Александр Бирюков - Свобода в широких пределах, или Современная амазонка
Как в бреду она делала потом домашние дела. Покормила Белочку. Поставила варить мясо. Прибрала постель. А сил совсем нет. Словно она сутки дежурила. Одна радость была, и даже не была, а появилась только, замерцала, как в небе звездочка, — и той, оказывается, нет, и все это надувательство и срам один. За что же так бьет ее жизнь окаянная? Чем она хуже других? Другие живут в свое удовольствие — семья, дети или хоть любовник есть, подарки к праздникам делает. Та же Тонька как сыр в масле катается. А у нее все наперекосяк. Так и нужно дуре муромской, владимирской. Так все завихрения и кончаются — мордой об стол.
Она накинула пальто и пошла, обжигая голые ноги о сугробы, в соседний дом, к Тоне, — не с Белочкой же горевать. Что она, глупышка ласковая, в людских мучениях понимает?
А у Тони, конечно, с утра гулянка. У Пети-соседа дверь настежь и Высоцкий надрывается. Ленка, пухлая как булка, в коротеньком, школьном еще платьице (того и гляди резинки выглянут), в коридоре с Павликом крутится: «Смотри, тетя Верочка пришла! Помашем ей ручкой!», но из гостей только Петя — с утра в галстуке и белой рубашке — из кухни выглядывает: «Штрафную Вере Васильевне! С праздником!»
Вот такие они — в Магадане гости, без выпивки никак не обойдешься. Может, кто и правда собирается Бетховена слушать — видела она эти пластинки в «Восходе», около отдела женской одежды. Только пластинки все стоят на витрине, а за вином сегодня, наверное, уже с утра очередь. А водку вообще продавать не будут, раз завтра на работу.
— Нельзя мне, — сказала Вера Васильевна, а сама чувствует, что настроение такое — только и напиться с горя, хотя никогда она раньше себе такого но позволяла. А почему? Виктору Степановичу можно, а ей нет? К тому же, разве хорошие мужья так поступают? Убежал в праздник на работу, оказал ей уважение в выходной день; А на печень наплевать. Черт с ней, если жизнь такая. Вот только в халате она. Ну да ладно, люди свои.
— Да вы раздевайтесь, раздевайтесь! — суетился Петя и тянул руки, чтобы взять у нее пальто.
Тут и Тоня из комнаты вышла:
— А, невеста пожаловала!
Так прямо и заявила! А рядом Петя, Ленка с Павликом крутится. Вера Васильевна ей моргнула — мол, ты чего при людях-то? А Тоня только рукой махнула — ерунда все это, не поймут. Петю действительно чего стесняться — мальчик еще, техником во ВНИИ-1 работает, но умненький, в заочном институте учится, хороший парень кому-то достанется, а Ленка, сразу видно, что женщина — ушки топориком, как будто с Пашкой возится, а сама слушать нацелилась.
— Ты иди в комнату, — сказала ей Тоня, — дует тут от двери. Рано тебе еще с большими. И так я тебя раз» баловала, Сергей приедет — даст мне разгон.
— А он и не собирается приезжать, — обиделась Ленка. — сами говорили.
— Много ты знаешь! Иди, кому сказала!
Сели втроем на кухне. Петя дверь в свою комнату оставил открытой, чтобы магнитофон было слышно. Ленка от огорчения, что ее выставили, с Пашкой что-то сделала, потому что он через минуту заревел.
— Ладно, — сказала Тоня, — она свое получит. Давайте выпьем — и рассказывай.
— С праздником, дорогие, уважаемые женщины! — сказал Петя. Он давно поднялся и стоял теперь перед ними — торжественный, словно речь говорить собрался. — За женщин только стоя!
Вера Васильевна тоже выпила кисленького. И стало ей хорошо, хотя она и знала, что это вино для ее печени самое опасное. Но, с другой стороны, имеет она право хоть на какой-то праздник? Или ей только слушать про гадиков, а потом подушку подсовывать, когда он захрапит? Праздник у нее сегодня. И так хорошо солнце светит в окно. И сидят они очень хорошо — пусть и стол не шибко праздничный, ведь третий день уже. Но Петя — умница, хорошо сказал и даже встал, чтобы за них выпить. Чем не праздник?
И почему она должна про свои беды рассказывать? Разве ей уже совсем не может повезти? Везет же людям! Вон как Высоцкий про кого-то поет: «Дом хрустальный на горе для нее. Та-ра-ра-рам, так и рос в цепи. Рудники твои серебряные, золотые твои россыпи. Рудники твои серебряные…»
Действительно, а почему бы и не ее? Недра в нашей стране, как известно, были национализированы сразу же после революции. И, живя на Колыме, Вера Васильевна может с полным основанием считать себя совладелицей всех имеющихся здесь золотых и прочих кладовых. Так почему же она должна считать себя несчастной?
