Петр Скобелкин - На заре и ясным днем
Обзор книги Петр Скобелкин - На заре и ясным днем
На заре и ясным днем
История человеческих отношений и судеб первого в стране образцово-показательного молодежного зерносовхоза «Большевик» в подлинных документах и комментариях главных свидетелей.
Можно ли по одной капле определить, что такое море? Наверное, сразу нельзя — надо представить его все, огромное и бушующее на земной тверди. Но разве по этой капле нельзя судить о том, что такое морская вода? Познать ее цвет, вкус, вес? Цвет, вкус, вес моря. Ведь море и состоит из бесчисленного множества этих капель. Его жизнь, его дыхание, волнения и торжество — все в этой неотделимой капле.
Не так ли и судьба страны складывалась и складывается из маленьких судеб людей, коллективов? И биография Родины — это и наша биография, и биография людей сибирского совхоза «Большевик», необычной ячейки, созданной постановлением ЦК ВЛКСМ в 1931 году. «Шестидесятидвухлетие Советской власти», так просто, тремя обыкновенными словами называем мы беспримерный подвиг советского человека, то «чудо», которое и сейчас для многих наших зарубежных недругов остается загадкой.
А мы-то хорошо знаем, что никакого здесь чуда нет. Да, 62 года Советской власти — это подвиг, которого еще не знали люди Земли, это осязаемое торжество политики ленинской партии коммунистов, и всякий раз, встречая Октябрьский праздник, мы с гордостью думаем о наших отцах. Мы знаем, какой дорогой ценой платили они за наше счастье.
Есть слова красивые, есть громкие, злые и ласковые. Но есть слова, за которыми стоит целая жизнь, судьба многих-многих людей. И такие слова нельзя забыть. Таким было, например, и обращение коммунара Сергея Третьякова, произнесенное им в 1931 году: «Гражданская война перепахала наш край. Борьба с бандитами переборонила села. Активными пролетариями, красными партизанами да бедняками, как сортовым зерном, засеяна была земля.
Жгло посев суховеем голодовок. Било градом склоки. Ели его вредители — жучки-собственники, гусеницы-лодыри, кузнечики-разгильдяи, но полеводы на этом посеве были крепкие — большевики…
Мы легко забываем прошлое за уймой сегодняшних дней. Нельзя забывать это прошлое во имя нашего будущего».
А вот что говорит Мария Васильевна Сапогова, рабочая совхоза «Большевик»:
— Да разве можно забыть, как в войну пахали мы, женщины, на коровах, таскали на спине пятипудовые мешки, как голодали наши дети! И все ждали — ждали победы и мужиков своих в дом. А они не вернулись. Из пяти изб пришли только в один дом. А изб этих у нас было побольше сотни. И мой не вернулся — ни Саша, ни Коля… Нельзя забывать…
Совхоз «Большевик» — это маленькая капля в большом человеческом море. Но через эту каплю как сквозь призму просматривается большая судьба страны.
И у истоков его стоял Центральный Комитет ВЛКСМ.
«Постановление БЮРО ЦК ВЛКСМ от 30. VIII. 1931 г.
Слушали: о молодежном зерносовхозе на Урале.
Постановили: а) одобрить постановление зерно-треста о превращении совхоза «Большевик» на Урале в опытно-показательный молодежный зерносовхоз, сохранив за ним прежнее название;
б) предложить Уральскому обкому ВЛКСМ совместно с сельхозсектором ЦК разработать и внести на утверждение в Секретариат ЦК мероприятия по превращению совхоза «Большевик» в молодежный опытнообразцовый зерносовхоз.
…8. Предложить всем крайкомам, обкомам РК и ячейкам ВЛКСМ, газете «Комсомольская правда», журналу «Смена», ячейкам «ЖКМ»[1] и «Ударники полей» и всем краевым и областным комсомольским газетам мобилизовать внимание молодежи и взрослых рабочих и колхозников, а также организовать сбор средств на строительство совхозов…»[2]Именно этот документ, подписанный первым секретарем ЦК ВЛКСМ Александром Косаревым, привел меня в уральский совхоз «Большевик».
Надежды отыскать старые документы, первых большевиков было немного: прошло столько лет. В 1967 году, когда я впервые приехал туда, совхозу исполнилось уже 36 лет.
Но мне повезло.
