, рвались к кирке, лопате, отбойному молотку, грезили штурвалом машины, но при том лишь условии, что и стародавней киркой — если такое возможно, — и современным штурвалом они будут работать не где-нибудь, а вот здесь, в тайге, в мерзлоте, на стройке, которую по небывалой степени трудности назвали уникальной.
Парни все смотрели на него настороженно и выжидающе, будто понимали, что неприятная эта сцена — всего лишь разрядка. Но едва он снова раскрыл рот, строитель оборвал резко:
— Замолчи. Хватит! — И обернулся к шоферу: — Довели парня...
— Откуда будешь? — примирительно спросил шофер.
— С Урала.
— Ваших здесь нет. Брянские, москвичи, из Гомеля много... Мостопоезд этот из Улан-Удэ.
И только тут все трое заметили, что ни турбобур, ни бульдозеры не работают, самосвалы стоят вереницей вдоль дороги и вновь подъезжающие шоферы безропотно глушат моторы. У длинных обеденных столов, срубленных здесь же, меж лиственниц, хлопочут девчата, добровольцы помощники из строителей тащат от машины большущие белые кастрюли, корзины с хлебом, тарелками. Подходят едоки, устраиваются, как на пикнике — кто на пеньке, кто под деревом, хотя и за столом на скамейках хватает места. Едят и поглядывают на сцену-автоприцеп. А там уже и микрофоны установлены, и усилители, и ударник пробует свой громоздкий инструмент.
— Пошли, — дружески подтолкнул Петьку строитель в тельняшке. — Как зовут?
— Петром.
— Василий, — сжал Петькину руку шофер. — А это — Олег Костюков, механик с мостопоезда, — представил он товарища и лукаво сощурился. — Тоже, между прочим, без путевки приехал.
Олега отозвали музыканты, шофер пошел к своему «зилку». Петька подсел к ребятам, только что отобедавшим, устроившимся на бревне перед сценой.
Усилители разносили по тайге бешеную ультрасовременную музыку; самодеятельные артисты, не боясь конкуренции, крутили перед концертом пленку с записями американского джаза.
Внезапно джаз захлебнулся, и на сцену вышел длинноволосый пижон в лаковых щеголеватых ботинках и вызывающе элегантном костюме.
Петьку покоробило. Он покосился на сидящих рядом мостовиков, удивился их благодушию и заметил на сцене среди музыкантов еще одного «волосатика». Не удержался, проворчал: «Ничего себе!..» Но справедливо отметил, что этот, второй, — в резиновых сапогах, старых джинсах, свитере и рабочей куртке. Великолепная, аристократических форм электрогитара выглядела в его руках полоненной чужестранкой. Рядом стоял механик Олег, как был — тоже в сапогах и куртке и тоже прижимал к груди лакированную талию электрической «Тоники».
— Наш коллектив называется «Серебряное звено», — сказал ведущий-пижон и свободно прошелся по краю автоприцепа. — Мы выбрали это имя потому, что с «серебряного» звена, уложенного 14 сентября 1972 года бригадой Ивана Зелицкого, начиналась наша дорога. Потому, что «серебряное» звено ляжет на первом метре Западного участка. И «серебряным» звеном назовут то, последнее, уложить которое удостоятся чести лучшие строители БАМа. Это символ будущей магистрали, символ крепко сбитого коллектива...
Парень говорил, а Петька слушал и ловил себя на том, что перестает замечать его «девчоночьи» — до неприличия мягкие и волнистые — волосы, не обращает внимания на пижонский костюм. «Клубный работник», — сказал он себе и этим окончательно оправдал парня. А тот объявил номер и ловко спрыгнул с прицепа.
— Кто он? — все же не удержался Петька.
— Да Гриша Лобода, — ответил сосед по бревну. — За энергохозяйство здесь отвечает, на бетономешалке работает, опалубку ставит.
— А тот?
— Черный?
— Ну да. Волосатый тоже.
— Валера Стасенко. Тоже ставит опалубку, бетонирует... Из одной бригады они. А это — плотник, Володя Мальков. Из Брянска.
— Этого знаю, — кивнул Петька.
Валера, потряхивая черными волосами, лихо пел «доморощенную» бамовскую песню на слова Володиного друга, тоже плотника, Николая Захарова и словно отвечал ею тем, кто сетует: «Не та молодежь пошла...»
Кто сказал, что стали мы другими?
Я в обиду это не беру.
А не мы ли Зею перекрыли,
Лену, Волгу, Ону, Ангару?..
Притихшие, слушали песню столовские девчонки, парни, только что трое суток воевавшие с плывуном; казалось, слушала и молчаливо стоявшая техника — все эти мощные МАЗы, КрАЗы, «Уралы», краны, бульдозеры, гордость мостовиков — экспериментальная бурильная установка, первая в стране с производительностью, в шесть раз превышающей возможности своих предшественниц.
Рядом, на срезанном гребне сопки, лежало аккуратно отсыпанное полотно будущей трассы. Оно обрывалось, и от него через распадок к соседней сопке шагали, словно гигантские журавлиные ноги, опоры будущего многопролетного моста.
Нам идти навстречу новым песням
За еще не сбывшейся мечтой, —
дружно пело все «Серебряное звено».
Если надо, мы проложим рельсы
Меж Венерой, Марсом и Землей.
«Самоуверенные парни, — с восхищением думал Петька. — Дерзкие. Наверно, от слова «дерзать». И работящие. Такие проложат рельсы». Он чувствовал себя с ними в одном звене. Не чужим, не лишним, а таким же, как все здесь, бамовцем. И пусть придется еще поискать себе места на этой большой стройке, он не уйдет отсюда. Петька теперь это твердо знал. Не уйдет до последнего, «серебряного» звена.
