Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том первый
Соседка метнулась на кухню, и скоро перед Любомиром появилось полное блюдо пышных булочек, чашка темного сладкого горячего чая, конфетница с шоколадными конфетами, блюдо со сладкими финиками… На финиках Любомир задержался подольше, ему никогда не удавалось попробовать эти диковинные сладости.
Соседка сделала приглашающий жест и напряженно улыбаясь, села на диван. Любомира не надо было упрашивать, он быстро расправился с булочками, поел фиников, запил чаем, заел конфетами и наконец, насытившись, обратил внимание на соседку.
Соблюдая приличия, понимая, что перед ней, все-таки, мальчик, а не мужчина, она неуверенно пролепетала что-то о необходимости мужской помощи по дому. Любомир беспомощно заморгал, пытаясь вспомнить что-нибудь из школьной программы по труду. И замотал отрицательно головой, признавая, таким образом, полное бессилие. Конечно, гвоздь он сумел бы еще забить, но починить водопроводный кран или электрическую розетку, вряд ли, отец его никогда ничему не учил, едва ли вообще вспоминая, что у него есть сын, а чему учит школа? Ничему! Только время отнимает, да силы и чего греха таить многих делает неврастениками и законченными параноиками.
Между тем. Соседка принесла из другой комнаты патефон, поставила пластинку, села рядом и уставилась на Любомира большими влюбленными глазами. Прекрасная мелодия наполнила звучанием квартиру соседки. Любомир любил хорошую музыку. Он откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза, музыка текла сквозь него, согревая его сердце уютным теплом. Он погрузился в транс, чувствуя мелодию во всем теле. Музыка была настолько прекрасной, что душой он стал отделяться от тела в попытке оставить жизнь, и взлететь над самим собой, улететь в другие сферы, в другие миры, где его жизнь наверняка, он верил в это, стала бы более яркой и наполненной, нежели эта, никуда не ведущая и бессмысленная.
Соседка подобралась поближе, наклонилась, и больше не контролируя себя, прижалась теплыми мягкими губами к его губам.
Любомир открыл глаза и изумленно взглянул на нее. Ее глаза, сияющие преданной любовью, оказались совсем рядом. Он поглядел на ее аккуратный прямой носик и красивые губки. И снова в глаза. Она не выдержала его пристального взгляда, наклонила голову, скрывая свои чувства под тенью длинных черных ресниц.
В душе у него царило смятение и страх, одновременно. Он не мог придти в себя, он никак не ожидал этого… А она, едва-едва касаясь его рук тонкими пальчиками, заговорила быстро, как видно, заранее обдуманную речь. Он слушал, приоткрыв в удивлении рот, не в силах поверить, что именно ему выпал жребий слушать такое. Он верил и не верил…
Любомир обладал яркой внешностью. У него были белые кудрявые волосы, темные печальные глаза и полные губы. Он еще не брился, хотя светлые усы уже пробивались у него над верхней губой.
Бабушка-соседка, на руках которой вырос Любомир, приучила его к дальним прогулкам в поля да леса. И оставшись на свете без неё, он нередко уходил за три километра от дома в лес, раскинувшийся возле окраины города, возле его дома.
Он взбирался на самую вершину самой высокой сосны и стоя на гибкой тоненькой веточке, оглядывал окрестности. Чёрные поля, усеянные сосредоточенными фигурками грачей, опушки леса покрывшиеся лёгким пушком зелёной травы и жёлтыми головками мать-и-мачехи, кустарники, окутанные легкой дымкой молодой листвы, далёкую речку с голубой водой – всё волновалось и расцветало в лучах весеннего солнца. И сосна щедро струила к небу душистый, весь пропитанный запахом хвои и смолы, аромат, такой, что впитывался даже в душу, проникая сквозь кожу, наполняя кровеносные сосуды, заставляя глубже дышать и либо погрузиться в дрёму, либо, напротив, загореться деятельностью.
Любомир жил природой и воспоминаниями об уюте и чистоте мира бабушки-соседки.
И потому он повёл нерешительно взглядом по шикарной комнате молодой женщины. Сглотнул, понимая, что она от него хочет и, помедлив, согласился.
Родителям опохмеляющимся, с утра, за стаканами портвейна Любомир ничего не сказал, они едва бы заметили его отсутствие в своей жизни. Он собрал, торопясь передумать, свое немногочисленное имущество и переехал в квартиру на первом этаже.
