Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том первый
– Василиск! – и смотрел с вызовом.
О блондинке он более не вспоминал, будто ее и не было никогда, и только морщился, как от зубной боли, наблюдая блондинистых девиц на пляже Таиланда, где он часто теперь загорал в обществе своей новой жены, но не последней, наверное…
Простяк
Григорий Простаков всегда удивлял своих современников. Семи лет он принялся изучать геометрию. Десяти взялся за алгебру и физику. Двенадцати увлекся химией. И, окончил среднюю школу в четырнадцать лет с золотой медалью.
Через шесть лет усиленной учебы в высшем учебном заведении он стал преподавателем в техническом вузе. И преподавал точные науки с большим успехом. Однако, студенты прозвали его Простяком и было почему.
Простяк, несмотря на свой юный возраст, выглядел как-то не так, одним словом, по-чудаковски он выглядел. Усиленные занятия отразились, как видно, на его волосах, он рано облысел и огромный чистый лоб, таким образом, получил продолжение в виде блестящей отполированной ветрами и дождями, лысине. Шапку Простяк носил только зимой.
Неуклюжий, коротконогий, с длинными руками ниже колен, маленького роста, весь заросший с ног до груди черной мохнатой курчавой шерстью, Простяк, тем не менее, обращал на себя внимание женщин.
И глядя на его корявую фигуру, они искренне сожалели, что у него не фигура Аполлона. При такой-то фигуре быть обладателем эффектной внешности писаного красавца, какая ирония!
Сам же Простяк нисколько не сожалел о своей несуразной внешности, ему было, откровенно говоря, наплевать, как он выглядит. Он был чудаком в полном смысле этого слова.
– Простяк ты! – замечали ему друзья и коллеги по университету.
И он кивал, вполне согласный с их мнением. А между тем, таскал какую-то одежду, такую странную, что даже продвинутая молодежь, одевающаяся совершенно по моде, то есть, безвкусно и аляповато, оглядывалась на него, озадаченно почесываясь.
Он мог бездумно надеть синие спортивные штаны, желтую майку и рыжую кепку. А в другой раз приходил на лекции в майке с черепом и драных джинсах с модно нарезанными лохмотьями.
Им гордились студенты и называли его нашим демократом, но это не соответствовало действительности.
Часто Простяк глотал лекарства, прописанные ему врачом от забывчивости и рассеянности, но оставался чудаком и простаком.
Непьющий, скромный, модно лысый Григорий Простаков привлекал все больше не красивых и полных девиц. Они ему сочувствовали. Он привлекал их в таком количестве, что порою вынужден был спасаться от них бегством.
Бывало, он мчался, улепетывая со всех ног, а толпы толстых поклонниц, влюбленных в талантливого препода, по пятам преследовали его. Одетые, совершенно по моде, они на огромных каблучищах, так что в спокойном состоянии походили на кузнечиков, тут надо объяснить, требуется, так сказать, небольшое отступление.
Мода привнесла некие изменения в обувь молодого поколения. Каблуки, вдруг, выросли до пятнадцати, местами даже двадцати сантиметров и, чтобы удержаться на этакой высотище, девицы вынуждены были выгибать колени неестественно назад, таким образом, напоминая ноги кузнечиков.
Так вот, на огромных каблучищах поклонницы преследовали Простяка, каблуки оглушительно хлопали об асфальт, дробя и круша последний, не хуже тяжеленных бомбовозов, так что случайным прохожим трудно было поверить, что это не стадо бизонов выбежало, на прогулку по городу. Их животы абсолютно по моде были открыты, пупки проколоты и украшены сережками, напоминая слабым воспоминанием о папуасах и ничего, что у некоторых девиц толстые животы с жиром свешивались безобразными складками, свисая над поясами брюк и юбок. Наверное, этих модниц не остановило бы обладание даже сверхбезобразными телами. И тут бы они оголялись сверх меры, так что прохожие в испуге от такого зрелища прикрывали бы глаза.
Бывало, Простяка подстерегали толстые поклонницы в коридорах университета. Они просачивались за первые парты его аудитории и садились перед ним, в коротких юбках с толстыми ляжками, нарочито раздвигая перед ним свои слонообразные ноги и демонстрируя ему треугольники прозрачных кружевных трусов. Преувеличенно озабоченные они не сводили алчущих взоров с Простяка, но он ничего не замечал, увлеченный своими науками.
