Шамиль Идиатуллин - Rucciя
– Не, Ромыч, это мой тост. Ты потом скажешь, а пока пей. Короче, ты мой друг, лучший в жизни. Я за тебя, наверное, как за девок своих, жизнь отдам – хотя за такого гнусного типа издевательского очень не хочется, честно говоря. Вот, смотри, я за тебя эту дрянь французскую до дна махну. Цени.
Борисов улыбнулся и глотнул шампанского, которое совсем не любил и, по правде говоря, совершенно не отличал Dom Perignon от какого-нибудь горьковского полусухого (что тщательно скрывал как деталь, вываливающуюся из имиджа принципиального либерала и записного буржуа). Тем не менее, глоток он сделал – и потому мог хоть на Страшном суде клясться, что дело было не в шампанском.
Магдиев, как и обещал, вылил в себя все содержимое бокала и с гордой улыбкой мальчика, на спор хватившего три ложки рыбьего жира, аккуратно поставил бокал на стол. Он, видимо, хотел сказать что-то в развитие тоста, но подоспели более неотложные дела. Забыв или не успев убрать с лица костенеющую улыбку, Магдиев осторожно поднял руку к горлу и пощупал толстый узел галстука, потом спустил руку ниже и неуверенно пробежал вялыми пальцами по левой, потом правой стороне груди. Грудь заметно дернулась раз и другой. Лицо Магдиева стремительно побагровело – до синевы. Он попытался вдохнуть, но не смог: лишь что-то громко екнуло ниже горла.
– Танчик, – неуверенно сказал Борисов, роняя бокал.
Магдиев, словно пес, услышавший команду, немедленно повалился на стол – столбом, сворачивая застывшим ногами кресло. Головой он угодил в тарелку с колбасой и принялся уминать головой ломтики салями, бывшие одного цвета с его лицом.
– Танчик, твою мать! – закричал Борисов и потащил друга со стола. Весу – почти уже неживого – в Магдиеве было полтора центнера как минимум. Через несколько секунд исполняющий обязанности президента Российской Федерации догадался просто перевернуть президента Республики Татарстан на спину и попытаться сделать ему искусственное дыхание, еще через несколько секунд обнаружил, что не может ни разомкнуть будто спаянные челюсти Магдиева, ни шелохнуть его коротко вздрагивающую – каждый раз со все большим интервалом – грудную клетку. Борисов выругался, дико озираясь, и бросился в приемную.
Всполошенные его жутким криком охранники, а потом и медики кремлевского здравпункта в течение считанных минут превратили комнату отдыха в полевой, а потом и вполне продвинутый госпиталь. Но набежавшие светила и натащенные мобильные медцентры смогли лишь диагностировать летальный исход. Танбулат Магдиев, последние пять лет не болевший ничем серьезнее ОРЗ, умер от нетипичной асфиксии, вызванной неизвестными обстоятельствами.
6
Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов – СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!
Аркадий Стругацкий, Борис СтругацкийПодмосковье.
12 сентября
– Это называется аль-кязый, судья по-арабски. Разработка ГРУ начала 70-х. Тогда войны всякие шли, шестидневная, Судного дня и так далее. И арабы успешно одну за другой евреям просирали. Вот Насер и намекнул нашим советникам, что не худо было бы сочинить какое-нибудь средство в тему как раз Судного дня. Чтобы, значит, отделяло агнцев от чертил. И идею подсказал. Чем отличаются арабы от евреев? В принципе, ничем. И те, и другие семиты, генотип близняшный, традиции похожи, обрезание там всякое. Различие, по большому счету, одно. Арабы не пьют, а евреи пьют. Ну, конечно, с оговорками – знал я правоверных из самого ваххабитского гнездовья, которые колдырили так, что наши пареньки отжимались и отползали на локтях. И иудеи, по большому счету, это дело, – Василий Ефимович щелкнул пальцем обвисшую кожаную складку под нижней челюстью, – не приветствуют. Но en masse, так сказать, принцип играет: арабы не пьют, евреи наоборот. Вот, значит, и надо замутить такую штуку, которая на алкоголь в крови реагирует. Причем ведь в бою пьяных мало – значит, надо, чтобы активное вещество было устойчивым, не выводилось из организма сутками, неделями и месяцами, притом было малозаметным для анализов. В идеале схема была такая: арабы пускают дымовую завесу, и обе стороны дружно дышат воздушно-капельной смесью с добавкой боевой отравы. Или там диверсант подсыпает кязыя этого в колодец, арык, цистерну с питьевой водой. И после этого остается ждать, пока еврей, отвоевавшись совсем или временно, хряпнет гнусного своего пойла – ой, меня ребята из Шин Бет угощали, – Обращиков передернулся, увидел, что Борисов и Придорогин шутку поддержать не готовы, смущенно улыбнулся и продолжил: – Да. Так вот, хряпнет, значит, и тут же мгновенная смерть от паралича сердца или там разрыва тонкостенных сосудов – это уже лирические детали.