И сидя, в тот же день, на кухне за большим круглым столом, накрытым белоснежной праздничной скатертью особо не задумывался над своим положением, а чувствовал себя, как дома. И глядел, с удовольствием на кружевные салфеточки, на фарфоровые тарелочки с позолоченными краями. В ярком свете весеннего солнца в прозрачных бокалах блестело драгоценным гранатом, красное вино.
А молодая соседка, так и вилась вокруг Любомира, заглядывая с преданной любовью ему в лицо. В ее руках тарелки, вилки, кастрюли будто плясали сами по себе. Швабра с половой тряпкой быстро намывала пол, белье переворачивалось в тазу для стирки, ополаскивалось и подвешивалось за скрепки на бельевой веревке. И Любомиру даже казалось, что она не замечает тяжких для многих женщин обязанностей и хлопот по дому.
Они уже обсудили, что он закончит восемь классов школы и поступит в строительное училище, получит диплом, а потом наступит время ему заботиться о ней, о молодой женщине полюбившей его. Сплетни и слухи, разница в возрасте их обоих нисколько не пугала. В короткий срок они подумали даже о свадьбе, и Любомир с удивлением обнаружил, что жить в этом мире не так уж плохо. Новое ощущение всецело захватило его, грозя поглотить совсем, но он был не против, а предался совершенно новому для себя качеству – страстного любовника…
Родители Любомира о его переселении к молодой соседке узнали только через месяц и нисколько не озаботились этим, им было, грубо говоря, абсолютно наплевать, как живет их сын и, если бы он, скажем, оказался в могиле, на кладбище, они и тогда бы не задумались над его судьбой, никогда бы не навестили, а так бы и жили посреди своего однообразного мира пьянок, драк, тюрьмы, передачек, не желая ничего другого…
Стакан
Алкоголик в третьем поколении по прозванию Стакан, вечно небритый, худой и очень высокий человек с полуспущенными брюками, поднял посреди собутыльников стакан, наполненный до краев водкой:
– Ну, с днем граненого стакана Нас и вас тоже! – обратился он к ничего не подозревающим прохожим на улице.
И одним духом, привычно проглотил горячительную жидкость, разве что поморщился потом.
Собственно, свое прозвище он получил именно за этот тост, вечный, как и его полуспущенные штаны без ремня. Еще так его прозвали за граненые стаканы, в большом количестве скопленные в его квартире. Отец и дед его, хронические алкоголики, накрали эти самые стаканы из общественной столовой, где работали кухонными рабочими давно, в советские времена.
Теперь стаканы занимали все место в посудном шкафу, сияли в свете люстры гранеными боками, громоздясь в серванте, располагались в качестве белья в шифоньере, на полке, даже стояли, всунутые один в другой, целой пирамидой, в прикроватной тумбочке.
Сколько себя помнил, Стакан всю жизнь жил посреди граненых стаканов. В семье не покупалось чашек с блюдцами или рюмок. Чай пили из стаканов, водку пили из стаканов, пиво пили из стаканов, воду и молоко пили из стаканов.
Стакан не мог пополнить коллекцию собранную его находчивыми предками, он не работал в общественной столовой, но волею судьбы ему повезло устроиться в громадный магазин, торговый центр, который был похож на разросшийся и вширь, и вдаль сельский магазин, где есть все и вся, от колбасы до резиновых сапог. Про себя Стакан немедленно окрестил новый магазин «Горсельпо». Устроился он грузчиком, получил новую униформу, синюю, красивую, в ней он с удовольствием щеголял изредка по центральным улицам города. Гуляя, Стакан демонстрировал прохожим униформу, как лучшую свою одежду. Зарплату пообещали приличную, но пока взяли на испытательный срок, это значило, что отработав месяца два-три, он мог оказаться снова на улице с четвертью от обещанного заработка, остальное поделили бы между собой начальники «Горсельпо». А потом наняли бы нового придурка, на котором опять-таки заработали бы себе в карман, обдурив новенького выдуманным испытательным сроком. Хорошо, если заплатят, а то некоторые крупные магазины и рестораны быстрого питания вообще не платят ни копейки, ссылаясь на то, что работник – вор или пьянь, хотя в большинстве своем это далеко не так. Рассказывают про некоторых бедолаг, что они еще должны оказываются своим хозяевам за придуманные провинности…
Сознавая свою «значимость» для начальства «Горсельпо» Стакан решил не тратить время зря.
В какой-то месяц он похитил грандиозное количество фарфоровых тарелок. На плите бойко засвистал красный эмалированный чайник со свистком. Появились тефлоновые сковородки, на которых пища не пригорала, сколько Стакан не пытался ее спалить.