Усилия девиц сводились, таким образом, к нулю. Но, однажды…
Григория пригласили на свадьбу. Женился коллега, преподаватель физики. Простяк с ним дружил и частенько спорил по поводу правдивости той или иной теории относительности. Они вместе копались в интернете и вообще походили на парочку чокнутых профессоров. Физик был столь же экзотичен и импульсивен, он во многом походил на Простяка, единственное, что их отличало – это способность физика влюбляться и любить, у него как-то для этого находились эмоции и силы. Отказаться от приглашения было нельзя.
Григорий опоздал, долго одевался, прихорашивался. Черный костюм, еще со студенческих времен отглаженный и приведенный в порядок мамой еле влез на широкие плечи Простяка, все-таки он был уже не мальчиком, но и мужем пока еще не стал.
Он первый раз выходил в свет, раньше он не бывал ни на одной вечеринке, предпочитая общество книг и учебников, пьяным сокурсникам.
Пить он не умел и за годы своей жизни выпил разве что половину бокала шампанского, да и то в честь родителей, как-то отмечавших круглую дату их совместной жизни, Простяк не запомнил, какую именно.
Ему налили штрафную. Он хватил полный стакан с водкой, как есть. Задохнулся, вытаращил глаза и сам сцапал со стола чей-то стакан с водой. Выпил, оказалось, водку. Все-таки ему дали запить, но было уже поздно. Он сразу опьянел, голова у него закружилась. Он и не заметил, как зашатался, вышел из квартиры, где молодые под увлеченные крики гостей, целовались, никем не удержанный побрел куда-то, как-то так оказался на улице, пошел, широко расставив руки для равновесия, ошалевший и дико пьяный и тут же свалился под ближайший кустик. Его обворовали, нашлись доброхоты, сняли с руки часы, вытащили сотовый телефон, выгребли из карманов все копейки, да и костюм тоже сняли, не побрезговали и ботинками.
Простяк очнулся и, протрезвев от наступившего холода ночной поры, понял, что ограблен. В эту минуту жизни он горячо пожалел, что выпил штрафную, и в то же время как было не выпить, ведь обиделись бы молодожены!..
Поеживаясь от холода, Простяк решился на пеший поход к дому. Благо было пробираться не так далеко, всего четыре квартала.
По дороге, а он пробирался преимущественно по кустам да за деревьями, он наткнулся на канаву.
Свежая канава, вырытая для каких-то целей строителями, наполовину наполненная водой была отнюдь не одинокой.
Трое пьяных возились на ее дне. Из их бессвязных речей Простяку стало понятно, что пьяницы решили на спор перепрыгнуть через канаву, достаточно широкую даже для заядлого прыгуна, чего уж говорить о пьяных.
Однако, пренебрегая всеми доводами разума и силой тяготения в том числе, они прыгнули один за другим и свалились в жидкую грязь канавы, доходившую им до пояса. Выбраться у них не хватало сил, и они сосредоточенно боролись, изредка угрюмо обвиняя один другого в отсутствии разума и прочих чудесах. Пьяницы цеплялись грязными руками за глинистые стенки канавы, скользили и падали. Пока Простяк пораженный глупой выходкой пьяных, позволившую им оказаться в такой тяжелой ситуации, не протянул им длинную крепкую ветку, которую принужден был сломать у находившегося тут же и бесстрастно взиравшего на происходящее, большого дуба. Но и тогда пьяницы еще долго взбирались и уже оказавшись на твердой земле уселись, изможденные нелегкой борьбой, грязные и сырые, а успокоившись немного, благодарили со слезами на глазах Простяка оказавшего им неоценимую помощь, ведь так бы они, пожалуй, потонули бы в канаве или замерзли, до утра не дожили бы, это факт.
Заметив его бедственное положение, а он стоял перед ними в одних трусах да майке, они посовещавшись, решили его отблагодарить и сколько он не отнекивался, решительно потащили к ближайшему дому. Как оказалось, там, в более-менее уютной квартирке проживал один из троих пьянчуг.
Простяк вошел в единственную комнату квартиры и рот разинул. В простой, без каких-либо отклонений, комнате в качестве украшения, в самом центре стены, висел портрет президента страны. Вокруг портрета вился по стене кудрявым цветом искусственный вьюн.
Один из пьяниц привычно расшаркался перед портретом. Второму, распоясавшемуся было, огорченному сырой одеждой, тут же указали на портрет, мол, не сквернословь перед персоной нон грата. Впрочем, политическая позиция этого второго сразу стала яснее ясного, как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Когда все помылись и переоделись в подходящие шмотки из того, что имелось в шкафах, Простяку тоже дали кое-какую одежонку, он все-таки осторожно поинтересовался у хозяина дома, зачем это и указал на портрет президента страны.
