Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том второй
Кристина не знала, как договориться с наглой бабой. Денег доплатить уже не было, все ушло на покупку части дома, и с трудом приподняв голову от подушки, она поглядела на бабу, разозлившуюся на больную квартирантку:
– Чего разлеглась? Вали отсюдова! – заорала хозяйка с порога. – Завтра у меня смотрины назначены, люди придут смотреть, а тут ты валяешься, пошла!
Завизжала она, не скрывая агрессии.
Сын Кристины бросился к маме, заплакал, обнимая ее слабые плечи.
Хозяйка ждала, невменяемая, наглая и тупая в своей алчности.
Кристина кое-как встала, оделась и, припадая, побрела с сыном к входной двери. Сын прихватил сумку с документами и, взвалив две сумки на плечи, все их добро, устремился к выходу, где привалившись к стене, еле дышала, больная мать.
Хозяйка схватилась за входные двери, но маленький Шмелев ее опередил и ловко, так что та ничего не сумела понять, ухватил ключи, запер входные двери, а ключи в карман сунул. Ключи эти были единственными, других жадная баба не сделала, вроде бы должна была сделать для себя дубликат, но не смогла преодолеть собственную алчность и потратить сколько-то рублей на еще один ключ, она надеялась, сделают квартиранты. Как всегда, в таких случаях, надеются твари и им подобные, те, кто наживается на бедах и несчастьях других людей, сдавая хламное жилье и мебель с помойки, мол, квартиранты ремонт сделают и мебель купят, глядишь, при переезде, чего оставят, а хозяйка-то и приберет, к себе на дачу, а что получше и в собственную квартиру, оставляя опять хлам уже для следующей партии квартирантов.
Кристина безразлично слушала крики бывшей хозяйки, сын не дал ей вмешаться, а повлек за собой на холодную улицу, на остановку, в автобус, где до вокзала, она поспала с часок привалившись к плечу сына, а после, едва очнувшись, оказалась в тепле зала ожидания. Сын на последние деньги купил два билета на позднюю электричку и, сбегав в аптеку, приобрел дешевого аспирина, принес бутылку простой воды, заставил Кристину выпить две таблетки.
Она выполняла все, что он требовал, послушная его действиям и приказам. Через два часа тряски в полупустой электричке, они вышли на одинокий полустанок и побрели в сторону дома.
Четвертинка дома была не обжитой, но готовой к приему долгожданных хозяев. Добротная мебель была оставлена при продаже и Шмелев младший быстренько перестелил кровать, используя собственное постельное белье, из сумки. Мать он уложил и она мгновенно уснула, едва даже понимая, где и что, она оказалась.
Мальчик затопил печь и, используя долг гостеприимства, который еще жив в наших деревнях, отправился к соседям, занимавшим большую часть дома. Соседи, большая дружная семья, узнав, в чем дело, ахнули и кинулись помогать. В некоторых ситуациях, чужие люди становятся роднее родных, так и тут произошло.
А квартирная хозяйка, выгнавшая на улицу больную женщину с маленьким сыном, билась, билась о железную дверь, запертую с той стороны на замок, кричала, кричала и докричалась. В замочную скважину вдруг кто-то с силой заорал, раз, другой, а после грохнул то ли кулаком, то ли чем потяжелее.
– Черти! – рявкнула хозяйка, думая, что это хулиганье.
– Они и есть! – завыли в замочную скважину. – Пришли по твою поганую душу!
– Ай-ай, – завизжала хозяйка, с ногами забираясь на скрипучую узкую кровать, где еще сохранилось тепло от больного тела квартирантки.
– Отдавай свою душу! – засвистели, захрюкали в замочную скважину.
Хозяйка, мелко дрожа, принялась креститься, бессвязно лепетать что-то о Боге и тут, забилась в истерике:
– Помоги! Господи, помоги!
– Не поможет! – доложили с той стороны двери и все стихло.
Она еще долго тряслась и сидела на кровати, подобрав под себя ноги, а утром вспомнила о сотовом телефоне в кармане. Набрала службу спасения, кратко рассказала, что заперли и надо бы замок взломать.
Приехали бравые ребята, взломали, открыли. За хлопотами о новом замке, она и думать позабыла о вчерашнем происшествии, но семеня вслед за слесарем, пришедшим из управленческой конторы вставить новый замок, услышала характерное хрюканье и посвистывание:
– Отдавай свою душу!
– Ай-ай, – бросилась она вперед слесаря и припадая к стене, обмочилась.
Слесарь глядел с удивлением то на нее, то на дворовых пьяниц притулившихся у подъезда. Пьяницы откровенно и нагло рассмеялись на ее позор, хамы смеялись над хамкой, какая ирония!..
Гитлер Гитлером, а жизнь идет!
