Колин Гувер - Признайся (ЛП)
Это интимный жест.
Мне не нравится, что он считает, что может это сделать, и при этом чувствует себя достаточно комфортно.
- Все нормально, Оберн, - он опускает руку и выходит в коридор. - Увидимся в воскресенье вечером.
Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней.
В последнее время я стала замечать за ним самые разные действия. Когда я жила в Портленде, я совсем не встречалась с ним. Однако, переезд в Техас сделал его присутствие в моей жизни постоянным. Кажется, мы с ним не очень понимаем друг друга, когда дело доходит определения дружбы.
- Он мне не нравится, - высказывается Эмори.
Смотрю в сторону гостиной, она сидит на диване, ест свой пончик, листая журнал.
- Ты даже не знаешь его, - говорю я в защиту Трея.
- Мне гораздо больше понравился парень, который приходил к тебе прошлой ночью.
Она имеет наглость осуждать меня, даже не отрываться от своего журнала.
- Так ты была здесь прошлой ночью?
Она кивает и делает глоток своей содовой, снова не удосужившись посмотреть мне в глаза.
- Ага.
Что? Она думает - это нормально?
- Ты была здесь, когда я звонила тебе по поводу кодового слова?
Она снова кивает.
- Я была в своей комнате. Я очень хорошо умею подслушивать, - улыбается она.
Я киваю и возвращаюсь обратно в свою спальню.
- Хорошо, что я узнала, Эмори.
Глава 6
Оуэн
Будь я умнее, остался бы дома, одеваться и собираться.
Будь я умнее, сидел бы себе и морально готовился к экскурсии по квартире Оберн, на которую обещал прийти вечером.
Будь я умнее, я не был бы здесь.
Не ждал бы, когда мой отец войдет в эту дверь и увидит мои руки, скованные наручниками за спиной.
Не знаю, что я сейчас должен чувствовать, но единственное, что я чувствую, это то, что у меня намертво затекли руки.
Знаю, что он может появиться в любую секунду, и последнее, чего я хочу - смотреть ему в глаза.
Дверь открывается.
Я отворачиваюсь.
Слышу его шаги. Он медленно заходит в комнату. Я ерзаю на стуле, но из-за металла на моих запястьях, едва могу двигаться.
Кусаю нижнюю губу, чтобы не сболтнуть чего-нибудь, о чем я потом буду жалеть. Кусаю ее так сильно, что чувствую вкус собственной крови.
Избегаю смотреть на него, поэтому фокусирую взгляд на постере, висящем на стене.
Это фотопрогрессия. Она наглядно показывает деградацию человека, принимающего МЕТ, на протяжении десяти лет. Смотрю и пытаюсь осознать тот факт, что на всех десяти картинках изображен один и тот же человек. А это значит, что он был арестован не менее десяти раз.
На девять больше, чем я.
Мой отец вздыхает и садится на свое место. Он дышит так тяжело, что его дыхание достигает меня через стол и вынуждает откинуться назад на несколько сантиметров.
Я определенно ничего не хочу знать ничего о том, что творится сейчас в его голове. Я лишь знаю, что происходит в моей.
Разочарование.
Не столько из-за моего ареста, сколько из-за того, что я подвел Оберн. Похоже, в ее жизни было немало людей, разочаровавших ее. И я ненавижу себя за то, что могу стать одним из них.
Ненавижу.
- Оуэн, - произносит отец, привлекая мое внимание.
Не реагирую. Я жду продолжения, но он не говорит ничего, кроме моего имени.
Мне не нравится его молчание. Я знаю, что ему есть что сказать мне. На самом деле, я тоже много чего хотел бы ему сказать, но Каллахан Джентри и его сын - не лучшие собеседники.
С той самой ночи, когда Оуэн Джентри стал единственным сыном Каллахана Джентри.
Вероятно, это единственный день в моей жизни, который я ни на что не променяю. Из-за этого дня я творил все то дерьмо. Из-за этого дня я сейчас сижу здесь, вынужденный говорить со своим отцом о моих перспективах.
Иногда мне кажется, что Кэри все еще может видеть нас. Интересно, что бы он подумал о том, что происходит с нами сейчас?
Я отрываюсь от МЕТ-постера и перевожу взгляд на отца. За последние несколько лет мы усовершенствовали искусство молчания.
- Как думаешь, Кэри видит нас сейчас?
Лицо моего отца остается безучастным. Все, что я вижу в его глазах -разочарование. Просто теряюсь в догадках, чем именно оно могло быть вызвано.
Может он разочарован в своих отцовских качествах? Или, потому что я оказался здесь. А может, просто, потому что я упомянул Кэри.
