Елена Модель - Благодетельница (сборник)
В двадцать лет, со скандалом разменяв жилье родителей на комнату в коммуналке и однокомнатную квартиру, она съехала в квартиру, тем самым намного опередив своих благополучных подруг. В кратчайшие сроки квартира была обустроена с нищенским великолепием. Не имея средств на покупку журнального столика и кресел, Марина отпилила ножки у обеденного стола и уселась на таком же подпиленном стуле поджидать жениха. Но время шло, а жениха все не было. Были мужчины, которые, вопреки природному замыслу, находили Марину женщиной весьма приятной и чувственной, а учитывая ее хозяйственность и наличие жилплощади, некоторые даже задерживались надолго. Но при малейшем намеке на совместное будущее мгновенно исчезали и больше никогда не появлялись.
Окончательно измучившись долгими поисками, она, наконец, познакомилась с армянином, который был настолько худ, что даже очки в толстой пластмассовой оправе болтались на его костлявой голове. Армянина звали Вартан. В душе он был фотографом, но, не имея к тому ни образования, ни должности, временно работал дворником за московскую прописку. Быстро оценив ситуацию и поняв, что ждать больше времени не остается, тридцатник не за горами, Марина раскинула сети, в которые довольно быстро попался романтичный дворник. Легко и бездумно он сочетался с Мариной законным браком и зажил на ее харчах, с каждым днем все больше расцветая и подходя буквально на глазах, как тесто в бадье. К этому моменту Марина уже закончила никому не нужный институт и работала неизвестно где и непонятно кем за совершенно нищенскую зарплату.
Вскоре после свадьбы Вартан обнаружил нехватку средств и стал проявлять признаки беспокойства, которые выражались в повышенном внимании к Марининым обеспеченным подругам. Поняв, что на скромную зарплату мужа не удержать, Марина озадачилась поиском нового места. Она обладала крепким рабочим умом и не терзалась никакими амбициями в смысле престижа и прочей ерунды. В работе ее интересовал исключительно заработок. К нормам морали у нее тоже было своеобразное отношение. Она считала мораль чем-то вроде платья. Кому-то подходит узкое в горошек, а кому-то, наоборот, широкое в клеточку. «И действительно, – рассуждала Марина, – вон у Светки Мельниковой папа – дипломат. Конечно, ей ничего не стоит быть образцом нравственности. Она не пойдет в торговлю, и взяток ей не нужно. Зачем рисковать, когда и так все есть. А у меня никогда ничего не было. Не было, но будет. Я сама добуду все, что мне по рождению не додали».
Сделав такое умозаключение, она, не долго думая, устроилась на работу к узбекам в цветочный кооператив. В ее обязанности входила продажа цветов в ресторане гостиницы «Россия». Работа небезопасная, но денежная. Марина быстро научилась держать баланс на тонкой грани между правопорядком и криминалом, сообразила, с кем дружить, а кого сторониться, и вскоре деньги потекли в семью спокойным, ровным потоком. Вартан обзавелся профессиональной камерой и, забросив лопаты и метлы, стал фотографировать все подряд, безо всякой выгоды для семьи, но и без особого ущерба. Однокомнатная квартира расширилась до размеров трехкомнатной и стала стремительно наполняться дорогими, безвкусными вещами. Все шло прекрасно, пока чудесное развитие событий не было прервано вдруг одним непредвиденным обстоятельством.
Как-то раз, выходя с работы далеко за полночь, Марина была задержана сотрудником гостиничного отделения госбезопасности. Парень был свой, прикормленный, поэтому, нисколько не испугавшись, цветочница последовала за ним в кабинет, на ходу прикидывая, сколько ему дать, чтобы поскорее отделаться. Каково же было ее удивление, когда в кабинете обнаружилось еще двое сотрудников того же ведомства, но совершенно незнакомых. «Здесь что-то не чисто», – только и успела подумать Марина, когда один из парней, придавив ее чугунным взглядом, протянул руку и вежливо сказал:
– Вашу сумочку, пожалуйста.
– О, Господи, зачем же так серьезно? – попыталась пошутить Марина и протянула пузатую кожаную сумку.
– Вы нам ничего не хотите сказать? – поинтересовался молодой человек тоном, не допускающим никаких фамильярностей.
– Что вы имеете в виду? – пролепетала Марина, чувствуя предательскую слабость в ногах. – Можно присесть? – Она нащупала рукой стул и, не дожидаясь разрешения, опустилась на сидение.
Тем временем чекисты принялись препарировать содержимое сумки, склонив головы, как хирурги над операционным столом. В Маринином сознании лопнула какая-то пружина, и страх со звоном рассыпался по телу, доставая до самых периферийных точек. Ее мутило. Она была почти без сознания, когда крепкий детина затряс перед ее носом пачкой валюты, торжествующе выкрикивая номера статей Уголовного кодекса.
