Владимир Гурвич - Погибают всегда лучшие
– Я тоже очень тебя хочу.
Со стиснутыми оковами руками мне было нелегко избавляться от одежды. Ксения поняла это и наклонилась ко мне.
– Я тебе помогу раздеться.
Ее руки проворно освободили меня от рубашки, затем – от брюк. Наконец пал мой последний бастион – трусы и я, как и она, остался голый.
Ксения нежно провела рукой по моему телу. Мне хотелось ее обнять, что есть сил прижать к себе, но я не мог этого сделать.
– Ложись, обнимать буду тебя я.
Я лег на кровать, Ксения склонилась ко мне. Ее легкие и быстрые поцелуи обжигали меня, наполняли мое телом нестерпимым жаром. Губы Ксении коснулись моего напряженного члена, сделав мое желание нестерпимым.
– Я люблю тебя, я хочу тебя.
– Я тоже хочу тебя, милый.
Ксения легка на спину, я склонился над ней, заглянул в ее любящие глаза. Они были наполнены нежностью и страстью. Она сплела свои руки на моей шее и прижала меня к себе.
– Возьми меня, – прошептала она.
Я никогда раньше не предполагал, что вход в женщину – может быть так великолепен, так торжественен, у меня было ощущение, будто я направляюсь к королевскому трону по застеленной дорогим ковром тропе. Это не было обычным соединением мужчины и женщины, это было нечто гораздо больше – проникновением одного существа в сокровенную область другого, слиянием двух душ в единую душу, совместный полет в какую-то далекую и таинственную поднебесную обитель, куда можно попасть только на крыльях любви.
Это была ночь неземной страсти, ночь неутоляемого желания. Мы не могли насытиться друг другом; казалось, волна любви после очередного ее триумфа должна схлынуть, но вдруг налетал ее новый, еще более мощный вал, и мы снова оказывались соединенными узами, тесней которых казалось нет и не может быть на свете.
Самый страшный и неумолимый диктатор человеческого рода – время – потеряло над нами власть, оно исчезло, растворилось в раскаленном тигле нашей страсти. Утомленные после очередного страстного порыва мы лежали на кровати, благодарно лаская друг друга.
– Как странно, мой любимый, что все это настигло нас в последнюю ночь нашей жизни, – вдруг произнесла Ксения. – Сколько нам осталось еще жить?
Казалось, тяжелая дубинка судьбы ударила меня по голове, возвращая в страшную, но реальную действительность. Странно, но до сих пор я никак не мог поверить, что эта последняя моя ночь. Но сейчас после слов Ксении я почувствовал, что мы, в самом деле, стремительно приближаемся к финалу. Я взглянул на часы: до назначенного срока Монахом оставалось один час и десять минут.
– Быстрей, помоги мне одеться, – сказал я.
Ксения вскочила с кровати и стала меня одевать.
– Быстрей, – торопил я ее.
Едва на мне оказались брюки, я бросился к двери и забарабанил в нее что есть силы одновременно кулаками и ногами. Дверь отворилась, и в проеме показалось лицо Григория. Он посмотрел на меня, затем на обнаженную Ксению.
– Нам надо поговорить, – сказал я.
– Говори, – отозвался Григорий, по-прежнему оставаясь на пороге.
– Может, ты все же войдешь. Или ты меня боишься?
– Ничего я не боюсь, – буркнул он.
Григорий вошел в камеру.
– Тебе известно, что нам осталось жить чуть больше часа? – спросил я.
– Известно, – настороженно произнес Григорий.
– А ты понимаешь, что это не только для нас, но и для тебя последняя черта. Если нас убьют, то для тебя дорога назад будет окончательно отрезана. А если поможешь нам спастись, спасешь себя. Ты же помнишь, о чем мы говорили с тобой однажды.
Григорий кивнул головой.
– Решай, каждая секунда на вес золота.
– Что я должен сделать?
Я на мгновение задумался.
– Ты можешь позвонить?
– Могу.
– Тогда немедленно позвони по телефону, запоминай номер. Я продиктовал номер Толи. – Скажи ему, где мы и что нас ожидает. И, во-вторых, ты должен освободить меня от наручников и дать мне оружие. Но прежде скажи, сколько тут человек?
– Много, не меньше пятнадцати.
– Ладно, у тебя есть ключи от наручников?
– Нет, они у Монаха.
– Тогда надо перебить цепь пулей. И мне нужен пистолет и побольше патрон. И быстрей звони Толе.
– Я пойду звонить и достану вам пистолет. А потом подумаем, что делать с наручниками.
– Хорошо, иди.
Дверь снова захлопнулась. Я повернулся к Ксении; она была уже одета.
– Ты веришь ему? А если он приведет Монаха?