Отец никогда не упоминал моего брата. Я никогда не упоминал моего брата. Не знаю, зачем я делаю это сейчас.
Я наклоняюсь вперед и удерживаю его взгляд.
- Пап, как думаешь, что он думает обо мне сейчас? - спрашиваю я спокойно.
Очень спокойно.
Если бы у моего голоса был цвет, он был бы белым.
Мой отец сидит, стиснув челюсти, а я продолжаю.
- Думаешь, его разочаровывает мое неумение отказывать?
Отец вздыхает и отворачивается, прерывая визуальный контакт.
Я заставляю его чувствовать себя неуютно. Я не могу наклониться вперед сильнее, чем сейчас, поэтому рывком двигаю стул, пока не упираюсь грудью в стол между нами. Теперь я настолько близок к нему, насколько вообще могу быть в данный момент.
- Как думаешь, что Кэри думает о тебе, папа?
Это предложение было бы черным.
Кулак отца врезается в столешницу, он резко поднимается с места, его стул падает.
Он дважды обходит комнату и пинает стул, который ударяется в стену. Он продолжает мерить маленькую комнату шагами от одной стены до другой. Шагов семь, или что-то вроде того. Он настолько зол, что мне становится плохо в этой крошечной комнате.
Человеку требуется пространство, чтобы выпустить свою агрессию. Им стоит принять на рассмотрение подобную ситуацию. Когда они загоняют человека в маленькую комнату для встречи с адвокатом. Потому что, если адвокат, еще и твой отец, то ему нужно немало места, чтобы выпустить весь свой гнев.
Он несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает. Точно так, как он учил нас с Кэри, когда мы были младше. Будучи братьями, мы часто дрались. Не чаше, чем другие, но так как нашим отцом был Каллахан Джентри, мы с детства учились выпускать свой гнев морально, а не физически.
- Только вы сами можете контролировать свою агрессию, - учил он, - никто, кроме вас. Вы должны контролировать гнев и контролировать счастье. Держите все внутри, мальчики.
Может мне напомнить его слова?
Держи все внутри, папа.
Определенно нет. Он не хочет, чтобы я вмешивался, пока он пытается убедить себя в том, что не это я имел в виду. Что я сказал это только потому, что я злюсь.
Каллахан Джентри умеет обманывать себя.
Если бы я захотел нарисовать его сейчас, я бы использовал все оттенки голубого, которые смог бы найти.
Он спокойно кладет ладони на стол между нами. Смотрит на свои руки, чтобы не смотреть на меня. Медленно втягивает в себя воздух, и еще медленнее выдыхает.
- Я внесу за тебя залог, как только смогу.
Хотелось бы мне казаться безразличным. Но это не так.
У меня нет желания оставаться здесь, но я не в силах что-либо изменить.
- Мне все равно больше негде быть, - заявляю я.
То есть, разве это не правда?
Я уже опоздал, даже если бы появился прямо сейчас. К тому же мне будет очень трудно объяснить Оберн, где я был. Или почему.
В любом случае, прошлой ночью меня попросили держаться подальше от нее.
Ну и кто, теперь, нуждается в залоге?
Не я.
- Мне все равно больше негде быть, - повторяю я.
Глаза отца встречаются с моими, и я впервые замечаю в них слезы.
Со его слезами приходит надежда.
Надежда на то, что он достиг переломного момента.
Надежда на то, что это была последняя капля.
Надежда на то, что я наконец услышу: «Чем я могу помочь тебе, Оуэн? Как я могу изменить все к лучшему?»
Но ничего не случается, моя надежда исчезает, как и слезы из его глаз.
Он разворачивается и идет к двери.
- Мы еще поговорим вечером. Дома, - роняет он, прежде чем уйти.
Что с тобой случилось, - спрашивает Харрисон. - Выглядишь дерьмово.
Я сажусь за барную стойку. Я не спал больше суток. Как только за меня был внесен залог, я отправился в студию. Я не горю желанием идти домой, чтобы обсудить мою ситуацию, потому что мне нужно немного времени, чтобы встретиться с отцом лицом к лицу.
Уже полночь, и Оберн, должно быть, спит. Или она слишком раздражена, чтобы спать, потому что я так и не появился сегодня, хотя обещал.
Но это только к лучшему.
Я должен наладить свою жизнь прежде, чем Оберн станет ее частью.
- Меня арестовали прошлой ночью.
Харрисон немедленно перестает наливать пиво в стакан, который он собирался передать мне.
- Прости... Ты сказал - арестовали?
Я киваю и обхожу барную стойку, чтобы взять у него наполовину заполненный стакан с пивом.
