Елена Надежкина - И всё это просто Жизнь (сборник)
Все посмотрели на нее с сочувствием.
– Да, такова наша доля, – протянула опять Татьяна Ивовна.
Как-то само собой разговор пошел об отцах и матерях, давно ушедших и еще живущих.
Часа через два потихоньку стали расходиться.
У меня был выходной и я осталась с теткой Настасьей и еще одной соседкой убрать со стола. Вот так, жил человек и все, пустая комната с завешенным зеркалом и остановившиеся ходики с гирьками.
Мы делали свое дело почти без слов, а если и говорили о чем, то почему-то шёпотом, словно боялись потревожить кого-то, уже не живущего в этом доме.
– Ну, прости нас Ирина Митрофановна за все, царствия тебе небесного, – тетка Настасья перекрестилась на пороге и закрыла дверь в квартиру.
– До новых жильцов, – вздохнула Лариса.
Мы разошлись по своим домам, к своим вечным делам и проблемам за которыми совсем не видим людей.
С этого дня жизнь в подъезде переменилась. Все мы стали как-то ближе друг другу, словно родня, какая-то очень дальняя, но все же родня.
Я и сама заметила за собой, что меня стала интересовать жизнь соседей.
Вскоре, на скамейке у подъезда, где так долго сидела одинокая Ирина Митрофановна, стали собираться соседки, а затем и соседи, беседуя о чем-то, делясь своими проблемами и радостями. И для всех оставалось загадкой, от чего не было так раньше?
Квартира Ирины Митрофановны всё ещё пустовала, смотря печальными окнами на беседующих. Я часто поглядывала внутрь, первый этаж давно уже врос в землю, и окна были так низко, что в них можно было рассмотреть всё, что делалось внутри квартиры.
Все те же остановившиеся ходики на стене и завешенное зеркало, его так никто и не открыл.
Тетка Настасья однажды поймала мой взгляд.
– Я на девять дней свечку ей в церкви поставила, сороковины скоро, собраться что ли?
И все сразу подхватили, «собраться» – словно эта мысль была в голове у каждого, но никто не решался ее озвучить.
Мы снова сидели за столом в квартире Ирины Митрофановны. У её портрета горела большая восковая свеча. Налитая стопочка с куском чёрного хлеба. Мы вели негромкий разговор о жизни, о покойнице, вдруг оказалось, что в памяти у каждого остались какие-то моменты с ней, по которым из крупиц собиралась ее тихая незаметная жизнь, хотя бы тот отрезок, что провела она вместе с нами.
Огонек свечи тихо колебался, кидая отблески на портрет Ирины Митрофановны. Иногда мне казалось, что она плачет, глядя на нас.
– Надо бы собрать ее вещи в коробку, – заметила жена Сергея.
– Соберу завтра да в церкву отнесу, – отозвалась тетка Настасья.
– Самое верное решение, – поддержала Татьяна Ивовна, – ей уже там ничего не нужно, а людям сгодиться.
Но на завтра ни у кого не оказалось времени. А через день появилась у нас новая соседка.
Худенькая девочка лет восемнадцати, в больших черных очках и такой короткой юбчонке, что тут же вызвала осуждение сидящих у подъезда. Шла она вместе с Анной Дмитриевной, начальницей нашего ЖКО.
– Знакомьтесь, – обратилась Анна Дмитриевна к сидевшим, – это ваша новая соседка, в первую заселяется.
– Да-а, – только и сказал Иваныч из шестой квартиры, – таких-то у нас еще не было.
– И что это? Она одна там жить будет? – поинтересовалась его жена у начальницы, когда та вышла назад.
– Девчонка сирота, от собеса выделили, так что уж примите. Да и последите за ней за одно, сами знаете, детдомовские нынче какие бывают, – ответила Анна Дмитриевна и пошла дальше, гордо неся свою высокую прическу, как корону на голове.
– Прощай тихая жизнь, – протянула Татьяна Ивовна, поднявшись со скамейки, – пойду гляну, наверно хлебушек свеженький подвезли уже.
– Возьми-ка и нам буханочку, – протянула ей деньги жена Иваныча.
Из подъезда с постиранным бельем вышла тетка Настасья. Тяжелый пластиковый таз тянул ей руки.
– Как папаша вас? Я вам потом клубнички занесу, – сказал Иваныч, показывая рукой на ведро с крупной клубникой.
– Вот купили, на компот закрою, Иваныч мой обожает клубничный.
– Спасибо, отец мой то же пьет такой, а вот от смородинового морщиться. Это только врачи говорят, что он ничего не чувствует. А мне иногда кажется, он меня слышит, – вздохнула тетка Настасья.
– Ох, а у нас же соседка новая.
– Да ну?! И кто такая? – заинтересовалась Настасья, ставя таз на землю.
– С детдома, молодая, худющая такая.
– Надо бы зайти, познакомиться, может помощь какая нужна, – Настасья вытерла со лба выступивший пот.
– Во, клубничкой угостить, самое оно, – поддержал Иваныч.