– Нам все равно нечего терять. Часом раньше, часом позже… Сейчас посмотрим. – Я взглянул на часы. – Ну что он так медлит, осталось пятьдесят минут. – Знаешь, после того, как все тут случилось, мне так не хочется умирать. Так глупо: найти свое счастье и тут же с ним расстаться. Я так долго его искал, а когда встретил тебя, то был уверен, что ты меня никогда не полюбишь.
– Глупый, – ласково провела она меня по щеке. – Мне казалось, что мои чувства к тебе видны буквально каждому. Борис сразу все понял. Мне пришлось с ним расстаться. После того, как я увидела тебя, я не могла отдаваться другому мужчине. Он сильно переживал, упрашивал меня остаться.
Я удивленно посмотрел на нее, до меня не сразу дошло, что она имела в виду Вознесенского. Боже мой, я даже не предполагал, какую драму из-за меня пережил этот человек. И при этом не дал мне понять это ни единым словом.
За дверью послышались шаги. Я почувствовал, как бешено заколотилось сердце: кто сейчас войдет к нам – Григорий или Монах? Дверь отворилась, и в камеру вбежал Григорий.
– Я позвонил, – сообщил он. – И достал вам пистолет. Только патронов мало, одна обойма. Больше не нашел.
– Избавь меня от наручников. – Я вытянул вперед руки. – Стреляй.
– Могут услышать наверху.
– А что ты предлагаешь, чтобы я дрался с закованными руками, – огрызнулся я. – Давай.
Я поднял руки над головой, Григорий выстрелил, и мои руки, наконец, разомкнулись. Это было ни с чем не сравнимое ощущение – снова вернуть себе дееспособность, возможность сражаться. Конечно, обручи на запястьях по-прежнему стискивали кожу. И все же это была свобода.
– Как ты думаешь, никто не слышал выстрела? – спросил я.
– Должно быть, не слышали, тут толстые стены.
– Ты со мной? – посмотрел я на Григория.
Он отвел глаза. Я понял его немой ответ.
– Отвечаешь за Ксению. Твое спасение в ней. Уразумел?
– Да, я сделаю все, что смогу.
– Постарайся сделать больше, это в твоих интересах, – посоветовал я ему. Затем повернулся к Ксении. – Ксения, не уходи никуда, тут пока самое безопасное место. Ты обещаешь?
– Да. Прошу, береги себя.
Я кивнул головой. При этом я подумал, что еще ни разу не оказывался в такой безнадежной ситуации. Один против пятнадцати, такое соотношение способно смутить кого угодно.
На несколько секунд мои губы сомкнулись с губами Ксении, затем я оторвался от них.
– До скорого свидания, – проговорил я отнюдь не будучи уверенным, что оно вообще состоится.
Я вышел из камеры, прошел по темному туннелю до люка, поднялся по лестнице. Моя голова упиралась в металлический щит, я прислушивался к тому, что происходит в доме. Но то ли там царила мертвая тишина, то ли толстый лист железа надежно гасил все звуки. Я приподнял его и вылез из подвала.
Я оказался в коридоре. И в этот момент дверь расположенной рядом комнаты отворилась, и из него вышел парень. Увидев недавнего узника, он оторопело вылупил на меня глаза. Это промедление стоило ему дорого, я изо всех обрушил на его патлатый череп рукоятку пистолета. Я ударил его два раза, он упал, но прежде чем потерять сознание успел огласить своим мощным криком весь дом. Я понял, что допустил промах и теперь все быстро поймут, что пленник вырвался на свободу.
Я нырнул в открытую дверь и закрыл ее на засов. В комнате на мое счастье больше никого не было. Зато я услышал бег сразу многих пар ног.
В дверь забарабанили.
– Открывай, хуже будет! – узнал я голос Монаха.
Особняк Григора строили на совесть, так как несмотря на то, что дверь пытались вышибить сразу несколько сильных и разъяренных мужчин, она стойко выдерживала их яростный напор. Но долго ли ей удастся столь же успешно противостоять их натиску я не ведал. Да и что мне делать дальше?
Я попытался укрепить свои оборонительные редуты, придвинув к двери шкаф, но мне не удалось это сделать, так как с той стороны начали стрелять. Пули застревали в толстом слое дерева, но опасность становилась все сильней; кто знает, что они придумают еще, а вдруг подорвут дверь гранатой?
Нападавшие, перегруппировавшись, решили еще раз попробовать сокрушить мою защитницу-дверь и обрушили на нее град мощных ударов. Она затрещала, и я понял, что у меня остается всего несколько секунд для спасения. Я вскочил на подоконник, и даже не посмотрев, что ждет меня внизу, прыгнул.
Высота была небольшой, и я удачно приземлился на ноги. Рядом росло несколько деревьев, я спрятался за одним из них. По звукам я определил, что дверь наконец сдалась. Несколько голов высунулись из окна.