Елене Дашковой за восхитительную историю…
Фриц еле дождался, когда начальник, сделав очередное распоряжение, вышел из кабинета. Метнувшись к массивному письменному столу, достал из нижнего ящика сложенный вдвое листок бумаги и нахмурился, недоумевая. Насколько он понимал, такого телефонного номера не могло быть!
Фриц сник, понял, что женщина из парка над ним подшутила.
В двери вежливо постучали. Фриц вскочил, торопливо сжав бумажку с номером в кулаке.
В кабинет заглянул подчиненный, Фриц суетливо передвигаясь по кабинету, переложил на молоденького служаку все распоряжения начальника и выбежал вон.
В голове его прокрутилось:
«Гитлер гитлером, а жизнь идет!»
Фриц ринулся в парк, где накануне, примерно в пять утра, он ее и встретил…
Ему часто не спалось, мучило заболевание сердца и нехватка воздуха. Спал он всегда с раскрытыми настежь окнами, но в эту длинную, предгрозовую ночь воздуха не было вовсе, ничто не проникало вовнутрь комнаты дома, где маялся Фриц. Проворочавшись до трех утра он не выдержал, схватил подушку и вышел из дома. До парка с его буйными зарослями сирени было рукой подать. Фриц выбрал скамейку и улегся, подложив подушку под голову, вдыхая восхитительный запах сирени, моментально уснул.
– Вот это мило! – громко произнес кто-то.
Фриц открыл глаза. Над ним стояла, чуть наклонившись, женщина. Он с удивлением ее разглядывал. Женщина, едва ли моложе него самого, но не забитая и сгорбленная, не в платке и мужицких сапогах, как он привык видеть повсеместно, а красавица, с прелестной прической, в платье синим горошком, в туфельках на высоких каблуках. Правда, женщина была немножко пьяна, но Фриц моментально простил ей эту маленькую слабость за восхитительно-свежий аромат духов, что окутывал ее всю с ног до головы, будто облаком.
– Ты что с костюмированного бала сбежал? – спросила женщина.
Фриц понимал по-русски и говорил по-русски, правда, с акцентом, но это ничего, не в разведшколе, в конце концов, ему экзамены сдавать. Он встал, оправил форму, в которую переоделся перед выходом из дома, не в кальсонах же в самом деле было путешествовать, пускай даже ночью!
Фриц вежливо склонил голову перед женщиной и назвался:
– Фриц!
– Хельга, – присела она в книксене и расхохоталась, увидев его недоумение, – да ладно, меня Леной зовут или Еленой Прекрасной!
– Елена Прекрасная, – автоматом повторил он.
Она кокетливо рассмеялась. У нее были серые глаза и обаятельная улыбка.
– Вы не русская? – догадался он, не в состоянии понять, как в таком маленьком поселении раньше не заметил столь чудесную особу.
– Русская? – покачала она головой, отвечая вопросом на вопрос.
Ее говор, мягкий и успокаивающий говор, ее грудной голос, окончательно его обворожили.
Фриц не был женат, он участвовал в великих походах Гитлера и, хотя только недавно осознал, что военной жилки в нем нет, повернуть время вспять было уже не под силу, и потому-то Фриц утешал себя философской мыслью: «Гитлер гитлером, а жизнь идет!»
Фриц был истинным арийцем, высоким, белокурым, голубоглазым, где-то в Германии, возможно и подрастал его ребенок. Подчиняясь приказам фюрера многие девушки из добропорядочных семей желали увеличить арийскую нацию, но краткие романы не перерастали в настоящую любовь и Фриц в душе своей сожалея об общем безумии беспорядочных связей отошел от этого занятия, с головой погрузившись в военную карьеру, которая и привела его в богом забытое русское поселение с мрачным недоверчивым народом.
– Елена Прекрасная, – произнес он.
Она наклонила голову, приготовившись слушать.
– Я не знаю, куда вас, здесь пригласить, но неподалеку есть городок, где в кафе, по вечерам, играет маленький оркестр из военных музыкантов, где вкусно кормят и подают отличные блюда.
– Свидание? – спросила она и оценивающе его оглядела. – Я согласна!
Достала из сумочки, что висела у нее на плече нежно-розового цвета блокнотик и карандаш, начиркала что-то, подала ему:
– Позвони мне часиков в шесть вечера, договоримся, где встретиться и поедем!
Он машинально сжал бумажку с телефонным номером, а Елена, послав ему воздушный поцелуй, быстро растворилась в зарослях сирени.
На следующее утро Фриц снова был в парке. Сидел на той же скамейке, нервно теребил листок бумажки с цифрами несуществующего телефонного номера. В пять утра он услышал постукивание каблуков, из зарослей сирени вышла она.