Через пол часа тетка Настасья, Иваныч с женой и Татьяна Ивовна стояли у двери квартиры Ирины Митрофановны.
Девушка открыла дверь и с удивлением смотрела на незнакомых людей.
– Здрасти, – нашлась тут же жена Иваныча, – мы к вам по-соседски, знакомиться значит.
– Может помощь какая нужна, – Иваныч протянул девушке миску с клубникой.
– Проходите, – ответила та и чуть отошла в сторону, коридорчик был явно тесен для такой толпы.
Потом они пили на кухне чай из чашек Ирины Митрофановы с пирогом Татьяны Ивовны, рассказывали о том, какой хорошей была прежняя хозяйка, расспрашивали новую и, наконец, договорились, что завтра придут ещё раз, помочь девушке навести порядок, переставить кое-какую мебель. Кстати, новую хозяйку то же звали Ирина.
У меня снова был выходной, и я с удовольствием и интересом пошла со всеми вместе к новой соседке. К тому же у меня остались неплохие шторы, мы недавно повесили новые, и я решила отнести их Ирине, вдруг пригодятся.
Как оказалось, я была не одна такая. Татьяна Ивовна, принесла с собой плюшевое покрывало, не новое конечно, но вполне себе ничего. Жена Иваныча захватила светильник, давно лежавший в антресолях, Сергей пришел с чемоданчиком, полным разных инструментов – настоящий мужчина.
Ирина даже всплакнула, увидав наши дары.
– Я и не знала за что хвататься, – всхлипнула она, у меня же ничего нет, кроме собственных вещей.
– Ничего, девонька, всем миром поможем, – успокоила жена Иваныча, – мы молодые были, то же ничего не имели.
Вещи Ирины Митрофановны были аккуратно сложены в заранее приготовленные ящики, впрочем, их оказалось совсем мало, но всё чистое и целое. Казалось, что самое старое и дряхлое хозяйка сама успела выбросить перед смертью, а может, просто обходилась самым малым. Альбомы с фотографиями, какие-то книги и документы сложили отдельно.
Мебели в комнате было мало, но все необходимое для жизни. Диванчик, шкаф и сервант, полный разнообразных стаканчиков и тарелок.
– Ну вот, Ириша, посуду покупать уже не надо, смотри, сколько ее тут, – сказала Татьяна Ивовна, до блеска натирая бокалы.
– Ой, я и мечтать не могла, – порхала по чистой уютной квартирке Ирина, – у меня все есть, как во дворце.
– Ну да, чем не хоромы? – сказал Сергей, зажигая светильник над диваном.
– Ой, подождите, – кинулась из квартиры тетка Настасья. Вскоре она вернулась с большой картиной.
– Все равно у отца за шкафом стоит.
С картиной комната и правда стала выглядеть еще лучше, получилось некоторое подобие старинного салона. Мы стояли и любовались своей работой.
– Что скажешь, Ирина? – Сергей поправил угол картины. – Как тебе квартирка?
Тут только все заметили, что она тихо плачет, сидя на полу в коридоре.
– Ты чего это, дуреха?
Девушка протянула нам фотографию и зарыдала.
– Что ты, Ирочка, все хорошо, – кинулись мы к ней, ничего не понимая.
Девчонка по-прежнему тянула к нам старое фото.
– Это, это моя ба, – она захлебывалась слезами.
– Что Ира?
– Это моя прабабушка.
– Что?
Все оцепенели, на фотографии нежно улыбалась молодая Ирина Митрофановна, рядом с ней, прижавшись, сидела девочка лет трех с огромным бантом. На обороте надпись:
«Любимому Мише от жены и дочки Светочки. август 1941год»…
Мы долго еще сидели на кухне, пили чай, слушали рассказ Ирины и рассматривали старые фото, документы Ирины Митрофановны и читали ее дневник, рассказ о трудной жизни человека, которого уже нет с нами.
Ирина Митрофановна в молодые годы жила в Ленинграде, работала в музее, она вышла замуж за молодого лейтенанта, обожавшего ее, родила дочь Светочку – голубоглазое чудо, и дальнейшее рисовалось ей одним большим счастьем. Если бы не война…
Горе в ее дом вошло сразу и навсегда, муж пропал без вести в первые дни войны, только и остались от него несколько фото в военной форме и справка из военкомата. Стала Ирина ни жена, ни вдова. Часто смотрела она на фото, что так и не успела отослать мужу и думала о том, что никогда больше не быть ей такой молодой и счастливой. Одно заставляло её держаться и жить дальше, дочь Светланка. Ирина так и не смогла сказать дочери, что папы у нее больше нет, да и не могла сказать, до последнего верила, что муж вернется.
Не знала Ирина ещё в тот момент, что приготовила ей судьба ещё большую муку. В Ленинграде началась блокада, музей требовал от нее теперь много времени и сил, готовилась эвакуация. Маленькая Светочка всё чаше оставалась под присмотром соседей. Худенькое, полупрозрачное существо. Ирина боялась за дочь и каждый раз, по возвращении домой, обнимала и целовала ее, благодаря Бога, что девочка жива.
