Диана Машкова - Если б не было тебя
– Мороженое, – брякнула Катя, чтобы он наконец отстал со своей едой.
Отец быстро протараторил названия блюд официанту, который, казалось, обладал сверхестественной способностью возникать из ниоткуда. Катя услышала в беглой речи папы только одно знакомое и смешное слово – «змрлзина».
Как только мужчина отправился выполнять заказ, отец приступил к дурацкому допросу, которого девочка боялась больше всего.
– Как у тебя в школе успехи?
– Так себе, – буркнула Катя, глядя в стол.
– Почему?
– Неинтересно. И учителя придурки.
– Почему?! – Казалось, отец искренне удивился, словно сам никогда не учился или у него отшибло память.
– Орут. Не могут с нами справиться, вот и бесятся.
– А вы не выводите их из себя!
Катя ничего не ответила. Как и все взрослые, отец моментально влез с очередным «мудрым» советом. А она-то надеялась, ему захочется узнать, какая теперь у нее на самом деле жизнь.
– Что еще новенького?
Очередной умный вопрос. Четыре года они не виделись, не разговаривали друг с другом. Что может быть «новенького»?! Друзей и подруг у нее в школе по-прежнему не было. Там Катьку Шварц считали лохушкой: денег у нее никогда не водилось, ни в кино, ни в «Макдоналдс», ни по магазинам она с девчонками не ходила. Учиться за последний год стала хуже, окончательно съехала на тройки. Одевалась вечно как нищенка. Что еще новенького…
– Бабушка умерла, – тихо сказала Катя.
– Господи, – папа расстроенно заморгал, – как же так?!
– Болела…
– Жалко Галину Сергеевну! Такая женщина замечательная.
– Была, – добавила Катька еще тише, едва остановив слезы. – И всех нас любила.
– Как у деда здоровье? – Отец торопливо переключился на безопасную тему.
– Что ему будет…
– Так и живет на даче?
– А куда его девать-то? С мамой они в один миг друг другу горло перегрызут, – она расстроенно отмахнулась: не то говорил отец и спрашивал не о том.
– А у Лены…
– Это уже нечестно, – Катька не выдержала, – сам теперь рассказывай, как живешь! Я тебя столько лет не видела!
– Ах, да, – отец сразу заулыбался, – мне повезло! Я наконец-то живу как мечтал. Первое время, конечно, тяжеловато было. Денег не особенно хватало. А потом словно чудо произошло. Стали на разные проекты приглашать, картины начали продаваться. И главное… – Он осекся.
– Что? – Катька ревниво на него взглянула: дурное предчувствие резануло по сердцу.
– Ладно, ты уже взрослая. – Он взял в руки бумажную салфетку и стал складывать из нее кораблик. – Я встретил женщину. И очень ее люблю.
– Не понимаю тебя. – Щеки Кати стали пунцовыми.
– Она чудесная женщина. Тоже художник. Вот уже целый год мы живем вместе. У нее под Прагой…
– Тот самый прекрасный домик?! – Катька не дала ему договорить: ненависть выворачивала ее наизнанку; она захлебывалась словами: – Значит, дед был прав?! Ты самый настоящий альфонс!
Глаза отца неприятно сузились, он поднял на дочь тяжелый взгляд.
– Зачем же ты так? Это, мягко говоря, не твое…
– Ты на моей маме женат! Не имеешь права!
Вошел официант, они оба разом замолчали и отпрянули от стола. Катька тяжело дышала, словно пробежала без остановки несколько километров, ее лихорадило. Некстати явившийся мужчина тем временем торжественно водрузил между ними огромную доску с имитацией вертела, пронзившего огромную, зажаренную до хрустящей корочки свиную ногу. От горячего мясного духа девочке стало дурно.
– Я это не буду! – Катька зажала нос.
– Как хочешь…
Отец молча, не глядя на дочь, отрезал кусок и положил себе на тарелку. Катька до последнего момента не верила, что он сможет спокойно есть – саму ее колотило так, что зуб на зуб не попадал. Но Виктор уплетал свое мясо как ни в чем не бывало. Только темный взгляд, зафиксированный в одной точке, выдавал его напряжение.
Катька отдышалась и стала лихорадочно соображать, как спасти ситуацию. Если ничего не сделать сейчас, он уйдет. А ей придется снова жить с мамой.
– Прости… – Она едва выдавила из себя одно-единственное слово, ей было трудно извиняться перед тем, кто сам во всем виноват.
– Ничего. – Отец натянуто улыбнулся. – Мы давно не виделись, отвыкли друг от друга.
Вот, значит, как это называется! Он отвык! Катя, надув губы, молчала.