Воспользуемся этим моментом для небольшого Исторического экскурса. Первое колымское золото нашли в долине реки Среднекан в 1915 году два предприимчивых и упрямых татарина Бари Шафигуллин (вошедший в историю под именем Бориски) и Сафи Гайфуллин, бежавшие с сибирского прииска Меле Ленского расстрела (см.: Б. Русанов. Повесть о Бориске, его друге Сафи и первом колымском золоте. Магадан, 1971). Однако понадобилось еще десять лет, чтобы обнаруженное ими золото стали добывать старатели-одиночки.
В 1928–1929 годах геологические экспедиции прошли здесь первые маршруты, и их руководитель — блестящий советский геолог, впоследствии лауреат Государственной премии и член-корреспондент Академии наук СССР, а тогда совсем юный Юрий Александрович Билибин выдал вексель на огромное количество золота. Под этот вексель, оформленный в виде обстоятельного отчета, в 1931 году Совет Труда и Обороны и ЦК ВКП(б) создали трест «Дальстрой», вручив ему всю полноту политической, административной и хозяйственной власти над громадной территорией и тысячами людей.
Ныне в Магаданской области около пятидесяти крупных горных предприятий, добывающих золото, олово и вольфрам.
«А у нее ведь тоже с ним что-то может быть, — подумала Вера Васильевна, глядя на Тоню и Петю. — А что? Даже очень свободно. Дождется Сергей со своими деньгами».
— Ну что? — спросила Тоня. — Письмо-то небось получила?
— А как же! — сказала Вера Васильевна, и сама удивилась, что даже Петю не стесняется — такая легкость на нее нашла. Впрочем, она еще ничего предосудительного не сказала. Письма ведь никому получать не запрещается. Мало ли, от кого это письмо. Петя пока опять наливал.
— И что пишет? — спросила Топя. — Что из тебя каждое слово вытягивать приходится?
— А пишет, что уже давно знает. Очень солидный человек. Сейчас в Ленинград уехал. А вообще и за границей бывает.
«На тебе! — торжествовала про себя Вера Васильевна. — А то думаешь, что я уже совсем ни на что не гожусь».
— Это кто? — спросил Петя.
— И вещей здесь у него много, — продолжала она, не обращая внимания на вопрос, — автомашина «Волга», рояль немецкий. Мебель полированную может в любую минуту достать. Только она ему не нужна.
— Да ты что! — изумилась Тоня. — Ты ему намекни — пусть мне сделает, мы ведь с тобой не чужие.
— Выпьем, — сказал Петя традиционный магаданский тост, — это еще больше сближает.
— За полированную мебель, — сказала Тоня и ехидно так на нее посмотрела. — Только ты не забудь.
— Сейчас нельзя, — сказала Вера Васильевна. — Он из Ленинграда в Сан-Франциско уезжает. Это в Америке, кажется. Или в Испании? Может, потом попрошу.
А Высоцкий в это время как раз к месту пел: «Тара-ра-ра-рам, она уже в Париже, тара-ра-ра-ра-рам, тара-ра-ра-ра-рам», — везде его девушка путешествовала, он за ней никак угнаться не мог. А у Веры Васильевны наоборот получается.
— Павлик какать хочет, — сказала Ленка, появляясь в дверях.
— Ну и что ты докладываешь? — разозлилась Тоня. — Не знаешь, где горшок?
— Он хочет, чтобы вы его посадили.
— Тьфу на вас! — Тоня встала из-за стола. — Ни минуты покоя.
«А ведь проверить можно, — вдруг подумала Вера Васильевна. — Попросить тетку, чтобы она сходила на улицу Нахимова и посмотрела, там ли ом? Нужно дать ей телеграмму: «Срочно сходите по такому-то адресу, спросите Антона Крафта, скажите ему…» А вот что сказать ему? Что она его письмо получила? Это тете знать совершенно не нужно. А что тогда спросить, чтобы он понял, что это она им интересуется? То есть как раз наоборот — ему это понимать совсем не нужно, а то подумает, что она его проверяет, обидится и больше не напишет. Значит, нужно так спросить, чтобы и тетка ничего не поняла, и Антон Бельяминович не догадался, — ерунду какую-нибудь. Например: «Скажите ему, в Магадане яблоки появились». И еще нужно сказать, чтобы меня ни в коем случае не называла. А вдруг у него там охрана? Сразу под подозрение попадешь. Но что со старухой-то сделают? Проверят и отпустят. Она ведь не шпионка какая-нибудь. Но все-таки могут быть неприятности».
— Вера Васильевна! — закричал Петя, сложив ладони рупором.
— А? — очнулась она.
— Я вас пятый раз зову. Может, вы скажете своему знакомому, чтобы он в Америке пластинку купил — «Иисус Христос — сверхзвезда». Сейчас самая модная. Я ему деньги вышлю.
— Да-да, конечно, — сказала Вера Васильевна. — Только позднее. А сейчас мне нужно идти.