Михаил Толкач - Про Тихона
Михаил Толкач - Про Тихона краткое содержание
ПРО ТИХОНА
Рассказ
1
Ночью широкий распадок светлел между темными горами. В серой прогалине четко выделялся крупный зарод сена с двумя жердями наверху. Поблескивали, перемигивались звезды, по-осеннему шумел лес. От зарода, с пологой горной долины, с опустевшего покоса дул в распадке сильный ветер. Пахло сухим мятным листом, увядшими цветами, чуть припрелой полынью. Где-то на близком перекате реки ворчали волны, доносился плеск воды о камни. Трудно шевеля верхушками деревьев, едва слышно дышала прибайкальская тайга. Казалось, что в черном глубоком распадке затаился огромный зверь и тяжело переводит дух перед прыжком.
У большого стога сена и выбрала себе ночлег бригада монтажников — пять парней, которым утром предстояло ставить светофор на далеком перегоне железной дороги. Утомленные дневной работой и бесконечным кочевьем по шпалам, люди быстро уснули, и только ударивший с рассветом морозец поднял рабочих на ноги. Монтажники покурили, позевали, решительно запахнули поверх ватников брезентовые плащи. Развалисто пошли к домику, где жил их старый добрый знакомый подрывник Стариков.
Последним, таща телефон в кожаном чехле, шел девятнадцатилетний бригадир монтажников Тихон Житнев. Он путался в полах своего длинного плаща, чертыхался и исподлобья поглядывал на рабочих. Тихон очень стеснялся своего неуклюжего, несолидного, как ему казалось, мальчишеского вида. И поэтому бригадиру ужасно хотелось выглядеть строже, внушительнее. Он часто без видимых причин приподнимал худые плечи, хмурил брови, серьезил глаза. Однако лицо бригадира по-прежнему оставалось юным, чуть растерянным и добродушным. Даже когда он пытался говорить баском, голос его заметно ломался, и Тихон стеснительно краснел.
Бригадир невольно присматривался к другим.
Вот медлительный, сонный и ленивый монтажник Мамонов. Он никогда никуда не спешит, работает равнодушно, апатично, однако получается у него хоть и не быстро, да добротно. Сейчас Мамонов идет первым в цепочке и жалуется на простуду. Ночью его просквозило, и он не прочь «пропустить рюмочку».
— А почему бы рабочему человеку и не выпить? — подхватывает Гошка Пузанов.
Этот парень нравится Тихону не только своими острыми словечками и смешными прибаутками. Гошка Пузанов, которому едва за двадцать, — отличный работяга. Если он за что-нибудь взялся, обязательно сделает. У него мощные плечи и огромные руки — такого можно уважать.
А вот Тихон «фактурой не вышел», как острит старший в бригаде монтажник Орлов, услужливый парень, матерщинник и ворчун. Он среди них самый солидный, хотя ему только двадцать шесть лет. Каждое дело всегда обстоятельно обмозгует, обследует. К нему перед началом работы бегают за советом. Орлов оглох в шахте, часто говорит невпопад, над чем постоянно потешается Веселов.
Бригадир никак не может понять Веселова. С виду он неглуп, общителен, говорят, сочиняет что-то и самостоятельно изучает радиотехнику. Где-то печатал стихи о рабочих, а в бригаде ведет себя как последний разгильдяй. Работает вяло, кое-как, лишь бы отделаться. По городу ходит в зауженных брюках и пестрых ковбойках. Пристает к девчонкам. Хвастается, что приехал сюда добровольно.
— Тоже мне «доброволец»!
Тихон сплюнул. Сам он этим летом кончил электромеханический техникум в далеком южном городе и сразу же вызвался поехать в Сибирь. Что ж тут особенного!
В первые дни кашлял от махорочных самокруток, вместе со всеми ночевал где придется, неделями не менял белье, не снимал кирзовых сапог. И втайне гордился своими рабочими буднями, видя в них романтику Сибири. Добираясь до городка, где было строительное управление, парился в бане «по-черному», за компанию глотал водку, хмелел.
— Строитель вызревает, — говорил Гошка Пузанов.
Монтажники добродушно смеялись и хлопали парня по плечу.
— А, бригадир! Утро доброе, молодец! — неожиданно прервал мысли Тихона знакомый голос. На крылечке сторожки, к которой подходили монтажники, стоял смуглый скуластый мужчина лет пятидесяти и широким тесаком рубил хворост.
— Заходите, хлопчики, заходите, — радушно приглашал он. — Как раз и уха поспела.
Монтажников уговаривать не пришлось. Живо скинув плащи и ополоснув сонные с ночи лица, они вскоре жадно хлебали уху. Слышно было, как позвякивают ложки и скрипят скамейки да на невидимом перекате плещется река, словно стадо коров смачно жует сочную траву.