– Да, еще хотел спросить. – Отец прищурился, глядя на Катю, словно оценивая, не устроит ли она еще одну истерику. – Скажи, а у Лены кто-нибудь есть?
– Это в каком смысле? – Катя замерла.
– Ну… Любимый мужчина.
– Ты, – боялся он не напрасно: Катя мгновенно вышла из себя, – ты с ума, что ли, сошел?! Совсем больной?
– Катерина! Кто тебя научил таким словам?!
– А ты думай, что говоришь! Мама твоя жена, ты забыл? Она любит только тебя.
– Она молодая женщина… Мы уже столько лет не живем вместе.
– И что? Мы тебя ждали! Ждем… Пока ты по бабам шляешься!
– Все! – Отец отбросил вилку. – Не получается у нас с тобой разговор. Я слышал, что в подростковом возрасте дети становятся трудными, но ты бьешь все рекорды. Кажется, я очень вовремя от вас обеих уехал.
В ответ Катька задрожала от ненависти: этот человек, которого она когда-то так сильно любила, оказывается, даже не понимает, какой страшный вред ей причинил. Она смотрела мимо отца и боролась с подступавшими слезами. Напрасно.
– Ну, малыш… – Виктор с трудом выдавил из себя когда-то привычное имя, – ну, не плачь! Все же хорошо. Да?
– Нет, – сквозь всхлипы пробормотала она, – мама плохая. Я не хочу с ней жить! Можно, я лучше останусь здесь, с тобой?
Даже сквозь слезы Катя заметила, как по лицу отца пробежала волна, похожая на помехи в телевизоре. Она исказила черты мужчины и замерла в опустившихся уголках рта.
Катя разрыдалась еще сильнее: все поняла без слов. Она хотела вызвать его жалость, рассказать о том, что Ленка теперь, чуть что, пускает в ход кулаки. О том, что едва ли не каждый вечер от матери пахнет спиртным, что она закатывает страшные истерики и несколько раз уже грозилась убить свою дочь. А когда Катька недавно сильно порезала руку, пока чистила картошку, только бросила, едва взглянув: «Так тебе и надо!»
– Перестань, малыш. Все равно ничего уже не исправишь.
Новая волна рыданий задушила ее слова: накатила и не желала отступать. Отец пересел к ней, обнял за плечи, потряс, прижимая к себе. Катя поддалась ему как тряпичная кукла, обмякла, но его прикосновения больше не приносили желанных ощущений – ни надежности, ни силы в них не было.
– Пойдем отсюда, – пролепетала она, как только смогла заговорить.
Отец послушно поднялся и сам отправился искать официанта. Тот, сообразив, что не стоит больше показываться единственным и странным посетителям на глаза, больше не высовывал носа из подсобки.
Разобравшись с оплатой, Виктор вытянул Катю за руку из-за стола, помог ей одеться и вывел на улицу. Только здесь, на свежем воздухе, она вдохнула полной грудью и немного пришла в себя.
– Поговори, пожалуйста, с мамой, – с трудом выдавила она и поморщилась, заметив ужас, промелькнувший в глазах отца.
– Зачем?!
– Она приехала сюда специально, чтобы найти тебя.
Катька надеялась, что отец, увидев Лену своими глазами, сразу поймет: нельзя оставлять с ней ребенка. Дочку нужно спасать.
– И что? – Он все еще делал вид, что ничего не понимает: закрылся от дочери глухой стеной.
– Трус! – процедила он с досадой сквозь зубы. – Я тебя ненавижу!
Он с секунду постоял на месте, потом решительно схватил Катьку за руку, дернул и приказал:
– Веди! Закроем эту тему раз и навсегда.
Катька ждала в коридоре, пока отец разговаривал с матерью в номере. Оттуда доносились причитания, вскрики, плач – несложно было себе представить, как мать унижается перед отцом, ползает перед ним на коленях и умоляет вернуться. Девочка не могла больше этого слышать: закрыла уши ладонями. С нее хватит, она больше ничего не желает знать.
Отец вышел из номера весь взмокший, как будто из сауны – волосы у корней влажные, рубашка под мышками потемнела. Кое-как попал руками в рукава куртки.
– Спасибо, – бросил он Катьке, которая стояла, съежившись и вжавшись в стену, – давно надо было это сделать.
– Что ты ей сказал?
– Все, что было нужно. – Он посмотрел на дочь так, словно она была незнакомкой. – Прощай!
Виктор решительно развернулся на каблуках и пошел к выходу. Его волосы развевались от быстрой ходьбы, фигура – чужая, жестокая – стремительно удалялась. У Кати больше не было отца.
Когда она, дрожа от страха, открыла дверь в номер и вошла, мать лежала в сапогах поперек кровати. Вниз лицом.