Как уцелели эти документы, не знаю. В 1934 году, когда образовалась Курганская область, часть архивных материалов отправилась в Челябинск, часть в Свердловск. Те, что остались, терпеливо ждали своей участи на месте, впоследствии были мобилизованы войной — одни из них согрели остывшие печки, другие стали школьными тетрадями (бумаги в войну было не густо). А вот эти остались. Я не архивариус, не историограф и раскрыл первую книгу просто ради любопытства. Прочитал один документ, другой и оторваться уже не мог. А были это всего-навсего приказы директора совхоза «Большевик». Но со страниц этих по-кустарному сброшюрованных книг, из легких облаков пыли явились вдруг люди, люди, которые мерзли, голодали, уздали американские «катерпиллеры», грызли семечки, уходили по мобилизации в РККА, пахали на коровах, получали похоронные, поднимались на ноги и поднимали запущенную землю. Люди, которые умели ненавидеть и любить. И мне вдруг открылся этот мир. Мир яростный и прекрасный.
Показать все эти документы сразу нет возможности: их 17 томов. Поэтому мне показалось разумным выбрать из них те, которые рассказали бы об отдельных периодах деревенской жизни.
Это документы и приказы 1933–1935 годов, приказы военных лет и приказы, изданные после 1968 года.
Три периода — один цвет времени.
Автор
НА ЗАРЕ…
«Приказ № 150… от 14/VIII 33 г. § 9
Комбайнеру Ворошиловского отделения товарищу Козлову Дмитрию Ивановичу объявляю благодарность за хорошую работу на комбайне (ведет комбайн на 10 километров без остановки при моторе «Форд-Рогозин»), пуск комбайна утром против всякого настроения руководителей отделения (управляющий Подгородов, уполномоченный Глазырин, агроном Никитин) в том, что рано пускать комбайны, сыро. Принимая к сведению, что Козлов Д. И. рабочкомом за его работу 12/VIII премирован костюмом, одновременно поручаю конкурсной комиссии при определении премии по окончании уборочной учесть уже сделанные заслуги тов. Козловым, приказываю:
Управляющему Ворошиловским отделением Подгородову немедленно обеспечить ему лучшие бытовые условия в поле, на уборочной, сделав отдельный шалаш[3], а на зиму приготовить отдельную оборудованную квартиру.
Директор Писарев,
секретарь Каткова».
ВЫСТРЕЛ В НОЧИ
Ее уговаривали: «Куда на ночь глядя? В темень такую и дорогу потерять недолго». Она хитро улыбалась: «Агат лучше меня дорогу знает, отличный конь!» Управляющий отделением отвел ее в сторону и негромко сказал: «Ходят слухи, бандюги из недобитого кулачья собираются».
Анастасия только похлопала ладонью по кобуре нагана, резко повернулась. Упрямо заскрипела кожаная куртка.
Управляющий не отступался:
— Анастасия Михайловна, я как старший товарищ…
Она не сердито, но строго его поправила:
— Здесь пока я директор и… старший товарищ.
Легко вскочила в седло.
Анастасия сама понимала, что «старший товарищ» она сказала сгоряча: ей еще не было и сорока. Но на всю округу она была единственной женщиной, руководившей хозяйством. И в отряде «тридцатитысячников», прибывших из Москвы и Ленинграда в Западную Сибирь, женщин она не встречала.
Агат натянул Поводья и с места рванулся в галоп, повинуясь едва заметному движению руки своей хозяйки.
А ночь была на удивление необычна — тихая (что никак не похоже на эти места в пору, когда весна встречается с летом). И темная. Где-то высоко над уснувшим Миассом одиноко жили звезды.
Густой туман заполнил низины и покрыл холодной сыростью озябшие одинокие кусты ивняка и таволги.
И так же одиноко скакал конь с «непутевым» седоком в ночи.
Анастасия не училась верховой езде. Ей, москвичке, до этих курганских степей лошадь приходилось видеть не так уж часто. Но за полгода работы директором в совхозе «Молодежный» (так поначалу назывался «Большевик») она обрела в Агате немого, но умного друга.
Ну а что делать, когда лошадь для директора совхоза единственное и самое надежное средство передвижения?
Сама по себе впечатлительная натура, она с детства любила, нет, пожалуй, не то слово, боготворила животных. Когда-то, в те далекие утренние годы, прочитала однажды «Холстомера» и прониклась превеликим уважением к этим прекрасным созданиям природы — лошадям.
Наверное, и Агат, понимая свою хозяйку, был всегда послушен и подчинял свое самолюбие ее подчас сумасбродному характеру.
«Главное — держаться в седле,
главное — держаться в седле,
главное — держаться в седле…» —