Только Мамонов от угощения сразу же отказался: его знобило, и он прошел в избу отогреться.
За столом Тихон украдкой посматривал на хозяина. Горбоносый, с орлиным прищуром, кряжистый старик. Чуть седые виски, глубокие скорбные морщины у рта. Во время войны потерял сына, поэтому к монтажникам относится с отеческой заботой и теплом. Недавно умерла жена, но старик крепится, не показывает виду. Ласково балуется с собаками, журит их, беседует как~с людьми.
«Бирюк одинокий», — с жалостью подумал о нем Тихон.
Пузанов первым отодвинул пустую тарелку, поблагодарив, спросил:
— Не скучно одному-то? Лес да вода.
— Пустяками не занимаюсь, — сказал хозяин. — Скука и безделье, заметь, сестры кровные.
Веселов, блестя нагловатыми глазами и вертя в руках авторучку, перебил:
— Озолоти меня, не смогу здесь жить. Без общества, без нормальных людей. Мне перспектива надобна. А это что ж, так и помереть в глуши?..
— Мели, Емеля! — оборвал подрывник.
Лицо Веселова побагровело, стало заносчивым. Но обиды своей не показал.
— Вам, например, нравится по лесам бродить, — сказал он со злой вежливостью, — а мне на сцене играть, искусством увлекаться. Каждому свое...
— Артист! — ухмыльнулся Пузанов. — И кто только таких виртуозов, как ты, в Сибирь посылает?
Веселов обозлился.
— Запомни, — сказал он, четко отделяя слова, — никто меня сюда не посылал — сам приехал. А зачем?
Веселов улыбнулся, обращая дело в шутку:
— Романтика теплушек потянула, новостройки сибирские...
Бригадир слышал о какой-то скандальной истории, случившейся с «артистом» в столице. Говорят, дебоширил по ресторанам, был отчислен из института. Накомсомольском собрании дал слово исправиться. Значит, для него Байкал — наказание...
Стариков встал.
— Спасибо за компанию, молодцы! Прошу, без стеснения заходите, заезжайте. Буду рад.
За калиткой Веселов сказал:
— Старуха у него умерла: поездом ее... Вот и бирючится старикан.
Лица монтажников стали недобрыми, и «артист» как-то слинял. Рабочие молча зашагали по шпалам, растянулись цепочкой. На крылечке стояли Мамонов, укутанный в медвежью шкуру, и старый подрывник.
Линия железной дороги спиралью поднималась к заоблачному перевалу. Горы впереди громоздились отвесные, темно-зеленые от хвойных лесов. Река оставалась за отрогами крутого утеса, нависшего над водой.
Люди тяжело дышали, часто замедляли шаги, вытирали потные лица. Веселов желчно спрашивал:
— Далеко еще?
— Километров восемь.
Малорослому Тихону было трудно. Он снял плащ, расстегнул ватную фуфайку, сердито перебросил телефон с плеча на плечо. Мысли снова и снова возвращались к работе. Как там на «точке»? Все ли в порядке? Может, что-нибудь случилось? Ведь он вчера не проверил объект работы, а прорабу вечером не дозвонился.
— Ну и подъемчик! — ворчал Орлов. — Здесь состав и пятью паровозами не втащишь.
— Электровозы заберутся, — уверенно сказал бригадир.
Люди устали, и разговор плохо клеился. Когда за поворотом заблестела порожистая речка и повеяло прохладой, они зашагали веселее.
2
На месте работы монтажники увидели каменистую ровную площадку. Серый бетонный фундамент с побитыми углами валялся далеко от пути, почти у обрыва к реке. В траве виднелась серебристого цвета мачта для светофора.
— А где же яма? — с подозрительностью спросил Веселов, обходя вокруг фундамента и толкая ногой длинную круглую мачту. — Куда, куда вы удалились...
Худшие предчувствия бригадира оправдались: место установки светофора оказалось неподготовленным. Необходимо копать яму. Тихон таки сказал рабочим.
— Извините. Землю копать не нанимался, — отрезал Веселов, усаживаясь на круглый камень. — Я вам не землеройная машина.
Остальные молчали.
«Неужели не будут рыть?» — подумал бригадир,
— Рабочий поезд проходит по субботам засветло, — напомнил Веселов. — Может, айда?
Тихон растерялся. Уйдут — конец всему делу, бросят работу — в ответе прежде всего он.
— Кому пышки, а кому синяки и шишки? — словно угадав мысли бригадира, сказал Веселов.
— Нельзя бросать! — посмотрев на остальных, решил Гошка Пузанов.
— Опоздай на поезд — и загорай сутки без продуктов, — снова напомнил «артист». — В тайге, извините, гастронома пока нет...