– Ничего не понимаю… – бормотала Марина, умоляюще глядя на Серегу. – Сереженька, миленький, что происходит?
– Ну, во-первых, не Сереженька, а Сергей Николаевич, – нагло поправил ее Серега, – а во-вторых, сейчас все объясним. На-ка вот, выпей. – Он протянул Марине граненый стакан с коньяком. Марина выпила стакан до дна, как воду, и, сразу почувствовав облегчение, выжидающе уставилась на Серегу.
– Марина Васильевна, – услышала она мягкий, вкрадчивый голос. Серега и тот, который забрал сумку, расступились, и она сумела разглядеть третьего. За столом сидел пожилой мужчина, подчеркнуто заурядной наружности, в безобразном костюме, с серым обрюзгшим лицом. Он уныло постукивал по столу костяшками пальцев, как игрок, которому опротивел бездарный, постоянно проигрывающий партнер. – Вы же понимаете, Марина Васильевна, – прошептал он нехотя, как бы рассуждая сам с собой. – Мы вас сейчас на пять лет оформить можем с конфискацией, а можем…
– Как вас зовут? – прервала его Марина.
– Петр Григорьевич. – В глазах чиновника мелькнуло вялое любопытство.
– Петр Григорьевич, что я должна делать? – спросила Марина и посмотрела ему в глаза твердо, со значением.
Пару мгновений чиновник штудировал обращенный к нему взгляд, прикидывая и соображая, потом он устало поднялся, взял в руки ободранный кожаный портфель и, уже подойдя к двери, проворчал тепло, по-отечески:
– Вот умница, девочка, ребята тебе все растолкуют. До свидания.
Петр Григорьевич вышел, а Марина осталась с двумя парнями, которые, сразу поменяв тон с подчеркнуто-вежливого на хамовато-свойский, разъяснили ей суть дела.
Чекисты давно хотели избавиться от бабаев (так они называли узбеков, владельцев цветочного бизнеса), которые, сильно разбогатев, обнаглели и перестали делиться. Марине, как лицу, посвященному в дела кооператива, предлагалось посодействовать властям.
Понимая безвыходность своего положения, Марина согласилась. Без большого труда она выкрала из сейфа необходимый компромат и, сдав его Сереге, стала ждать. В воскресенье вечером в зале ресторана появился хозяин. Это был узбек огромного роста и сказочной толщины, с лицом, похожим на срез сырого мяса. Пыхтя и раздвигая руками стулья с гостями, он надвигался на Марину, как разъяренный дракон. Понимая, что сейчас произойдет нечто ужасное, Марина попыталась загородиться цветами. Хозяин подлетел к полуживой от страха цветочнице и, вырвав у нее из рук охапку роз, стал хлестать ее колючими стеблями на глазах у всего зала. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы двое военных, которые пришли поужинать, не отбили Марину у озверевшего бизнесмена. Буквально ополоумев от ужаса, Марина бросилась к выходу. Разорванная одежда болталась на ней, напоминая костюм Арлекино, а вслед огненным шаром катился рев узбека с обещаниями самой жестокой расправы.
Всю ночь Марина прорыдала в объятиях Вартана. Он гладил ее по волосам и как-то отчужденно бормотал:
– Ничего, мышонок, ничего, все образумится.
– Ты что, сумасшедший? – яростно всхлипывала Марина. – Какой там образумится! Ты что, не понимаешь? Они же нас убьют! Хорошо еще, если перед смертью на куски не порежут.
– Ничего-ничего, – продолжал Вартан, все больше уходя в себя.
Наутро он отвез Марину в больницу, залечивать последствия избиения, и, сдав на руки врачу, ушел, пообещав вернуться к вечеру.
К вечеру он не появился. Не появился и на следующий день. А когда через неделю Марина вернулась домой, то не обнаружила в квартире ничего, кроме голых стен. Все, даже унитаз и раковину унес с собой хозяйственный армянин, исчезнув бесследно.
Марина просидела весь день на полу в пустой кухне. К вечеру она поднялась и пошла на улицу, без всякой цели и без единой мысли в окаменевшей голове. Улица, как всегда, оживленно гудела. Марина долго толкалась среди человеческих тел и навязчивых огней, брела по каким-то переулкам не разбирая пути. Пошел дождь, по-осеннему злой и холодный. Прохожие, прячась от непогоды под обширными зонтами, с удивлением поглядывали на промокшую насквозь женщину, бредущую по щиколотки в ледяной воде, на секунду обращали к ней недоуменные лица и неслись дальше в свою благополучную жизнь. Марина шла и шла, ничего не замечая. Она лишь помнила резкий свет фар, полыхнувший ей прямо в лицо, и визг тормозов унес ее в приятную пустоту. Правда, она успела подумать, что умирает, и отметить в угасающем сознании, что это хорошо.