Советники идею оценили, доложили руководству, руководство спустило это дело теоретикам в ОбщехимВНИИ, те сформулировали техническое задание с рамочными параметрами и отдали его в головной институт органической химии. В Казань, значит. Вот и вся история, в общем.
– И что, – тяжело спросил Борисов, – тридцать лет они там химичили, что ли?
– Роман Юрьевич, ну кто бы им позволил тридцать лет-то? – ласково спросил Обращиков. – В год уложились, представили два образца. Один назвали гурией, он вызывал парадоксальную сонливость и медленное снижение жизнедеятельности организма – за час, что ли, до комы и клинической, а потом и нормальной смерти. Второй, кязый который, значит, действовал мгновенно. Алкоголь попадал в кровь, играл роль катализатора, который превращал глюкозу в какую-то сложную дрянь. Она, значит, блокировала кислород и начисто перекрывала ему доступ к головному мозгу. Сразу начиналось кислородное удушье, а через пять минут – смерть.
– И что, никаких противоядий? – спросил Придорогин.
– Ну, так-то не бывает. Первый образец вообще остроумно сделали – там для него противоядием служил нормальный армейский антидот от психотомиметиков с добавкой какой-то спецдряни. Если вовремя ввести, человек просыпался через пару часов с жутким похмельем. А ко второму аж два варианта придумали. Во-первых, профилактический – гадостные такие таблетки. Если их начать принимать, как только подцепил этого кязыя, в течение нескольких суток вещество выводилось из организма. Второй вариант – антидот. Только там риск опоздания резко увеличивался. Сами понимаете, ввести антидот надо было в течение двух-трех минут после того, как человек глотнет водочки или пивка, и кязый этот сработает. Опоздал – полный привет, начинается отмирание клеток головного мозга и прочая необратимость. А поди не опоздай и сообрази, что к чему, когда человек рюмку махнет и корчиться начинает.
– Да, – сказал Борисов, уставившись на свои сцепленные ладони. Собеседники предпочли отмолчаться, только Придорогин, вздохнув, встал и отошел к окну. За окном расправляла прозрачные крылья ранняя осень: весь Ново-Огаревский поселок был как мозаика из кукурузных хлопьев: солнечный и желтый.
– И какова минимальная боевая доза? – спросил Борисов после паузы.
– Мышкин глаз, – сказал Обращиков и показал на краешке ногтя. – Миллимиллиграмм. Полвдоха или кубик на миллион литров воды. Или там крови.
– И что, получается, мы никогда не узнаем, кто Магдиева вальнул? – с тихой яростью, но не отрывая глаз от ладоней, спросил Борисов. – С арабами перетер, пернул у него в кабинете, или в чай брызнул на каком-нибудь банкете пятнадцать лет назад, и теперь хрен отыщешь?
– Да нет, Роман Юрьевич, – мягко сказал Обращиков. – Не так все запущено. Не вечно же этот кязый мог по организму гонять. У него период естественного распада и вывода все-таки был. Полгода. Так что можно этот вопрос пробить.
И потом, арабы тут ни при чем. Ни фига они не получили ни кязыя, ни гурию. Андропов как узнал, что вояки этой штукой разжились, пошел к Брежневу и устроил тихий, в своей манере, скандал. Мы, говорит, совсем рехнулись, что ли? Даже если оставить в стороне вопрос истерики, которую поднимет мировой империализм после первого применения нового ОВ. А истерика будет беспредельная – ни одна же зараза не поверит, что арабы сами смогли такую штуку склепать. Тем более, что с Насера станется в центральный водопровод Тель-Авива кязыя булькнуть.
Так вот, сказал Юрий Владимирыч, мы что, всерьез считаем, что самый пьющий народ на земле – евреи? И что эта штука будет всегда направлена только против мирового сионизма? И понимая это, мы своими руками отдаем в чужие руки смертельное оружие, которое истребит родимые пятна царизма вместе со здоровым рабоче-крестьянским телом?
Брежнев, говорят, пошутил по поводу того, что сам-то Андропов жив останется – у него уже совсем худо с почками было, он на минералочке сидел. Но струхнул Ильич здорово – потому что тогда еще не дурак был, по всем вопросам, в том числе выпить. Ну и запретил это дело. Остались опытные образцы, осталась засекреченная технология. ОбщехимВНИИ, правда, прикрыли, но казанский институт тоже остался. Так что найти человека – почти как два пальца.
